Тысяча лиц и сотня имен. Часть первая

В тот год злаки созрели рано, но обирать их местные жители не торопились. Тогда и других проблем хватало: надвигалась война. Бескрайнее поле пшеницы мягким золотом плавилось под последними тёплыми лучами осени, шелестя колосьями на ветру.

Она лежала на тонком покрывале и наслаждалась небольшим привалом. Скоро нужно будет опять трогаться с места навстречу бою. Но сейчас думать об этом не хотелось. Только закрыв глаза можно было найти прелесть этого момента. Прелесть, доступную только ей одной.

Чу, послышался неторопливый топот копыт и мужской голос. Он возвращался к ней. Он тихо напевал:

Как на зоре-зорюшке

Пробуждалось солнце красное,

Солнце красное — друг мой ласковый,

Просыпалось поле вольное.

Как в этом да в полюшке,

На родной да на сторонушке

Скачет коник вороной.

Коник вороной, не объезженный.

Как поймаю я да того коника,

Как поймаю, заплету ему косы ладные

Косы ладные, алой лентою перевенченые.

Как у этой ленты аленькой

Да закрутятся все два кончика.

Один кончик для красны девицы,

А другой — для мила дружка…

* * *

Когда Шалтир открыла глаза, солнце еще даже не думало запрягать свою золоченую колесницу, но по количеству тусклых звездочек было видно, что новый день не за горами.

Бессмертная встала с кровати, накинула на себя атласный алый пеньюар с длинным шлейфом и вышла в сад академии — единственное место во всей столице, где она не чувствовала себя одиноко.

Как бы прекрасная небожительница не любила оживленные места, как бы не было открыто ее сердце для каждого, кто стремился жить полной жизнью, но величественные виды центра континента навевали некоторую тоску.

Только здесь, в уединении, в компании пионов, ирисов, сирени и бархатцев, Алая лента могла придаться воспоминаниям и поразмыслить над злободневными вопросами, которые ставила перед ней суровая реальность, непокорная даже для богов.

События последних дней перемешались в голове Шалтир: этот пазл было нелегко сложить даже опытной бессмертной. Перед глазами проносились картины прошлого, пробуждая давно спрятанные чувства. Горечь и тоска наполняли грудь Бессмертной, сопровождаемые нежным ароматом самых разных цветов утреннего сада. Обычно яркий свет, исходивший от Столпа, теперь слегка померк, оставляя лишь небольшой загадочный ореол.

Небожительница прогуливалась между пышно цветущих лилий, касаясь их нежных лепестков тоненькими пальчиками. Они напоминали о том, что, несмотря на все ошибки, ей было чем гордиться: её край процветал, везде бурлила жизнь и все шло своим чередом, Сирены — её приёмные дочери и воспитанницы, которых подбрасывала судьба-злодейка, выросли настоящими красавицами, хорошо знающими, что хорошо, а что плохо. Чего ещё желать?

Ни утреннее небо еще сонливого сада, ни мирно потухающие звезды, ни обманчивые мысли о добре, которое принесёт волшебник-новый день, не могли избавить Алую ленту от чувства жалости и неизбывной утраты.

Бледно-коралловый цвет альстромерии, яркие гвоздики, загадочные ирисы складывались в воображении Столпа в чудное сочетание, которое стало бы обручальным венцом для её мыслей.

Шалтир нагнулась, чтобы насладиться запахом нежных пионов, еще не скинувших под солнцем плащик ночной росы.

— Мои любимые цветы, — она улыбалась, не поднимая глаз. Ей это и не требовалось, чтобы почувствовать присутствие Эски. — Когда-то я привезла их из своего родного края. Очень давно.

Эска не решалась подойти ближе: даже упоминание Столпов вызывало у деревенской травницы трепет, а тут живая богиня. Алая лента понимала это как никто другой. Она выпрямилась и, улыбаясь, протянула руку робкой девочке. Легкая ткань упала, оголяя царственные плечи цвета слоновой кости.

Тепло наполнило Эскель, от улыбки богини вдруг стало уютно: нерешительность и робость исчезли, словно их на манер хилого осеннего листочка унес шалун-ветер. Девушка подошла поближе.

Шалтир взяла девушку под руку и по неприметной дорожке неспешно повела в глубь сада, указывая взглядом на самые красивые растения этого обворожительного места. Эскель была поражена красотой: хотя девушка повидала за свою небольшую жизнь много разной флоры, но посадки академии впечатлили её не на шутку. Самые разные травы наполняли сад. Казалось, что здесь было все: обычный базилик и душистый шафран спокойно соседствовали с экзотическими каллами, самыми редкими папоротниками и хвойными кустами. Множество этих растений были привезены из далеких стран авантюристкой Шалтир и посажены заботливыми руками других Столпов.

