Червоточина Упса. Часть вторая

Его научный интерес к Любке перерос в дружбу. Девчонка оказалась веселой и живой. В дом Колбасникова не приглашали, но он срисовал парней, что сидели на скамейке у подъезда. И опять вышла незадача. Упс понял, что зашел в тупик. Тогда шальная мысль поразила его, и он протестировал всех учителей-мужчин. Но и это не дало желаемого результата. И тогда Упс, скорее от безнадеги, провел тестирование себя.

Его отчет пестрел научными выкладками и вычислением вероятностей. Он перетряхнул всю подноготную верований и предрассудков данной цивилизации на протяжении нескольких тысячелетий. И пришел к неутешительному выводу, подобное уже случалось под этим небом. Да именно – непорочное зачатие. Ему тяжело далось осознание, что это он второй участник появления плода в Любкином чреве. Коммуникатор молчал. О нем не могли забыть, он знал это точно. Но тогда чем объяснить молчание Ра-упсов. Высшие, возможно, и знали, что так будет. А, возможно, и нет. Червоточина могла быть намеренным искажением его кода, а могла быть и случайным побочным эффектом эксперимента по скрещиванию различных видов гуманоидных рас. Упс вибрировал от догадок и предположений. Коммуникатор молчал.

Тем временем Колбасников никого не подпускал к Любке. Он опекал девчонку так плотно, что о них уже заговорили, как о паре. Вслед им слышались нехорошие смешки. Старшаки пару раз вызывали его покурить за угол. Упс разделался с ними на раз. Больше никто из них не посмел даже смотреть на Любку. Упс наблюдал ее, как некий сосуд, внутри которого росло и крепло его дитя. Он и сам изменился. Сенсоры выдавали учащенное сердцебиение, причем оба его сердца бились учащенно. Он краснел и бледнел при виде Любки. А Колбасников теперь каждое утро ждал девчонку у подъезда. Она кидалась ему на шею. Они шли в школу, и почти не замечали никого и ничего. Червоточина поглотила Упса.

Колбасников скатился до двоек. Третью четверть он едва закончил.

Одноклассники с интересом оглядывались на пополневшую Любку. Учителя обсуждали сложившуюся ситуацию на педсовете. Кончилось тем, что родителей Любки и Колбасникова пригласили к директору. Впервые Упс не знал, как выйти из сложившегося положения. Запущенная вариативным шаблоном легенда о Колбасникове оставалась легендой, согласно которой его родители находились в заграничной продолжительной экспедиции, а он временно проживал у брата отца. Но вот где взять брата отца Упс не знал. И тут коммуникатор подкинул идею. Сверх-упсы предлагали сообщить директору о скоропостижной смерти родственника.

Но, как не мудрили Сверх-упсы, всех последствий данного хитрого хода они предусмотреть не смогли. А речь у директора зашла о временном, до возвращения родителей, направлении Колбасникова в школу-интернат. Но тут за него неожиданно, – кто мог ожидать от матери-одиночки, – за Колбасникова вступилась мать Любки. Надежда (кстати, тоже Надежда), как и Крупская, мать Любки пожелала взять Колбасникова в дом, на своё попечение. Но и её можно понять, если Колбасников будет жить с Любкой под одной крышей, то и не отвертится. А там и до восемнадцати недалеко. А если есть ребеночек, то и муженек должен быть под боком. И никто уже дурного слова о Любке не скажет. Не покажет пальцем: нагуляла.

Упс не знал радоваться ему или бежать без оглядки. Ведь если он был у всех на глазах только первую половину дня, то теперь мать Любки хочет посадить его на короткий поводок, и всё, пиши пропал Упс. Может, будь он настоящим Колбасниковым, он бы и порадовался возможности жить с Любкой под одной крышей, одним домом, но для Упса всегда была важна только чистота эксперимента. Он написал подробный отчет Супер-упсам, где изложил все доводы. Но коммуникатор предложил подождать. Ответить согласием на педсовете и у директора, а потом поговорить с матерью и дочерью и предложить оставить всё как есть. То есть не перебираться Колбасникову к ним.

Упса волновал плод. Он один знал о возможной видовой генетической несовместимости, которая рано или поздно даст о себе знать. Он уже любил этот плод. А Любка, похоже, любила Колбасникова. Таскала ему бутерброды из дома. Он отказывался, заставлял девчонку их съедать, что она опять же приписывала чувству к ней. Она похорошела. Она теперь верила, что не останется одиночкой, как мать, что тот поиск, который не давал ей покоя с одиннадцати лет, для неё закончен. Упс же постоянно тестировал содержимое Любки. И пока результат его устраивал.

