«Зарница». Часть вторая. Окончание

А тем временем в лагере полным ходом шла подготовка к «Зарнице». Три штурмовых отряда: синие, зеленые и желтые по всю маршировали на футбольном поле. Стива разрабатывал план для нашего маленького отряда. Мы знали о коварном плане вожатых и должны были не дать ему осуществиться. Я сидел дома и клеил каску. Стива показал, как обклеивая резиновый мяч бумажными ромбами сформировать каску, потом снять её с мяча и выкрасить в зеленый цвет. Наш, Людкин, отряд получил зеленые нашивки. Их следовало прикрепить на правый рукав белой футболки. Отец принес с работы искусно выточенный из дерева автомат. Потом он сделал и деревянную гранату, чем-то очень напоминавшую толкушку для картофельного пюре, но я об этом ему не сказал.

Прошла неделя, моё нелегальное положение следовало прервать, так как на понедельник был намечен финальный этап «Зарницы», а Стива предположил, что в оперативном отделе просто высмеяли мужика, на которого напал днем у киоска да еще и ограбил щуплый девятилетка. Синие треники я специально прожег на коленке, мама забрала их на тряпки. А из черных чешек большие пальцы вылезли в протертые насквозь дыры, и мне срочно купили желтые летние сандалии. К тому же за неделю вынужденного недоедания и переживаний я так исхудал и осунулся, что уже не тянул даже на восьмилетнего.

Смотры на школьном дворе давно завершились, маршировать и перестраиваться пацанам уже порядком надоело. Амуниция — каски и автоматы — появилась у всех отрядовцев, а за деревянную гранату в моём личном арсенале меня прозвали «гранатометом». Мы даже устраивали соревнования и метали гранату по очереди в песочные танки, выстраивая их в атакующую линию. Побеждал тот, у кого оставался последний не подбитый танк. И вот настал день, когда мы в полном снаряжении строем прошли через весь город к лодочной переправе. На пристани уже ждал большой грузовой катер, в который погрузились все три отряда.

Гена и Витек где-то раздобыли настоящие каски и маскировочные накидки. Наша Людка тоже нацепила настоящую каску, которая была велика и постоянно сползала на глаза, и она сняла ее и повесила на руку, как дамскую сумочку. Утро уже было жарким. И Витек с Геной то и дело смотрели на солнце, которое обещало устроить нам сегодня настоящее пекло. Мы со Стивой и Толяном держались особняком. Общее возбуждение и веселье не радовало. Наш отряд после высадки на тот берег и походу по длинной улице должен был прибыть к подножью горы намного позже отряда Геннадия. Таким образом победа ускользала от нас уже на стадии задумки. Отряд Витька вообще был не в счёт, он и не особо их готовил, и не мотивировал так, как это делал Генка со своими, которых называл не иначе как «штурмовиками». Людка хоть и кидала нам лозунги типа: «Вперед!», или «Мы должны победить!», но делала это без особого напора и энтузиазма.

Солнце играло на воде, глаза слепило от ярких бликов. Кружилась голова, волнение и предстоящая операция обострили и без того натянутые нервы. Толян предложил спихнуть Генку в воду, но Стива шикнул на него и ехидно сообщил о бесполезности такого решения. И вот мы уже высадились на противоположном берегу пруда. Частные бревенчатые домики поднимались в горку. За их окраиной начинался пологий подъем к вершине, которую должны были штурмовать наши отряды. Красная ракета — сигнал к началу операции — взлетела и погасла в небе. И каждый отряд побежал по своей улице. Стива оттеснил нас к дощатому заборчику и велел сорвать с рукавов зеленые отрядовские нашивки.

— Мы диверсионная группа, — сказал он сурово и решительно, — и наша задача помешать любой ценой желтым первыми водрузить флаг на вершине. Это был приказ, а, как известно, приказы не обсуждаются низшими по чину. А низшими по чину были мы с Толяном. Дальше мы ринулись за отрядом желтых. Быстрый бег и жара скоро сделали свое дело. Было нестерпимо жарко в бумажных касках, автоматы оттягивали руки, солнце безжалостно жгло открытые плечи, ноги и руки. Мы видели, что и желтые поумерили пыл. Генка, который был экипирован в железную каску и тяжелую маскировочную накидку уже сбросил ее, намотав на руку. А он еще нес зачехленное знамя отряда. Небольшая речушка накосо пересекала улицу желтых. Стива знаками показал на воду и первым зашел в реку. Это было спасением. Мы выбрались из реки мокрые, но освеженные и с новыми силами, огородами, побежали наперерез отряду желтых. И, опередив их метров на сто, вышли к околице. Дальше начинался подъем к вершине.

