Новеллы. Часть вторая

Джек Лондон

«Мартином Иденом» я зачитался за день (сказать точнее — за ночь) до выпускного экзамена по алгебре. Я тогда жил у сестры Гали, вместе с зятем Рамазаном ютившейся в однокомнатной квартире. За неимением места я спал на кухне…

Пошел четвертый час ночи, а я все читал, не в силах оторваться от романа, который для вчерашнего деревенского юноши был истинным откровением. Тем более что я в ту пору уже начинал мечтать о карьере писателя.

Неожиданно посреди ночи появился зять и, увидев, что я продолжаю поглощать книгу Джека Лондона, не сдержался, довольно сильно пнул меня по ягодице ногой, бросив со злобой: «Хочешь провалить последний экзамен?!»

Наутро я поднялся с сильной головной болью и отправился на ненавистный мне экзамен. Надо сказать, что к концу десятого класса я совершенно запутался в логарифмах и, не будь преподавателя математики Шульгина, доброго и проницательного человека, вряд ли бы выбрался из этого болота. Заметив, что литература полностью захватила мою душу, он просто-напросто перестал вызывать меня к доске и проверять мои контрольные работы, без всякой проверки ставя мне невнятное «уд».

Я стеснялся такого доброжелательного отношения к моей персоне с его стороны, но все же был счастлив.

Сейчас я уже не помню, решил ли я тогда математическую задачу последнего выпускного экзамена или нет, но, во всяком случае, аттестат зрелости мне выдали.

После «Мартина Идена» я прочитал всего Джека Лондона, а потом и книгу о нем американского писателя-исследователя Ирвинга Стоуна. Должен сказать, что этот американский писатель, проживший всего сорок лет, навеки остался мне добрым и близким другом.

Тем не менее, нет-нет да приходится наблюдать в его адрес не просто снисходительно-высокомерное, но и откровенно пренебрежительное отношение со стороны так называемых «серьезных» соратников по перу. Его все настойчивее причисляют к юношеским и даже детским писателям (если эти утверждения принять всерьез, то возникает вопрос: а разве детям и юношам не нужен хороший писатель-классик?). Но дело даже не в этом. Причисляя Дж. Лондона к юношеским писателям, делается попытка принизить его творчество.

Совсем недавно в одном из своих интервью наш выдающийся соотечественник А. И. Солженицын сказал примерно так: будучи в Сан-Франциско, побывали мы и в баре, где, по преданию, любил бывать не ахти какой уж классик Джек Лондон (привожу его слова по памяти).

Во-первых, я хотел бы спросить многоуважаемого Александра Исаевича: зачитывался ли он в детские годы такими произведениями Джека Лондона, как «Рассказы рыбачьего патруля», «Мексиканец», «Белый клык», «Конец сказки», «Игра»? И многими другими его романами, повестями и рассказами? Если да, не является ли это своего рода предательством давнишнего кумира?

То же самое можно услышать из уст серьезных корифеев об авторах «Моби Дика», «Судьбы барабанщика», «Зеленой кобылки», наконец! Слава Богу, хоть Роберта Стивенсона и Александра Дюма судьба еще милует…

Завтра — его время

Продолжает удивлять читательский мир молодой (правда, его уже вряд ли можно назвать молодым, хотя бы в силу сложнейших проблем, которые он поднимает!) ученый Салават Галлямов. Впервые выступив в научной печати со своими аргументами (даже не гипотезой!) о теснейшей связи башкирского эпоса «Урал-батыр» с шумерским «Гильгамешем» и вызвав тем самым ожесточенные споры среди башкирских ученых — философов, историков, фольклористов, — он не только с честью вышел из этих дискуссий, но и пошел дальше. Откровенно говоря, читая его первую книгу об «Урале-батыре» (меня как переводчика этого народного шедевра она, книга эта, весьма заинтересовала), я никак не предполагал, что у С. Галлямова накоплен столь обильный материал, касающийся древнебашкирской философии, сравнительного языкознания, эстетики наших далеких предков, что его научные изыскания пойдут буквально книга за книгой, усложняясь и углубляясь во все названные сферы научной деятельности. Но вот выходят основательные труды по основам «Башкордской индо-германской философии», затем — «Основы Башкордской индо-германской философии (эстетика)», «Башкурдский язык и санскрит». Все это не может не вызывать и изумление, и восхищение. Да, это не какое-нибудь легкое чтение, а напряженная работа мысли, попытка глубоко проникнуть в главную суть сложных, но столь логичных истолкований; это не просто чтение, а проникновение в бездну истории, от которого воистину захватывает дух. Меня лично поражают столь обширные познания автора этих трудов не только в башкирском фольклоре, но и в творчестве других, сродственных нам народов, среди которых мы видим и древних иранцев, и шумеров, и курдов. Когда успел он запастись такими познаниями? Когда и как обрел единственно верный стиль изложения? Лично мне ответить на этот вопрос нелегко. Ясно одно: на наших глазах в мир явился воистину выдающийся ученый, который еще долго не будет восприниматься сонмом наших научных гуманитариев, привыкших и судить, и писать в традиционно-провинциальном ключе. И по этой самой причине они будут продолжать (жалкие потуги!) скептически, я бы даже сказал враждебно воспринимать труды Салавата Галлямова, объявляя их «плодом воображения» новоявленного ученого, ибо труды эти наглядно доказывают их собственное заскорузлое мышление и бедность его изложения.

