Сенокосная пора. Часть вторая

Иду себе и иду. Часов нет. Только понимаю, что день клонится к вечеру. Ноги в галошах на босу ногу взмокли. Пришлось галоши снять, но через некоторое время надел их снова, потому что идти босиком, даже по мягкой дорожной пыли, то еще удовольствие! Усталость накатывает не постепенно, а как-то внезапно – в какой-то момент вдруг понимаю, что идти дальше сил не осталось! Иссякли! А солнце уже низко, все ближе к горизонту. «И невольные слезы катятся…». Не удержать. А как бы вы хотели? Пацан же еще совсем! Изнеможение, обида, непонимание, разочарование, какой-то смутный страх, сухость во рту (вода давно выпита!) и просто боль – боль вообще, в ногах, руках, в теле… Попутного транспорта никакого нет: проселочная грунтовка, и деревень вдоль дороги тоже нет.

Из последних сил поднимаюсь на очередной пригорок (а в наших краях ровных участков нет) и вдруг вдалеке вижу и село, и лошадь с повозкой! Тут уже просто сажусь на землю и рыдаю – больно, ступни разбиты в кровь! Свежие мозоли на них полопались. Вскоре подъехала повозка с отцом. Понятно, что пошли вздохи, ахи и охи. Самое обидное: нет, про меня не забыли, а просто отложили доставку пацана домой на некоторое время. Он же там подождет, не пропадет! Самое важное – разгрузить и уложить в сеновал СЕНО. Это жизненно важно, это подготовка к долгому зимнему сезону!

Как добрались до дома, не помню. Покормили, конечно, но есть сил не было, и вроде даже не хотелось. Напился чаю – взахлеб! Повели в баню, где я почти сразу и уснул, прямо на лавке в предбаннике. Кто принес меня домой и уложил на кровать? Наверное, отец. Проснулся уже утром, спал допоздна, что в семье обычно не приветствовалось, но меня никто и не будил даже! Встал около девяти утра.

Позже мне сказали, что за неполные пять часов (с обеда до семи вечера) я прошагал около двадцати километров. Ноги заживали долго – почти десять дней. Сеновал был набит сеном, как никогда. Битком! Может, именно тогда и сложилась у меня четкая установка: если есть цель и задача, до них надо «дошагать»! При этом неизбежны и томительное ожидание, и мучительная боль, и почти непреодолимые препятствия, а порой и бессилие… Просто НАДО!

Мое мгновение от 10 до 26 лет так и проскочило – мгновенно – видимо, как и полагается! Я уже демобилизовался из армии и работал в Уфе, а мой старший брат Марат работал в Министерстве сельского хозяйства – тоже в Уфе. Но наши родители, уже пенсионеры, еще жили в селе, продолжали заниматься своим домашним хозяйством. А мы с братом каждый год, с началом сенокоса, на пару дней приезжали домой. Тряхнуть стариной, проверить себя на прочность: способны ли ребята еще косить, копнить и скирдовать? Да и приучены были всегда помогать отцу с заготовкой сена для коровы.

Наш новый сенокосный надел находился уже в другом месте, недалеко от деревни Никольское, которая с годами просто исчезла с карты нашего района… У нашей сестры, помнится, в девятом классе появилась подружка из этой деревни, Люда Некрасова. Зайтуна сама рассказывала, что они обе сочиняли стихи и читали их друг другу. Сидели за одной партой. Да, с давних времен в этих башкирско-татарских краях существовали и русские, и украинские деревни с такими распространёнными названиями, как Михайловка, Николаевка, Шантра, Ерлыково и т. п. Молодежь из них уже в 60-х решительно уезжала в города. В маленьких деревнях были только начальные или неполные средние школы. В девятый класс ребята из этих деревень иногда поступали в райцентре Киргиз-Мияки и жили в интернате или на квартире.

