На самом деле Забит, несмотря на свою молодость, был опытным торговым работником и прекрасно понимал, что все официальные перечисления колхозных, совхозных и прочих бухгалтерий рано или поздно будут отслежены работниками ОБХСС. Поэтому главным и обязательным условием проведения культурно-идеологического мероприятия становилась передача собранных наличных средств представителю общества «Знание». Забит заранее запасся бланками доверенностей, заверенными печатью общества, продав главбуху этой организации по сходной цене шампунь «Pond’s» – «элемент сладкой жизни» во времена социализма.
Таким образом, он придумал не просто махинацию, но, как модно теперь говорить, «фишку», поражавшую видавших виды комсоргов, профоргов, парторгов и прочих ответственных за общественно-политическую работу. А именно – политинформацию, вход на которую был платным. Потому что в нагрузку к ней прилагалась абсолютно выдержанная с идеологической точки зрения культурно-развлекательная программа.
За несколько дней до политинформации на заборах районных центров и крупных деревень расклеивались афиши с изображёнными на ней играющими и поющими чернокожими музыкантами. Причём, один из них явно походил на солиста группы «Boney М», другой – на Стиви Уандера и т. д. Следовавшая чуть ниже надпись поясняла, что такого-то числа и во столько-то в сельском клубе состоятся политинформация и выступление артистов кубинской эстрады в поддержку народов, борющихся за свою независимость.
Желающих послушать песни в стиле сальса и румба после краткого (не более пяти минут) доклада «лектора-уголька» набивалось в сельских клубах столько, сколько не приходило даже на индийские фильмы. Если людей на часовые выступления обычных лекторов о ситуации в мире и о проблемах в международных отношениях можно было собирать исключительно по принуждению, угрожая невыплатой премий, предоставлением отпуска в зимнее время и прочими санкциями, то политинформация в исполнении агитбригады «Amigos» собирала добровольный аншлаг. Поскольку музыкальная часть идеологического перфоманса воспринималась тружениками села как сюжет из передачи «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады». К тому же полтинник, отданный на входе, шёл, как понимали сельчане, не куда-нибудь, а на святое дело – борьбу с империализмом, итить его. И никто не задавался вопросом – кто и каким образом во времена, когда ещё не были разработанные известные ныне электронные деньги и международные платёжные системы, сможет переправить деньги повстанцам, подпольщикам, партизанам и прочим борцам за светлое будущее человечества в различные регионы земного шара. Ведь те же самые труженики села были давно приучены по нескольку раз в году отдавать на благие цели свой дневной заработок по первому зову партии и правительства.
Проект «Аmigos» прекратил своё существование, когда закончилась переводческая практика её художественного руководителя. Феликс отбыл в Москву с большой, по меркам кубинского студента, суммой денег. Она могла быть ещё больше, если бы шеф не удерживал с участников «временного творческого коллектива» подоходный налог и налог на бездетность. Он объяснял это тем, что кубинские юноши нисколько не лучше советских и поэтому будут платить всё по полной программе. На законных, как выразился сам шеф, основаниях.
Тем временем Забит вселился в трёхкомнатную кооперативную квартиру. Всем сослуживцам и начальству было сказано, что квартиру ему подарил к рождению сына всё тот же дядя-нефтяник. Так сильно он любил своего племянника и так много он получал «на северах».
Чуть позже Забит был назначен на должность заместителя директора открывшегося торгового центра, после чего и другие представители семейства Курамшиных стали просто засыпать своего родственника дорогим ширпотребом по разным поводам и даже без.
***
Трудно сказать почему, но с окончанием «эпохи исторического материализма» Забит не смог найти себя в мире стремительно развивающегося бизнеса. Попытавшись торговать медикаментами, стройматериалами, автомагнитолами и прочими товарами народного потребления, он постоянно терпел убытки.
Однако бизнесмен-неудачник Забит Курамшин всё же смог выйти на уровень доходов, который заставил его когда-то придумать щедрого на подарки дядюшку-нефтяника. Он остался на скромной, по меркам нового времени, должности заместителя директора. Но это был тот самый случай, когда карьерный рост работника пошёл, можно сказать, не вверх, а в корень.
