Смерть Кощея. Полусказка. Часть десятая

Когда пламя охватило первые повозки, никто даже не пошевелился. С факелом в руке я скакал от одной фуры к другой, зажигая нефть и сваленное в них добро. Первые сигналы тревоги прозвучали, когда добрая половина обоза уже пылала. Шатаясь и протирая глаза, полупьяные разбойники бежали к огню, пытались тушить пожар, спасая награбленное, но нефть горела хорошо. Люди толкались и орали друг на друга, лошади ржали и носились по лагерю, суматоха перерастала в панику.

Наконец до них дошло, что возгорание происходит не само по себе. Бандиты начали хвататься за оружие и пытаться меня остановить. Над головой у меня просвистело несколько стрел. Нетрезвые лучники плохо целились и мазали, но чувствовалось, что сопротивление возросло. Теперь мне приходилось пригибаться к гриве, продолжая свою огненную месть. Кто-то пытался поймать перепуганных лошадей, чтобы преследовать меня верхом, кто-то разворачивал повозки, чтобы перегородить мне путь. Если я не хотел повторно попасть к ним в лапы, следовало немедленно уходить.

Я пришпорил Верного и пустил его в галоп. Очутившись на дороге за пределами лагеря, позволил себе обернуться, чтобы насладиться видом учиненного мной разгрома. Последнее, что я увидел, был Кудеяр, потрясающий кулаками в бессильной злобе и пинками посылающий своих людей в погоню за мной.

Когда топот коня последнего преследователя стих, я ослабил поводья и Верный перешел на шаг. Луна, поднявшись над кронами, ярко освещала дорогу, в чаще перекликались ночные птицы, эхо стука копыт отражалось от деревьев. Мы были в безопасности. Оглядев себя, я обнаружил стрелу, пробившую рукав на уровне плеча, да так и застрявшую там. Легко отделался. Вытащив стрелу и отбросив ее прочь, я решил осмотреть коня. Оказалось, что гнедой пострадал сильнее. Кроме множества мелких порезов, я обнаружил короткий дротик, вонзившийся ему в бедро и небольшую, но кровоточащую рану с рваными краями. Видимо, Верный зацепился за одну из повозок.

Нужно было срочно остановить кровь, потому что у лошадей даже небольшая ее потеря может привести к достаточно серьезным последствиям. Я спешился. Ласково разговаривая с конем, намотал уздечку на руку, и ухватился за дротик. Резким движением выдернул его. Верный дернулся и коротко заржал, но мне удалось его удержать. Потекла кровь. Теперь раны нужно было промыть, обработать раствором соли и перевязать. Пока я раздумывал, где бы раздобыть воду и как ее вскипятить, на дорогу из чащи вышла тень.

Это был волк.

Лунный свет серебрил его шерсть, глаза сверкали желтым. Зверь втягивал носом воздух, бока его раздувались и опадали. Он чуял кровь.

Верный захрапел и начал дергаться, мне пришлось напрячься, чтобы не дать ему вырвать уздечку. Я хотел закричать, чтобы напугать волка, но я опоздал. Зверь задрал морду и завыл. И тут же со всех сторон ему отозвалось множество голосов. Конь взвился на дыбы, а я чуть не вывихнул плечо, стараясь не дать ему сорваться с места.

Волки выходили на дорогу. Их было много, все они были крупными, они скалили клыки и рычали, и было ясно, что от нападения нас отделяют всего несколько мгновений.

Действовать нужно было стремительно. Я ухватился за луку, что есть мочи заорал Верному: «Гони! Но-о!!!», рассчитывая вскочить в седло на ходу, но нога попала мимо стремени. Конь помчал, а я повис на седле, волоча ноги. Волки бросились следом. Конечно, если бы гнедой не был ранен, если бы не устал от предыдущей погони, то мы легко оторвались бы от стаи хищников. Однако, сейчас ситуация была иная, звери мчались вровень с нами и запах крови бил им в головы, суля легкую добычу.