Нет сомнения, что время произведений Галлямова — еще впереди, как всегда было и, увы, будет и в науке, и в искусстве.

газета «Истоки», № 28 (380), 14 июля 2004. С. 15

С талантом Артюра Рембо

Где-то в середине 70-х годов по какому-то странному стечению обстоятельств я был командирован на литературный семинар, проходивший в галицком Доме писателей. Семинар тот проводили такие известные поэты, как Владимир Соколов, Яков Белинский, Николай Старшинов (ныне все покойные), поэт-переводчик Семен Липкин, Инна Леснянская, Игорь Шкляревский и другие. На встречу с нами приехал на своей шикарной черной «Волге» Евгений Евтушенко. Выступали со своими стихами и переводами и мы, собравшиеся сюда из разных уголков страны. «Семинаристы».

После одного из выступлений ко мне подошел Игорь Шкляревский и сказал: «В нашей машине есть свободное место. Поедем с нами в город, заглянем в Дом литераторов, поиграем в бильярд, поболтаем о стихах…»

Я почувствовал, как вспыхнули мои щеки. Я был искренне польщен таким предложением. Несмотря на то, что Шкляревский был всего на год старше меня, он представлялся мне вполне маститым поэтом. Я любил его поэзию, его любовь к природе, зверям и птицам, к рыбалке и охоте, его умение тонко и точно передавать свои чувства и ощущения. Но проклятый дух противоречия, присущий любому из нас, выдавил из меня совершенно иные слова:

— Видите ли… Я все-таки хочу послушать Левика.

(Вильгельм Вениаминович Левик был известным переводчиком западной поэзии).

Шкляревский (как и вся его немногочисленная свита) посмотрел на меня с откровенным удивлением, затем пожал плечами и полупрезрительно усмехнулся; затем все они уселись в довольно потрепанный «Москвич» и укатили прочь, оставив меня в самом что ни на есть удрученном состоянии.

Через пару часов я на чем свет стоит клял себя: упустить такой уникальный случай сблизиться со столь известным поэтом… Нет, на такое был способен лишь последний идиот.

Позднее я узнал, что Игорь Иванович ходил только со своими приближенными (не путать с телохранителями), которые сопровождали его повсюду, и каждый из этой свиты был докой в какой-либо сфере жизни. К примеру, Митасов (имя забылось) одно время являлся даже чемпионом страны (или Москвы?) по бильярду, баловался стихами. Благодаря Шкляревскому даже опубликовался в журнале «Юность». Это были довольно посредственные стихи — они могли появиться на страницах столь популярного органа только при содействии благодетеля. И вот такого доброжелателя я упустил!

Никогда позже я уже не имел возможности обрести в Москве столь авторитетного товарища-опекуна, без поддержки которого издать там собственную книгу почти невозможно. Да и возраст был уже не тот, чтобы прибегать к помощи литературного филантропа.

До сих пор, вспоминая тот разговор со Шкляревским, я испытываю острую горечь.

Писатель Ямиль Мустафин рассказывал: «Почему, ты думаешь, в Москве так часто издают свои, порой беспомощные, сборники молодые поэты? Может быть, они талантливее других? Черта с два! Едва появившись в столице, они начинают охмурять засидевшихся в девках издательских редакторш. Если это им удается, считай, что книжка тебе обеспечена. Так что обретение влиятельного покровителя в этом деле не только не осуждается, но и считается истинно мужским достоинством. Что ни говори, далеко не каждый на этом свете рождается с талантом Артюра Рембо». А я про себя подумал: или Рашита Назарова!

газета «Истоки», № 29 (381), 21 июля 2004. С. 10

Окончание следует…