Пережив приватизацию и нескольких директоров, Забит, теперь уже Гаязович, стал зарабатывать на жизнь не бизнесом, а откатами. Он выбивал максимальные скидки у компаний, которые поставляли товары, за возможность выставиться на полках на уровне взгляда покупателя, а не где-нибудь внизу или очень высоко. И при этом облагал немалым «налогом» за возможность сотрудничества с крупнейшей торговой площадкой республики. Его люто ненавидели все, кому приходилось сталкиваться с необходимостью получить от него «добро» на заключение договоров и контрактов. А он, в свою очередь, не мог понять, чем было вызвано столь негативное отношение к его персоне со стороны партнёров торгового центра и почему старания дать людям желаемое не вызывали в них чувство благодарности и признательности, как это было во времена «совка». Ведь Забит Гаязович по-прежнему ни на шаг не отходил от своего не просто торгового, а жизненного принципа: «каждому – по потребности, с каждого – по возможности». И он ностальгировал по дефициту, когда профессия торгового работника позволяла ему не только зарабатывать деньги, но дарить людям радость и получать удовлетворение от жизни.
Вся дальнейшая судьба Феликса была связана не с филологией, а с музыкой. Он вернулся на Остров Свободы и попробовал организовать со своими друзьями сальса-бэнд. Группа стала популярной в Гаване и даже несколько раз прозвучала на кубинском радио. Казалось, что фимиам вот-вот накроет Феликса и его друзей. Но отправлявший его когда-то на учёбу в Москву департамент образования и печати был категоричен: играй в свободное от работы время! Ведь если ты учился на преподавателя русского языка – тогда иди работать по специальности и не филонь! Или строй социализм не в сфере образования, а в других секторах экономики. Хотя на Кубе не было «Беломорканала», золотых приисков Колымы и БАМа, Феликс, принимавший личное участие в подготовке сварщиков, прекрасно понимал, что передовую коммунистическую стройку на острове для него всегда найдут.
Решив не искушать судьбу, он признался вызвавшим его на собеседование товарищам из департамента образования и печати, что совершил ошибку и пообещал исправиться. Партийные работники поверили на слово раскаявшемуся юноше и не стали принимать в отношении него никаких санкций. Они не догадывались, что в своей жизни молодой человек уже выступал перед более серьёзной аудиторией – дирекцией уфимского горторга. Тогда художественный руководитель агитбригады «Amigos» легко смог убедить в своей верности идеям коминтерна видавших виды советских торгашей. А уж пустить пыль в глаза работникам идеологического фронта Кубы ему не составило никакого труда. «На ковре» в местном отделении компартии он решил воспользоваться доверчивостью своих кураторов. Феликс, чуть ли не со слезами на глазах, пообещал строгим партайгеноссе встать на путь исправления. Но при этом умолчал о том, что по этому пути он решил пойти в обратном направлении. Несостоявшийся певец кубинской эстрады поставил перед собой цель эмигрировать с Острова Свободы. Поскольку начал считать последнюю весьма и весьма ограниченной. Родину, думал Феликс, как и родителей надо любить всей душой. Но жить от неё подальше.
Оказалось, что обучение в СССР подействовало на молодого кубинца разлагающе! Именно в Стране Советов он открыл для себя тот факт, что верность идеалам социализма, в отличие от супружеской, покоится не на чувствах, а на возможности использовать эти самые идеалы с пользой для себя.
Феликс устроился корреспондентом в одно из молодёжных изданий и стал ждать своего часа. В середине 80-х ему удалось выехать с группой других журналистов на чемпионат Мира по волейболу в Мексику, откуда он сразу же бежал в США и попросил там политическое убежище.
В Америке Феликс организовал новый бэнд из таких же, как он сам, эмигрантов-кубинцев, и назвал его «Amigos». В честь агитбригады, которая была его первым успешным проектом. В отличие от старых «Amigos», новые выступали не в колхозных клубах и деревенских домах культуры, а в ресторанах и барах. Хозяевами и посетителями этих заведений также были в основном представители кубинской диаспоры, отнюдь не сочувствовавшие идеям Фиделя, Че Гевары и их единомышленников. Поэтому репертуар группы был ровно тем же, что и раньше – абсолютно аполитичным. Но этот факт уже не требовалось скрывать.
Время от времени, когда тоска по юности и студенческим годам, проведённым в России, накатывала на Феликса, он шёл в бар и заказывал себе «Кровавую Мэри». Покончив с «бронебойным» напитком, бывший филолог закуривал сигару и отдавался воспоминаниям. Он часто думал о том, что путёвку в жизнь ему дал такой же безумный микс, какой использовался при изготовлении только что выпитого коктейля. А именно – хватка уфимского барыги и классика латиноамериканского политического шансона. При этом бывшего шефа Феликс вспоминал исключительно по-хорошему и, как прежде, абсолютно не ломал голову по поводу происхождения его имени.