Как жили башкиры. Счастливое детство в Абуляисово. Часть восемнадцатая

Вечером, когда горячий катык уже остыл, всю массу выливают в белый холщовый мешок для фильтрации. Оттуда начинает просачиваться жидкость. Когда она становится почти незаметной, мешок с содержимым выносят на улицу и вешают на рогатый столб, куда обычно помещают на ночь подойник.

На следующий день, когда из мешка перестает капать жидкость, мать заносит его в летний домик-утъяккыс и вываливает содержимое мешка в большой алюминиевый тазик, добавляет туда примерно горсть соли, немного сухой, толченной в деревянной ступе черемухи, и начинает разминать корот обеими руками.

Время от времени она пробует его на вкус и, видимо, веря, что всех ингредиентов достаточно, берется делать ставшие от черемухи сиреневыми кругляши, не забывая при этом и про младшую дочку, ожидающую лакомства: на маленькое блюдце кладет для нее приличный кусок сиреневого цвета корота и вручает ей. Зажмурив глаза от удовольствия, Банат поглощает одновременно и терпкое, и почти сладкое лакомство. Мать также ставит на стол в большой неглубокой тарелке один кругляш корота для домашних. Когда все кругляши выстроены на фанерной разделочной доске, мать выносит их на улицу под навес, чтобы корот побыстрей обсох и затвердел на сквозняке. Обсохший корот она потом положит в картонный ящик или в холщовый мешок на хранение, чтобы зимой доставать их для супа и даже для лечения от всяких внутренних болезней. Говорят, что корот заменяет какие-то аминокислоты в желудке человека (это Файза-апай говорила так Банат). Что такое эта кислота какая-то, Банат, конечно, не знает, но супы, заправленные коротом, очень знатные, это она давно поняла уже на своем опыте.

А дождь на улице все не прекращается, льет и льет, мелкий, надоедливый. Пользуясь нечаянно выдавшимся выходным, мать также решает приготовить красный творог из свежего катыка и обрата (сепарированного молока). Подозвав к себе дочерей, распределяет обязанности между ними и велит учиться изготовлению красного творога, потому что его делают очень редко, а умение готовить пригодится каждой дочери в будущем для своей семьи, когда замуж выйдут. Вначале она в неглубоком, но с широким дном котле кипятит ведро молока, потом туда наливает свежий катык. Добавляя ивовых дров в очаг, усиливает огонь под котлом. Катык вскипает и начинает кудрявиться над обратом, превращаясь в творог белый. Мать быстренько собирает в решето получившийся творог, из котла вычерпывает всю жидкость в специальное ведро с помоями для животных. В чистый котел кладет куски кругляша сливочного масла, когда оно тает, туда опрокидывает белый творог из решета.

Когда вся масса начинает закипать, убавляет огонь в очаге и долго помешивает половником с длинной ручкой творог в котле. Долго, очень долго готовится красный творог. Вначале вся масса приобретает в казане желтый цвет, потом оранжевый. Тогда мать добавляет в творог еще немного сливочного масла и, сильно усилив огонь в очаге, кипятит содержимое котла. Убедившись, что красный творог готов, она полностью убирает жар в очаге, дуршлагом достает из котла творог в плоскую деревянную миску. Когда творог остывает, мать разминает творог руками, потом после формовки выносит его под навес рядом с коротом на обсушку на сквозняке. На следующее утро вся семья лакомится коротом, красным творогом и сливочным маслом с вишней, постоянно благодаря маму за лакомства.

Как будто ожидавший окончания таких незатейливых, но хлопотных домашних дел, к обеду и дождь перестает, ярко сияет солнце, заставляя высохнуть лужи на дворе. И отец, ходивший на Балтугай, говорит, что завтра же надо идти переворачивать скошенное сено, чтобы оно не заплесневело и скорей просохло.

Утром вся ватага домашняя, взяв с собой вилы, отправляется на работу. Все занимаются переворачиванием сена, только отец все продолжает косить влажную от росы траву, время от времени оселком правя лезвие косы, чтобы коса хорошо срезала траву до самой земли всю. Когда солнце доходит до зенита, наконец, работники останавливаются на обед и под тенью развесистой березы кто разводит костер, из собранного здесь же хвороста, кто ставит таганок, кто на него вешает маленький казан с водой, кладя туда несколько горстей пшена.

Вот и каша готова, все садятся вокруг чистой скатерти и тихо начинают есть, а в это время в котелке закипает чай, туда бросают несколько листочков смородины: распространяется их запах, дразня обедающих. А чай горячий, поэтому все дуют на него и с нетерпением ждут, когда же он немного остынет, и можно будет утолить жажду наконец. Потом где-то час-другой отдыха, лежа на свежем сене. Дальше опять знакомая всем работа до вечера.

Обмазывание стен коровников глиной

А на следующее утро взрослым предстоит опять выйти на колхозные работы: попробуй, не выйди, тут как тут бригадир Камиль-агай, он стучит в ворота своим костылем, сзывая всех на работу, угрожая непослушным, что не даст сенокосных угодий и лошадей для перевозки сена с полей в сараи.

Деревенский люд, конечно, понимает, что трудится бесплатно, за «палочки-трудодни», которые ставит бригадир за день выхода на работу. Обидно работать на колхоз бесплатно, когда домашних дел по горло, но в то же время и понимает деревенский люд своего бригадира, потому что колхозу надо выполнить спущенный сверху план. Кто его выполнит, если не они, колхозники, поэтому хочешь не хочешь, надо выйти, раз бригадир велит.