Ближайший ко мне волк прыгнул и я еле успел отдернуть ногу. Но, видимо, это был сигнал к атаке потому, что стая как по команде взвилась в воздух. Щелкнули челюсти и два зверя повисли на задних ногах коня. Наша скорость сразу упала. Но это позволило мне, подтянувшись на руках, наконец оказаться в седле и выхватить прикрепленный под ним меч. Первым же ударом я отсек голову волку, впившемуся коню в правую ногу. Тело зверя покатилось, заливая кровью дорогу, на него тут же набросились другие волки. Челюсти отсеченной головы разжались и она отвалилась, но на ее место тут же впились двое.

Я рубил во все стороны и чуть не прозевал момент, когда перед моим лицом пронеслась огромная тень. Прыжок был нацелен на седока, но зверь промахнулся. А я нет. Вонзив меч в брюхо, я вспорол его по всей длине.

Верный храпел, с его губ слетала пена. Волки рычали и щелкали челюстями. Меч звенел о кости, отрубая лапы и головы, дробил хребты. Черная в свете луны кровь текла рекой. Дорога была усеяна трупами хищников.

Стая редела. Наконец мне удалось освободить ноги коня от волчьих клыков и я изо всех сил вонзил шпоры ему в бока. Верный взвился и рванул вперед.

Преследовать нас не стали. Остатки стаи дрались за трупы своих сородичей.

Остановились мы только на рассвете, когда Верный уже с трудом переставлял ноги. Направив гнедого на лесную поляну, я спешился. Израненный конь тут же повалился в траву. После всех пережитых опасностей у меня дрожали руки, а глаза слипались, ведь я не спал уже вторые сутки, и организм, привыкший к режиму, требовал отдыха. Но расслабляться, а уж тем более спать было нельзя.

Первым делом требовалось помочь коню. Недалеко от поляны обнаружилось маленькое, но чистое озерцо. Я развел костер, зачерпнул шлемом воды из озера и вскипятил ее прямо в шлеме. Пока вода остывала, я расседлал Верного, что оказалось не так просто. Вы когда-нибудь пробовали расседлать лежащего коня? Из седельных сумок я достал чистое белье, нарвал из него длинные полосы, затем в кожаный мешок набрал чистой воды и, обмыв ею круп коня, залитый свернувшейся кровью, осмотрел его раны. Дело было серьезно. Теперь их нужно было обработать и перевязать. Я приготовил соляной раствор. Когда первые капли коснулись открытой плоти, Верный дернулся, но сил отбиваться у него уже не было, и он только дрожал, пока я совершал свои операции, и дышал часто-часто.

«Ты умница, Верный, — ласково говорил я коню, — потерпи, дорогой, самое страшное уже позади. Ты сегодня столько раз меня выручал, а сейчас пришел мой черед. Ты, Верный, внимательно меня слушай, я тебе плохого не посоветую. Потерпи немного, я знаю, как больно, но ничего не поделаешь, надо просто потерпеть. Нельзя раны так оставлять, а то будет хуже. Главное, чтобы среди тех гадов не попался бешеный. А так, я тебя выхожу. Ты у меня еще жеребеночком скакать будешь. Сейчас я тебе все аккуратно промою, а потом перевяжу чистыми тряпицами. Видал ли ты когда, Верный, такого коня, которого бы царским бельем перевязывали? Ты, главное, терпи, дорогой. Если вытерпишь, то победишь. Ты не думай, я тебя не брошу, я тебя выхожу, вылечу. А когда ты, Верный, поправишься, я отведу тебя на луг с самой зеленой и сочной в мире травой, где пасутся самые красивые в мире кобылицы, и заживешь ты привольно и счастливо, и будешь своим жеребятам рассказывать про свои славные подвиги».

Закончив перевязку, я склонился над головой коня. Глаза Верного были закрыты, из-под век текли слезы. Не выдержав, я упал рядом, обхватил руками его шею, и зарыдал. Может, сказалось напряжение последних суток, а может, я действительно такой сентиментальный, но одно могу сказать точно: слез своих я тогда не стеснялся. Верный в тот момент действительно был самым близким и дорогим мне существом во вселенной.

А потом я провалился в сон.

Продолжение следует…