Биссер. Мясо и акварель. Часть восемнадцатая

Холодное блюдо 2. 1992

Вокзал не для всех

Однажды я решаю отомстить одной девушке за то, что она не обращает на меня внимания. И не принимает мои ухаживания. Для этого я узнаю, что она мечтает купить огромную книгу с репродукциями Иеронима Босха. Для студентки цена книги огромна. Мне же с вокзальными доходами это раз плюнуть.

Я нахожу книгу на улице Ленина в книжном и забираю себе. А потом при этой девушке дарю эту книгу её подруге. Я никогда в жизни больше не видел в женских глазах столько страдания, тоски и горя, как в этот раз. И мне становится очень стыдно за себя, и я клянусь на будущее, что впредь, что бы не произошло, ни при каких обстоятельствах я никогда не буду мстить женщинам.

 

Важный критерий. 2000

Пытаюсь вступить в Союз Архитекторов. Собрал все свои работы в портфолио. Конечно же, их еще очень мало. Я работаю всего лишь три года. Несу в Союз.

– Ну а где реализованные проекты? Где чертежи? Это же просто картинки, – комментирует мой альбом Курилкин, сидящий во главе комиссии Союза. Его сосед пытается что-то возразить, но Курилкин уже вернул альбом мне и закуривает свою очередную сигарету. Вообще тут курить запрещено. Но у него есть исключение. Как и везде, где он появляется. Он практически не выпускает дымящуюся сигарету из сморщенных пальцев. И вообще, каждый раз, когда я вижу его, я сразу вспоминаю, как Игорь рассказывал, что когда он работал в штате охраны в СИ1/1, то начальника там называли не по имени-фамилии, а обозначали жестом. Жестом затяжки куревом.

– Мы тебя в Союз не примем…, – выносит вердикт Курилкин сразу за всех членов президиума.

Я ухожу, сильно расстроенный. Он мне опять отомстил. За тот журнал.

Через год и далее, до сего дня, я уже в принципе не понимаю, для чего нужно членство в этом Союзе.

А архитектурные чертежи теперь делают выпускники строительного колледжа. Их наверняка в Союз берут сразу с первого курса.

 

Ложка дёгтя. 2000

В своей работе, делая всё правильно, понимаю, что результат при такой правильности весьма скучен и зауряден. И неинтересен. В работу обязательно надо добавлять толику безграмотности и разгильдяйства.

 

Дима Дергунов. 1989

Меня просят с ним дружить мои родители. Он сын их друзей детства. И племянник их коллеги по работе. Я знакомлюсь не очень охотно, но он оказывается весьма душевным парнем, с глубоким чувством юмора. И к тому же весьма бесстрашным и лёгким. Особенно по части знакомства с девушками.

Тогда я думаю, что у него такое крутое умение знакомиться с ходу. Что все девушки сразу согласны и приветливы. И только через много лет я понимаю, что всё дело в его высоченном росте, располагающей улыбке и харизме.

 

Зверев. 1989

Дима Дергунов.

Дима скупает по подворотням Уфы пластинки с рок-музыкой, которой нет на радио и ТВ. Многие из этих групп сегодня широко известны. Тогда же я про них ничего не знаю. Помню, например, такие стихи в песне:

Это место когда-то было свято

Это место когда-то было чисто

Кто сказал, что теперь оно пусто?

Просто кому-то стало тесновато…

Кто это поёт, я так и не могу найти в интернете по сию пору.

…

А сегодня он взахлёб рассказывает мне про художника-авангардиста Зверева. Я верю ему на слово. Интернета еще нет и проверить его слова я не могу.

– А потом он устраивается уборщиком на выставку. И приезжает туда на гастроли выставка, с запада откуда-то. Из-за границы. И он вечером убирается, моет полы и слышит, как гости обсуждают с хозяевами искусство и насмехаются, мол, в СССР нет настоящих художников, и никто так не может, как те работы, что они привезли. И тогда он проходит в зал, где идёт ремонт, забирает оттуда два ведра краски – голубую и белую. И выливает их под ноги этим [идиотам] и шваброй на полу раскатывает на весь зал офигенный портрет девушки за несколько минут. А однажды он пьяный вышел на проезжую часть, поймать такси. И вместо такси застопил инкассаторскую машину. И его застрелили. Насмерть...