— И что дальше? — заикаясь от быстрого бега, спросил Толян. Стива озирался по сторонам. Мы оказались в чьем-то огороде. У забора лепились хозяйственные постройки, стайки, старая покосившаяся банька и посеревший от дождей прошлогодний стог сена.

— Поджигай, — скомандовал Стива. Толян ошалело посмотрел на него и полез за спичками. Одна за другой спички ломались в его дрожащих пальцах.

— Ну же! — прикрикнул на него Стива. Сухое сено запылало, а Стива уже кидал большие охапки на ветхие строения и баньку. Сухие бревна и доски хорошо горели. Дым и огонь быстро застлали огород и улицу. Открытые языки пламени перебрасывались через улицу. Проход желтым был закрыт. Мы перескочили через забор и устремились к нашим, зеленым, они уже преодолели свою улицу и начали подъем. Но оказалось, что это еще не победа. Гена вывел желтых через другой двор и теперь бежал вперед, развернув желтое знамя. Он сумел преодолеть крутой подъем и теперь от вершины его отделяли какие-то сто метров.

— Толян, гаси пожар, — скомандовал Стива. А мы с ним бросились догонять вожатого. Наши зеленые тоже не медлили. Отряд отважно карабкался по склону. Видимо, включился соревновательный дух. Но Людка в короткой юбчонке явно не могла угнаться за тренированным и спортивным Генкой. Мы со Стивой его уже почти настигли. Стива сделал отчаянный рывок и кинулся ему под ноги. Но Генка, почувствовав подвох с нашей стороны, успел перепрыгнуть через Стиву, и теперь только десять метров отделяли его от вершины. За нашими спинами раздавался быстро приближающийся вой пожарных машин. Дым настиг нас на склоне и не давал дышать.

— Бросай, бросай! — закричал Стива, пытаясь подняться на ноги. Я остановился и выпрямился. Увидел быстро удаляющуюся спину Генки и бросил деревянную гранату, так похожую на толкушку для пюре… Мы прилично наглотались дыма. Поэтому я упал в траву и вжал голову в прохладные стебли. А когда я отдышался и поднял голову, то увидел, как над вершиной поднялось зеленое знамя нашего отряда. Граната угодила Генке в голову, падая он, видимо, сломал ногу. Генка корчился от боли. Около него сидел Стива и держал за руку. А рядом лежало разметавшееся по траве желтое знамя.

Пожар потушили. Дом оказался нежилым, никто не пострадал и не вышел к пожарным. Соседние с этим участком дома удалось отстоять от огня, кроме нескольких стаек и бань, но больше было переполоха и криков, чем реального ущерба. Генку осмотрели медики. Сам он идти не мог. Его подняли на носилки и понесли к машине скорой помощи. Втроем мы молча сидели на вершине. Стива потирал ушибы и прикладывал подорожник к сбитым в кровь коленям и локтям. Толян кутал в грязную тряпку обожженную руку. Лицо его было черно от сажи, а волосы опалены огнем. Я прижимал к груди деревянную гранату, разглядывал босые грязные и поцарапанные ноги и не мог вспомнить, в какой момент и где потерял сандалии и автомат. И нельзя сказать, что мы боялись наказания. Вряд ли в общей суматохе кто-то заметил наше особое участие во всем произошедшем. Все, как мы уже поняли из разговоров, списали на жару и солнце. Причиной пожара стало самовозгорание, а в случившемся с вожатым виноват перегрев и, как следствие, солнечный удар.

Людочка давно увела отряды с вершины и склона. Но мы не пошли со всеми. Захваченные штурмом и борьбой с «желтыми» и Генкой, мы и не заметили, как изменилась погода. Небо затянули низкие тучи и пошел самый настоящий снег. Июньский. Он падал большими хлопьями. Он устилал все вокруг. Он падал и на наши разгоряченные головы. Он будто предлагал нам забыть все, что произошло сегодня с нами и начать с чистого листа… И мы не знали, возможно ли такое.

Теперь, после стольких лет, прошедших с того злополучного дня, много мутной и грязной воды утекло. Толян давно сгинул в Афганской. Стива в генштабе занимает приличное место в очень приличном звании. А я корректирую огонь наших. И по зарницам вижу, как ложатся в цель снаряды. Моя точка хорошо замаскирована. Но вот ведь в чем дело, я никогда не знаю, а не обошли ли меня с флангов, а не обнаружен ли я, и сколько еще мне осталось. Лишь одна надежда теплится во мне и греет меня в этом бесконечном заснеженном пространстве: я должен видеть, как зажигаются и гаснут зарницы впереди. И если они зажгутся сзади, это будет означать только одно — меня уже нет.