Старики доживали в этих деревнях свой век и покоились впоследствии на местном погосте. Начиналось вымирание русских и украинских деревень уже давно, лет пятьдесят назад. Со временем, шагая по молодому перелеску и собирая там ягоды или грибы, можно было неожиданно наткнуться на останки избушек, давно поросшие кустарником и деревьями, или на остовы срубов колодцев. Были же в истории нашей еще и доблестные реформаторы, загубившие коллективные хозяйства, которые, может, и не обеспечивали сельчанам полноценного качества жизни, но позволяли прокормиться и растить детей… Да и от самого человека ведь многое зависит! Все же колхозы и совхозы вносили некую определенность в жизнедеятельность сельчан, обитавших в отдаленных уголках страны. Впрочем, не будем углубляться в эти дебри… Тема наша – семейный СЕНОКОС!

Итак, свернув с трассы направо и проехав еще километров пять после Никольского, сворачиваем в лесок, слева от дороги. Удивительное место, однако! Главная достопримечательность – родники. Их много – ключи выбиваются из расщелин. Просматриваются даже небольшие фонтанчики. Ключевая вода стекает в прозрачный ручеек, за которым и начинается наш семейный покос, расположенный на окраине леса. Наш сенокосный надел состоит из пяти полянок. Одна из них довольно большая, метров сорок на пятьдесят в поперечнике, остальные поменьше. Наличие родников и близость грунтовых вод к поверхности земли – что может быть лучше для травостоя и сенокоса? Для пикника в разгар лета – маленький рай. Много земляники и любимых наших трав – душицы, зверобоя, мяты. Папа умудрялся находить даже валериану, извлекал из земли ее корни и сушил. А потом делал лечебную настойку.

Все как обычно: выезжаем чуть свет, косим, подсушиваем сено в валках, копним, скирдуем. Мы в городе на государственной службе и можем посвятить заготовке сена только субботу и воскресенье. А ведь летом случаются еще и дожди! В сенокосную пору – обязательно! Тут уж заготовленное сено спасать приходится. По-разному. Тоже целая история.

На этот раз сено заготовлено, собрано в скирды – готово! Ждем транспорт. Вскоре заказанный грузовик прибывает. Начинаем грузить сено: забрасываем его вилами в кузов, а там кто-то сноровистый грамотно распределяет его по кузову. Это тоже нужно делать умеючи, чтобы машина не перекашивалась, а сено не слетело. Уложенное в кузове грузовика сено придавливают сверху бревном с затяжками из канатов, чтобы закрепить для надежности при перевозке. Полдела сделано!

Все – едем домой, никого не оставляем! Благо, уже есть своя легковушка, синий «Москвич». Да и на грузовике можно уехать. Полчаса – и мы дома. Сгружаем сено прямо во двор. А заготовили его много, привезли на двух машинах. И задерживать их не принято, надо скорее отпустить!

А нам надо справиться с еще одной немаловажной задачей – уложить сено в сеновале. Чем быстрее, тем лучше. На горизонте набухают грозовые тучи – к дождю! Мышцы ноют (мы теперь работники кабинетные), но оставлять сено под дождем никак нельзя! Дело к вечеру уже, скоро смеркаться начнет, а в темноте – какая там работа? Эх! Поехали! И вот я, «младшенький» (по-татарски «топчек»), поднимаюсь наверх в сеновал, а брат с отцом начинают метать сено в дверь сеновала. Работа с виду простая, но как же все физически тяжело! И тем, кто поднимает сено вилами наверх, и тому, кто наверху его принимает. Внизу копенку надо зацепить и закинуть ее в сеновал, а это на высоту примерно два с половиной метра. И так снова и снова, и с каждой минутой все тяжелее и тяжелее. А наверху тоже непросто. Надо принять, зацепить копенку, закинуть поглубже в сеновал, хорошо разложить, а еще и уплотнить! И это при том, что чуть ли не посекундно летит в тебя куча сухой травы, кругом пыль от травы, мелкие травинки прилипают к вспотевшему телу, и оно начинает жутко зудеть! Но оправиться нет времени – машем, пашем и явно упахиваемся! Через некоторое время отец говорит: «Все, пойду, передохну, нет сил! Вы уж добивайте это дело!». Мы продолжаем. Наплывают сумерки. Еще не очень темно, но солнце ушло за горизонт, осталось только уличное освещение! А мы, похоже, завершаем свою страду. Наконец-то! Еще чуть-чуть! Еще полчаса! Потом баня и отдых! Простодушное предвкушение блаженства…