Анатолий Зверев. На самом деле он не совсем авангардист, а скорее импрессионист. Через много лет я нахожу в инете работы этого художника. По большей части многие мне не нравятся, хотя и имеют для кого-то художественную ценность. Но среди прочего меня поражают эти две его картины. Собака и петух. В которые я влюбляюсь с первого взгляда. Особенно в петуха. Невероятной красоты картины. Которые я бы точно украл.

И всё это мне рассказывает будущий шахтер. Который через десять лет погибнет в медной уральской шахте. Я тогда жил в стране, где можно было с шахтёром поговорить об авангарде и импрессионизме в живописи и графике. И андеграундной музыке. А сейчас я живу в стране, где профессор моего универа читает молитвы в громкоговоритель в деревне, где я живу.

 

Дипломат. 1989

Дима Дергунов.

Дима с любым человеком сразу находит общий язык. У него большой рост, широкие плечи, располагающая внешность, черные очки-велосипеды и улыбка со щербинкой. С моими одноклассниками он стоит в огромной уличной очереди за разливным пивом. Точнее стоит он один. А одноклассников давно уже выдавили из очереди. За их худосочность, малолетство и слабые организмы. Протягивает продавцу деньги и получает сзади мощный толчок от соседа. Дима разворачивает на него сверху вниз свою щербатую улыбку и мило спрашивает:

– Куда щемишь, козлина?

Козлина сгибается в коленях, осаживается назад, сразу успокаивается и очередь тоже дисциплинируется.

 

Иней. 1992

Дима Дергунов.

Я еду в Гай, провожать Димона в армию. Жара. В вагоне не открывается ни одного окна. Всё заклинено. Пассажиры плавятся на своих лежанках. Мы тоже плавимся и обсуждаем жару. С верхней полки чуть свешивается незнакомый сосед и затыкает всем рот:

– Лучше десять раз покрыться пОтом, чем один раз инеем…

 

Специалист. 1992

Дима Дергунов.

Проводы в армию. Пьянка начинается неспеша. Но один из гостей вдруг резко пьянеет после второй рюмки и начинает нести околесицу:

– Когда мы гнали БэТээРы с Кандагара, в моей роте осталось два человека. Выпьем за героев Улан-Батора..., – рыдает и практически падает.

Дима объясняет мне:

– Это местный специалист по радиоэлектронике. У него пищевод пластиковый. Он сразу улетает. Нигде он никогда не служил. Зато радиотехнику любую чинит как дьявол.

 

Гопота. 1992, 2007

Дима Дергунов.

Проводы в армию. Мы идём по улице в военкомат. Только что прошёл дождик. Дима говорит, это к удаче в пути. Процессия провожающих растягивается по улице, я остаюсь один где-то в середине. Иду в ту же сторону, куда и первые. Вдруг из-за кустов окрик:

– Эй, пацанчик. Погодь...

Я оборачиваюсь. Ко мне идёт какой-то местный гопник. Сейчас будет грузить и грабить. Но через секунду меня уже подхватывает под локоть Дима. И увлекает дальше. Не оборачиваясь на неожиданное препятствие. Оказывается, так тоже можно решать такие вопросы.

…

1. Мы идём с Таней по ее городу к пляжу на пруду. Солнечный день. Жара. Таня одета в то самое платье и босоножки. Мне нравится сбоку смотреть на неё, на это её платье, трепещущее на летнем ветру, на эти босоножки на длинных ногах и на сами эти ноги, и на отражения маленького уральского городка в её огромных солнечных очках.

 Мост через горную реку. Впереди метрах в 20 идёт мой брат с Украины. Как всегда, втянув голову в плечи. Ему некомфортно в этих краях.

Его окрикивает проходящий мимо гопник:

– Эй, пацанчик, у тебя закурить не будет?

Я очень громко и резко отвечаю за брата:

– Нет, не будет, – иду мимо него и с улыбкой смотрю ему в глаза.

Он оборачивается на меня. Его тактика нарушена и слегка расстроена. Если дать ему время, он ещё что-то придумает. Но мы просто идём дальше к нашей цели. И он так и остаётся стоять на мосту через горную реку. Я вспоминаю тот случай в Гае, в далеком 1992-м.

 

Продолжение следует…