Эска не могла оторвать любопытных глаз даже от самых темных закоулков, где в небольших аллеях, под арками вьюна и плюща еще летало несколько маленьких светлячков — напоминание о прошедшей ночи. Хотелось изучить каждый закоулок этого волшебного места вместе с таким благосклонным и величественным гидом, как богиня праздников.

— Посмотри — едва слышно сказала богиня. Она кивком головы показала на куст шиповника. Под ним сидел маленький вислоухий кролик серой масти. Кроха заметил, что за ним наблюдают и поспешил скрыться в зарослях. Уголки губ травницы невольно поползли вверх.

Никогда ещё Эска не испытывала такого умиротворения. Может быть, виной этому чувству стало присутствие небожительницы. Удивительно, как она влияла на людей, при этом сама испытывая очень сложные чувства, сжимая их и пряча глубоко внутри.

Никто бы не дал Шалтир больше двадцати семи лет: это была женщина в самом рассвете сил. Ни одна красавица на всех континентах этого мира не могла бы похвастаться даже долей красоты этого чуда. Не многие знали, что Бессмертная ходит в подлунном мире уже семь сотен лет. Эска, завороженная прелестью момента, не могла начать разговор. Смеет ли она вообще обращаться к богине, и тем более спрашивать её о чем-то. А вопросов было так много.

Опытная красавица читала ребенка как открытую книгу.

— Было время, когда мы гуляли здесь со Столпами, — они шли к центру сада, где расположилась уютная беседка, оплетённая виноградной лозой. — Тогда мы были как одна семья.

Никто бы не заметил в этот момент мимолетной тоски в глазах обычно веселой Шалтир.

— А Черногор тоже? — Эска не удержалась. Слишком силен был в ней интерес к загадке этой фигуры.

Алая лента не обратила внимания на вопрос: слишком сильны были воспоминания, стоявшие за ним. Красавица была не в силах с ними справиться. Да и имя это она ненавидела всем сердцем.

— Это не его имя, — Бессмертная сумела сохранить добрую легкую улыбку, не глядя на собеседницу, чтобы ни единым движением бровей не выдать себя. Несмотря на легкий порыв ветерка, шелковые локоны богини лежали идеально.

Эска замолчала. Она поняла, что сказала что-то не то, но бесноватое цунами любознательности уже было не остановить.

Пара подошла к беседке. Заходя внутрь и усаживаясь на мраморной лавочке, Разливающая вино надломила одну из последних цветущих веток сирени, росшей у самого входа. Девушка жестом пригласила собеседницу присесть. Они долго молчали, вслушиваясь в последние звуки ночного города, пока наконец тишину не прервали слова.

— Имя священно. Оно отражает всю нашу суть, поэтому оно хранится в тайне. Всегда. Слова — это и есть настоящая магия, — Шалтир приобняла девушку, которая явно была раздосадована немногословием собеседницы, но металась между нерешительностью и всепоглощающим интересом.

Несмотря на сакральность, Шалтир никогда не скрывала истинного имени только лишь потому, что её душа, сердце и разум были открыты для каждого живого существа. Богиня любила этот мир. Она откликалась на любой зов, горела каждым мгновением, находя все новые и новые способы радоваться и получать наслаждение, чему учила и других. Долгие годы жизни не смогли не потушить в авантюристке огня страсти ко всему новому. Год за годом мир менялся, принося все новые и новые вещи в повседневность, до неузнавания преображая полотно реальности: где раньше стояла деревушка без света, с покосившимся забором и кучкой оборванцев, там теперь красовался светящийся город, полный техники, магии и развлечений. Она не столько разливала сладкое вино полной жизни, сколько наоборот выпивала его кубок раз за разом, день за днем одним махом. Но в круговерти дней и лет Шалтир упускала главное.

— Я не могу назвать тебе его имя. У меня нет таких прав.

— Почему? — потупилась травница.

— Мы раскрываем себя только тем, кому доверяем. Как я могу показать тебе душу другого?

Эскель все понимала. Нельзя брать то, что принадлежит не тебе, равно как нельзя просить вывернуть карманы из прихоти. Однако нежность Шалтир и то, как спокойно она говорила о таких сложных вещах, обезоруживали.

Продолжение следует…