И в этот момент брат с размаху всаживает вилы в очередную копну сена, на мгновение застывает и падает лицом в кучу сена. После секундной паузы слышу его голос:

– Слушай! Почему мы должны так корячиться? Неужели мы не можем договориться с председателем какого-нибудь колхоза и просто купить заготовленное сено?!

Помолчали, призадумались. Было ясно, что для нас, уже городских жителей, хотя и сельских по происхождению, не имело смысла брать на себя тяжелые физические нагрузки сенокосной страды. Инженеры-строители. Кабинетные работники. И отцу седьмой десяток пошел. Здоровье не очень, гипертония. А запрограммированы были все мы, из поколения в поколение, так: только труд, постоянный, тяжелый, может обеспечить человеку достойное существование и достаток! Характеры закладывались соответствующие: человек должен быть приучен к тяжелому труду и подготовлен к неизбежным испытаниям Судьбы, способен ставить разумные цели и добиваться их.

А начиналось все с раннего детства. Вместе с родителями копали землю в саду и огороде, сажали и сеяли, пилили и кололи дрова, таскали золу и уголь, носили воду, топили баню, прибивали очередную доску, прибирались во дворе, вывозили на тачке мусор, убирали навоз, ходили за скотиной – да мало ли дел по хозяйству? Плюс СЕНОКОС, разумеется! Полномасштабное трудовое воспитание. Обходились наши родители-трудяги без учебника по педагогике, где на эту тему содержалась специальная глава. Педагогику в своем пединституте изучала сестра Зайтуна, первая золотая медалистка в истории Миякинской средней школы. Все шутила на тему всестороннего развития личности в привязке к нашей жизни и быту…

А есть еще драгоценные мгновения, которые стали даже неотъемлемой частью привычного уклада нашей жизни: например, когда все дневные труды завершены, паришься от души в баньке. Отлежавшись после бани до состояния покоя и ровного дыхания, сидишь с чашкой ароматного чая со своими любимыми с детства душистыми травами. На столе золотистый, тягучий свежий мед. Дед Вали был пасечник (по-татарски – «умартачы»), приучены к меду тоже с детства. Прихлёбываешь горячий чай и любуешься закатом: горизонт за горой еще красно-желто-оранжевый, еще миг – и краешек солнца исчезает за горой! Так удается отключить всякие ненужные мысли и суету, и наступает некоторое умиротворение. Нет боли в мышцах, суставах, гула в голове! Уединение, тишина, покой – блаженство! Наступают вечерние сумерки, надвигается ночная прохлада. У ночи тоже свои запахи и звуки: обостряются ароматы некоторых растений и цветов, вступает хор стрекоз, а вот и трели соловья и пение каких-то других птичек. Наконец-то и тело, и душа наслаждаются вожделенной релаксацией…

Сено мы больше не косили. Первое время брат договаривался с колхозом, а потом и сам отец наладил нужные контакты. Просто покупали в тюках спрессованное сено, которое тут же из машины манипулятором закидывалось в сеновал и все! Но сохранился некий след – и в душе, и в памяти, даже тяга вроде какая-то. А хорошо бы снова пройти по поляне с косой наперевес, вдохнуть ароматы леса и скошенной травы и испытать тогдашнее, многолетней давности, удовлетворение от хорошо сделанной работы. Эх, есть же что вспомнить!