Как жили башкиры. Счастливое детство в Абуляисово. Часть пятнадцатая

На следующее утро после странного сна матери ушедшие в школу Гульшат, Файза и их подруга Хаят, дочь Гульмизан-иняй Агурдиной, с плачем прибежали из школы. Ошеломленные родители стали расспрашивать, что случилось в школе, почему они так громко плачут. «Умер вождь народов Иосиф Виссарионович Сталин. Нас учителя отправили домой, они тоже плачут», — ответили девочки, продолжая еще громче плакать, кулачками вытирая свои слезы. Отец Банат не произнес ни слова и вышел во двор, а мать обняла своих дочек и успокоила их: «Хватит плакать, девочки, успокойтесь, иначе могут заболеть ваши головы: в смерти и в жизни никто не волен, значит, Аллах велел ему так уйти из жизни, закончилось его время пребывания на Земле».

Видя, что мать и отец их не сильно горюют из-за смерти вождя, и испугавшись, что головы могут разболеться, девочки, лишь изредка всхлипывая и икая отчего-то, немножко успокоились и перестали плакать. Хаят же убежала к себе домой.

Когда девочка ушла, мать произнесла: «Значит, сон мой оказался вещим, говорила же я вам, что солнце утонуло в речке. Солнце обозначало вождя-главу страны… Ладно, девочки, не очень сильно горюйте из-за смерти Сталина, если даже он умер, остались в живых его сподвижники, значит, жизнь продолжится, вот увидите… А, может, и к лучшему, что он скончался», — вдруг ни с того ни с сего добавила мать, но девочкам не был понятен смысл этих ее слов.

А отец девочек в этот день все время сидел под круглой тарелкой, называемой «репродуктор» и слушал, как какой-то дяденька говорил на непонятном для Банат языке. Поздно ночью, когда уставшие за день сестры уже спали глубоким сном, маленькая девочка, перед глазами которой все время стояла картина с тонущим в речке солнцем, все не могла уснуть, и до нее доходили обрывки слов родителей о событиях этого взбудоражившего всех и вся дня. До нее донеслись слова матери: «Ладно, нечего горевать из-за смерти усатого, он со своими приспешниками тоже погубил много безвинных душ. Вон и мой брат Сулейман погиб из-за него. Нам надо думать, как в это безвременье сохранить жизни собственных детей, тебе говорю, отец наших детей, ты любишь среди населения деревни, выказывая свой ум, болтать лишнее, теперь не время открывать свой рот, объясняя людям политику властей. Не говори лишнего, если себя не жалеешь, пожалей своих детей, не подвергай опасности их, нельзя детям расти без отца… Главы придут и уйдут, а нам жить и выживать на этой грешной земле».

«Кто же этот усатый дяденька, почему и как он погубил много душ? Да еще опять прозвучало слово „власть“. Интересно, что же оно означает, когда же мне объяснят это слово? Завтра обязательно спрошу у взрослых», — подумала Банат, закрывая усталые веки свои.

Страшная напасть

Эта зима запомнилась Банат тем, что у всех девочек деревни головы покрылись какими-то болячками. Вначале волосы стали кишеть вшами, голова чесалась, о, ужас, так сильно, матери не успевали расчесывать волосы дочек частым костяным гребешком и выуживать оттуда этих мерзких насекомых, мыть головы несчастных девочек щелоком. Кожа головы в некотором времени от постоянного и яростного расчесывания покрывалась болячками и коростой.

Так случилось и с Банат. Взрослые, чтобы спасти девочку, прибегли к последнему средству: вначале сбрили светленькие кудряшки ее и закинули волосы с кишевшими вшами в горящую печь; они, как маленькие змейки, извивались в огне, потом в доме запахло палеными волосами. Жалко было смотреть на обритую голову девочки, она, как шар, украшенный язвочками и кое-где оставшимися волосинками, болталась на тоненькой шее Банат. Но жалеть сбритые волосы или разглядывать жалкий вид девочки было некогда. Вот мать ее отрезала довольно-таки большой кусок еще теплой, недавно только снятой с молоденькой овечки, зарезанной по этому случаю, шкуры, сильно намылила ее и напялила на голову Банат, затем поверх шкуры туго повязала платком и отправила дочку спать. Утром с ее головы сняли тот кусок шкуры, прямо с размягченной за ночь коростой и гноем и сказали: «Голова чистая, скоро все заживет».