Вот поэтому женщины, закончив работу по подготовке амбаров к закладке семян, выходят мазать глиной облупленные и зияющие дырой стены сараев для лошадей и коров, телят. Оттого, что колхозные сараи находятся далековато от деревни, отец Банат иногда запрягает лошадь и на длинной телеге возит женщин и детей на ферму. Когда отец занят другими, более важными делами, мать Банат и соседки на работу идут пешком. Они утром возят воду из речки Ергаиш для изготовления глины в больших бочках. Потом готовят кизяк, солому, а иногда и свежий навоз коров и лошадей. Привозят сухую глину из ямы, вырытой на крутом берегу речки, складывают ее в большую кучу, делая для воды круглое углубление в серединке кучи. Потом наливают туда воду из бочек и начинают месить босыми ногами, время от времени добавляя воду из ведер, всю эту кучу. Месят долго, пока вся солома, кизяк и навоз свежий полностью не смешаются и не образуют однородную массу.

Иногда бригадир для этих целей выделяет лошадь и подростка какого-нибудь, чтобы тот управлял лошадью. Этот мальчик верхом на лошади смело заводит послушное животное в кучу будущей глины и водит лошадь кругами по всей этой жиже. А женщины, стоя вокруг этой кучи, время от времени закидывают лопатами выбившуюся из круга массу в середину кучи, чтобы все ингредиенты побыстрей смешались, образуя нужный для работы глиняный раствор.

Когда глина достигает нужной кондиции, женщины начинают таскать ее большими ведрами в сарай, обеспечивая себе фронт работы, кладут глину рядом со стеной. И начинается обмазывание стен.

Тишина в сарае время от времени нарушается шлепаньем женщинами глины в огромные трещины, образованные рогами бодливых коров во время зимовки или громким смехом молоденьких невесток, вышедших на такую работу первый раз. Но скоро стихает этот смех молодок, только слышен гул несметных полчищ черных надоедливых мух, или с улицы изредка доносится плач какого-нибудь ребенка, приведенного мамами с собой на работу и наступившего на колючку, которых полно в загоне для животных. В этих же загонах дети обычно играют самостоятельно в салочки или кувыркаются на кучах прошлогодней соломы, оставшейся несъеденной животными. На плач детей особо не обращают внимания матери, потому что поскорей надо закончить эту грязную работу, ведь каждую дома ждут сенокос, прополка и окучивание картошки. Они обычно говорят: «На каждый чих не наздороваешься. Ничего, заплатка у каждого ребенка рядом, в его теле, до свадьбы заживет все». Ушедшие в свои тяжелые думы женщины молча мажут стены глиной, добавляя иногда в нее тут же валявшиеся лепешки коровьи.

Некоторых молодых женщин время от времени полощет-рвет от неприятного запаха. Более зрелые женщины с пониманием смотрят на них, качают головами и, то ли огорчаясь этим, то ли радуясь этому, шепотом только говорят между собой: «Начала горох растить молодка, значит, на следующее не выйдет на работу сюда на ферму». Банат, крутящейся рядом с матерью, интересны такие слова, она внимательно рассматривает невесток, но только она никак не поймет, как и где молодки растят горох, не заметно же нигде никакого гороха в карманах передников молоденьких тетенек. Она про себя начинает размышлять: «Наверно, у них в нагрудниках под платьем начал расти горох, вон как две штуки выделяются под лифом платья! Огромный горох вырастет, надо полагать!».

Такие мысли ее нарушают мальчики, вбегающие с гиканьем в широкие ворота сарая на своих лошадках-лозах ивы, подгоняющие их с подпрыгиванием и крутыми виражами, чуть не сбивающих друг друга с ног. Позади всех плетется маленький трехлетний Лукман – внук Рахили-иняй. Он время от времени останавливается, приподнимая свои испачканные в коровьей лепешке ножки, куда прилепилась колючка. Малец плачет, по грязному личику, оставив светленькие бороздки, текут слезы. Бабушка его, оставив все дела свои, быстро идет навстречу своему внуку и поднимает его на локти рук, стараясь не испачкать грязными руками рубашку Лукмана и спрашивает: «Лапоньки болят, сынок?». Тот плача отвечает: «Да, оляс, бо-бо лапки!». Глядя на это зрелище, женщины начинают несмело роптать: «Когда-нибудь закончатся при нашей жизни такие работы, как мы устали от такой жизни-и-и-и!». Когда малый успокаивается, мальчики постарше по очереди берут его на закорки и выносят на себе из сарая. Такое повторяется изо дня в день.

Мама Банат, Рахиля-иняй, тетеньки Марьям, красивая Фатима, рябая Фатима, Мархапьямал, Нафиса, Назифа, Васбиямал, Зубайда, Гафура, Камал, Фагиля, Латифа, Фахира, Хакима, Бибисара, Минзиган, Сарига, Сагида-апаи, Шамсинур-иняй, Фатхиямал-иняй, Гарифа-иняй, Хаят-иняй, Рахима-енгяй, Мафтуха-енгяй, Кафия-енгяй каждый день на этой проклятущей тяжелой работе. Тут невесело, не то, что на зернотоке, и никто не привозит сюда горячий обед работающим женщинам. Они каждый день приносят из дома куски хлеба и, делясь со своими детьми, едят их во время обеда, садясь на выкинутые из сараев сломанные ясли, дыша, наконец, свежим воздухом.

Усталые женщины по очереди подходят к баклажке с родниковой водой и пьют большими глотками, как будто никогда дома не пили воды. С работы женщины стараются уйти домой пораньше, потому что надо к ужину успеть приготовить хотя бы затируху. Потому что голодные желудки просят нормальной горячей еды, да и домашних надо накормить ужином. С трудом волоча усталые ноги, они невесело бредут домой, проклиная эту колхозную работу, превратившую их в рабочих лошадок.

Продолжение следует…