Он с особым чувством воспринял первые толчки плода. А потом подолгу держал ладонь на круглом животе Любки. Он закрывал глаза, он видел, он ощущал каждую клеточку этого живого существа, плоть от плоти его – Упса. Теперь он уже не сомневался, что Червоточина – это его сущность, что он был создан зачать и родить дитя двух гуманоидных видов. Он иногда думал, что стало бы с Любкой, если бы она могла увидеть настоящего Упса, а не Колбасникова.

Колбасников же пребывал в любви Любки. Со стороны они действительно выглядели влюбленной парой. И уже не один педсовет в кровь хлестался на тему пагубного примера, который живьем видят все, начиная с учеников начальной школы и заканчивая выпускниками.

Особенно громко кричал физик, Михайло Ломоносов, да это и понятно, ведь по его предмету успеваемость резко упала именно в этом году:

– Вот увидите, скоро мы будем выпускать в жизнь беременных на последнем месяце. С последнего экзамена учениц будут забирать прямо в родильное отделение Залетайского перинатального…

Михайло Ломоносов даже ставил на голосование исключение из школы Колбасникова и Любки за аморальное поведение. Но тайное голосование выдало неожиданное решение: отклонить предложение, с результатом: единогласно.

Весна благотворно повлияла на Упса. Он не без наслаждения наблюдал природное цветение. Колбасников и Любка едва закончили год. Их табеля пестрели трояками, а должны были чернеть честно заслуженными двойками, но педагоги-предметники, не сговариваясь, тянули и натянули, вывели тройки.

В конце мая Любка должна была родить. Колбасников помогал по хозяйству. Таскал с базара и магазина тяжелые сумки. Говорил, что летом найдет посильную работу и станет приносить в дом деньги. Его женщины не могли на него нарадоваться. Упс же заметно тревожился. Развитие плода замедлилось. А потом произошло невероятное. Плод разделился, и теперь два плода плавали в океане мироздания. Любка была счастлива и ни о чем не догадывалась. Наблюдающий Любку врач вообще считал, что нужно делать кесарево, и поэтому редко приглашал ее на осмотры и наблюдал абы как.

Коммуникатор теперь ежедневно слал Упсу подробные инструкции. Упор делался на роды и эвакуацию. Червоточина Упса окончательно раскрылась. Теперь он все знал и понимал. Иногда ему становилось страшно, но его Колбасников был оптимистом, и оптимизма Колбасникова хватало на двоих.

Любку увезли в роддом без Упса-Колбасникова. Сколь скрупулезно ни отслеживал Упс состояние Любки, но всё пошло внезапно. С утра мать Надежда погнала Колбасникова в магазин, должны были привезти коляску, Упс-Колбасников отнекивался, но пришлось подчиниться. Когда он вернулся, Любку уже полчаса как увезли на скорой.

Упс и Колбасников ринулся следом. И если Колбасников томился в приемном покое и обивал косяки коридоров, то Упс держал Любку за руку и сидел рядом с кушеткой. Любка, правда, его не видела и всё звала и звала Колбасникова. Пришел дежурный врач. Послушал живот. Нахмурился и велел готовить роженицу к операции. Воды отошли ещё дома, и Любка с глазами навыкате металась на кушетке. Схватки и боли не прекращались.

Упс знал, в чем дело. Каждый плод хотел родиться первым. Этого и следовало ожидать: межвидовая борьба всегда велась на уровне перворождения. Упс не хотел вмешиваться. Не имел морального права. Он надеялся на врача Залетайского перинатального отделения.

Любку переложили на каталку и увезли в операционную. Упс уже был там. Он осматривал инструменты и оборудование. Он знал, что сможет вмешаться только на  последнем этапе.

Наркоз подействовал быстро. И когда все надрезы были сделаны, и врач уже запустил руки, чтобы достать плод, Упс остановил происходящее. Он легонько отодвинул врача и не без трепета и внутреннего восторга изъял плод из распахнутого живота спящей Любки. Плод был прекрасен, это был маленький Упс, плоть от плоти, с чуть заметными генными вливаниями женщины другого вида. Но, видимо, Червоточина Упса так хотела. И получила своё.

Затем, включившись, врач достал махонькую, красную, как и положено новорожденным младенцам, девочку. Она была точной копией Колбасникова, и если бы он был рядом, а не обивал углы в приемном покое, то заплакал бы от счастья уже сейчас, а не на следующий день, когда увидел в окне палаты Любку с ещё безымянной малышкой на руках.

Червоточина Упса закрылась, а вместе с ней перестал существовать и он. Перед Сверх-упсами и Ра-упсами сидел маленький Че-упс и смотрел на них синими Любкиными глазами.