Несколько дней подряд Банат сидела дома, пока раны на голове не зажили, потом снова повязали на ее лысую голову белый платок и разрешили выходить на улицу. Банат помнит, что тогда на головах ее подруг тоже красовались платки. Скоро девочка забыла повязываться платком и, когда впервые пришла к своей подружке Фарзане, та очень странно разглядывала ее, чему Банат не придала никакого значения.

Потом, уже у себя дома, когда она подошла к зеркалу, не нашла в нем привычное свое отражение: оттуда на нее смотрела какая-то чужая девочка, у нее были короткие темные прямые волосы, которые упрямо лезли на ее лоб и закрывали его темной шторкой. Она тут поняла, почему Фарзана так странно смотрела недавно на нее: она лишилась, оказывается, своих светленьких волос. Банат заплакала, так непривычно было ей без ее кудряшек. Услышав, почему плачет дочь, мама стала ее успокаивать, что у всех башкирок темные волосы, но никто не плачет же из-за цвета волос. Вот так случилась в жизни девочки первая трагедия, лишившая ее привычной красоты.

Ура! Весна пришла!

Прошла зима. Пришла весна. К ним в гости привезли второго сына брата Хусаина — Ильдуса, ровесника Банат: он всего лишь на три дня позже ее родился, тоже в Абзане. Дети дружно играли дома и во дворе, иногда в зимней пока одежде и в валенках шли на небольшой холмик за огородами. А там появились первые проталинки. Дети в валенках старались не наступать на черные, пока мерзлые пятна земли, но иногда забывались, когда на земле замечали всякие блестящие черепки чашек и тарелок, и ступали на черноту, доставали заветные драгоценности эти, и ставили их на снежные комья, где будто бы у каждого из них был свой дом. Потом приглашали друг друга к себе в гости, чтобы пить чай или кумыс из этих «чашек» своих.

Естественно, под яркими лучами весеннего солнца земля на проталинах нагревалась, начинала оттаивать, валенки детей измазывались землей, да еще вдобавок они наступали уже и на мелкие лужицы, валенки становились мокрыми и грязными.

Еле волоча ноги, дети шли домой, оставляя на мокром снегу черные следы, заходили домой и у двери скидывали свою обувь. Радостно рассказывали взрослым о том, как они ходили на «лето» свое и играли там, и еще о том, что их «лето» с каждым разом становится все больше и больше, становясь «большим летом».

Взрослые недоумевали, о каком лете они говорят, и решили подсмотреть, куда дети ходят каждый день. И вот, проследив за ними три дня подряд, наконец-то поняли, что дети называют «большим летом» большие проталины, а просто «летом» небольшие пятна земли, освободившиеся от снега.

В конце весенних школьных каникул брат Хусаин увез своего Ильдуса домой в Абзан. Банат стало скучно без Ильдуса, тем более взрослые куда-то убрали ее валенки, а сапог у нее не было, поэтому ей приходилось сидеть дома и смотреть через окно во двор дома, где в неглубоких лужах весело купались воробьи, гулили голуби, да важно ходил по двору петух рядом со своими курами, да еще громче обычного гоготал гусак, высоко поднимая свою голову.

Иногда по нужде Банат все же на коротенькое время выбегает на двор, засунув ноги в сапожки сестры Файзы, правда, вначале она надевает на ноги несколько слоев шерстяных носков, чтобы из сапог ненароком не вылезть и не наступить на грязную мокрую землю. Ей хочется, конечно, с гиканьем радостно пробежаться по лужам, да только помнит она предостережение мамы, которая говорила ей и сестрам: «Дети мои, берегите себя от холода, от холодной воды и дождя, чтобы на вас в холодную погоду всегда была теплая одежда, на голове — теплая шаль, на ногах — обувь. А то можно заболеть чахоткой, страшной болезнью, от которой пока нет никакого лекарства. Вы же помните, как недавно похоронили Саяфа и Явдата, они оба умерли от чахотки-сихута!».

Банат всегда помнит эти слова матери и боится сихута, потому что помнит, как сестренка Фарзаны — Фарида заболела и умерла, ее не спасли даже такие сильные лекарства, как пенициллин и стрептомицин. Так жалко было смотреть на болеющую Фариду, особенно в последние дни ее жизни… Нет, лучше дома посидит Банат и подождет, когда под ногами будет сухо, а на улице солнечно.

Продолжение следует…