Дневник ИХТИКА. Часть одиннадцатая

среда, 02 января 2002 г.

Недавно же новый год случился. Многолюдный праздник, но немногорадостный. Раскрасневшиеся весёлые люди фотографируют друг друга, чтобы потом получившаяся картинка родила воспоминания, с которыми люди будут грустить. Создайте все улыбочки на лицах, внимание, фотографирую!

24 марта 2002 г.

На семинарах в нашем Институте права я снова подвергся очередному разочарованию. Раньше на институтских практических занятиях я очень сильно старался высказаться, если речь заходила о вещах, которые были для меня святы. Потом я прозрел, что на самом деле в нашей группе никому ничего не надо, и поэтому нет причин стараться раскрывать свою душу. Возможно, если бы хотя бы на одного человека повлияли мои слова, я бы не бросил, но с недавних пор, я всегда стараюсь сесть на заднюю парту и тихонько отсидеть пару. Все удивляются, конечно, тому, что я стал такой немногословный. А когда я знакомлюсь по интернету с уфимскими девушками, они наводят справки и совершенно недоумевают моему дуализму.

10 апреля 2002 г.

С недавних пор у меня вообще начался период разочарования в жизни...

Я и учёбу забросил, хотя на первых курсах был, наверное, самым активным, тогда как сейчас отсижу на задней парте законные часы и рад тому.

Я увидел ужасающее несовершенство мира – это следствие того, что я стал сложнее, чем мир, и поэтому смог охватить пониманием мир, смог выбраться из него и посмотреть со стороны.

Я разочаровался прежде всего в людях, которые меня окружали всю мою жизнь. В государстве, в своём университете, во всех общественных институтах. Они предстают для меня как всего лишь жалкий компромисс. Всё абсурдно и очень глупо. Иногда смотришь на город и думаешь: как такая хорошая система могла появится, если везде одни кретины и рвачи?

Одним словом, «у меня никого нет». Смешно. Сейчас я не в меланхолии и не в депрессии, я в обычном состоянии и пишу в здравом уме и с твёрдым сознанием. Но я совершенно ушёл в себя.

Раньше я грезил стать каким-нибудь чиновником и ворочать миром. Я хотел сделать жизнь людей лучше, чем есть. Мне ничего не нужно самому, я чисто из альтруистических соображений. Но чтоб попасть туда, нужно положить большой кусок жизни, я не могу пожертвовать этим. Единственный путь, что я вижу для себя сейчас, это учить молодёжь философии. Так я и поступлю. Пусть у меня будет маленький домик, внутри компьютер, мешок макарон, немножечко денег и всё. Больше мне ничего не нужно. И чтоб все остальные меня забыли и оставили в покое. Все невежды почему-то тянутся ко мне. В этом что-то есть, думаю, они хотят меня использовать в своих целях. В конце концов, у меня всегда есть путь назад, я могу умереть в любой момент.

Философия тоже немножко мне наскучила, т.к. я воспринял абсурдность, бессмысленность и бесцельность бытия. Так что я как бы повис в некоем вакууме, в точке бифуркации.

Смешно жить. Везде – куда ни глянь – всё ненастоящее, несерьёзное, какая-то постмодернистская пародия на жизнь. Шоу Трумена. Взрослые мужики занимаются всякой фигнёй, женщины же вообще невыносимы, особенно, если толсты и стары. Все они усердно и заботливо тащат свои сумки, пакеты и тому подобный хлам в свои жилища. Поэтому-то мне будет совершенно не обидно, если они вышвырнут меня из этого мира, или если переживут, например. Может быть, обидно будет, когда они изобретут эликсир бессмертия или оправдают евгенику, а так – всё по-честному. Но никому не уничтожить страдания, печаль – это вечное. Никто не возьмёт верх, в конце концов, всё равно не может быть выигравших или проигравших, так как это одно и то же. Бояться смерти – это так унижающе убого, кроме того, это насквозь эгоистично, можно подумать, будто ваши жизни чего-то стоят, так считает каждый на свете идиот, всё это одни пустяки на самом деле. Ихтик смотрит на них как на подопытных кроликов и тихо улыбается в глубине души, курит напропалую, не считает выпитых бутылок пива. А что, ведь это, должно быть, не очень приятно нормальным людям: жить с такими как я пофигистами. Теперь я стал бесстрашен, ибо не боюсь больше ни жизни, ни смерти, я стал смел в высшем смысле, но и апатичен вследствие этого.

Гуляй молодая и невинныя, пока американцы свои бомбы не скинули на всех нас – такова его философия. Этим американцам так нравятся наши добрые российские девушки, они хотели бы перевезти через океан их всех до одной.

Но вскоре, то, что всё поголовно занимаются ерундой и не могут не заниматься этим, от осознания этого чувствуешь какую-то приятную солидарность со всеми людьми, проходит неудовлетворённость и приходит втайне желаемое успокоение, как будто не только я, но и все остальные мои одноклассники пришли в школу, не сделав домашнего задания. Ибо уже какой день тянутся праздники один за другим.

14 мая 2002 г.

Только что ночью: на холодном, крытом линолеумом полу, сидел и смотрел худ. фильм «День полнолуния». Мама, укутавшись, лежала на диване. Она там уже с вечера ждёт звонка своего кавказского друга. Мне кажется, она его не дождалась, потому что громкость телефонного аппарата оставалась на нуле. От таких звонков она ужасно добреет. Этот фильм мне очень запал. Он состоял из множества сюжетов, к-ые были связаны друг с другом. У Г.Г. Маркеса тоже всё вертится вокруг колумбийского прибрежного городка Макондо.

У меня через 9 часов экзамен по аграрному праву, а я даже не брался за учебник.

Я в последнее время сильно устал. Всем говорю, что разочаровался вконец в этом мире и что все дороги именно туда и ведут, но понимаю, что наоборот: огромное количество мировой бессмысленности воплощается во мне по закону «количество в качество».

04 июня 2002 г.

Вчера вечером Шаман, Рустик и я пошли на ж.-д. больницу спаринговаться. Но вместо этого вскарабкались на коминтерновскую радиобашню, которая была испачкана вся солидолом, по ходу специально, чтоб не лазали всякие. Мы с Рустиком добрались до самого верха башни и нас там чуть током не ударило. Мы договорились, что, когда нам будет по 30 лет, т.е. ч/з 9 лет снова вернуться сюда и совершить ещё одно восхождение.

Потом мы всю ночь жгли костёр и философствовали, я толкал свою концепцию о том, что Абсолют есть Абсурд и что всё что ни есть – большая бессмыслица. Шаман потерял очки в траве, испачкал свои голубые джинсы и после спаринга его чуть не вырвало пирожками.

Встречали восход солнца мы танцем тольтеков, и наши лица были в тот момент счастливы.

Ранним утром я стоял на остановке городского транспорта и читал введение книжки Э. Фромма «Анатомия человеческой деструктивности». Проезжающие из автобусов смотрели на меня с вниманием, т.к. на мне была камуфляжный военная форма.

24 июня – 25 июля 2002 г.

Ровно месяц я провёл на военных сборах как будущий младший лейтенант запаса мотострелковых пехотных войск своей страны.

Солдатик едет в электричке, девушки, не смотрите на меня...

Помню, что наблюдал бесконечные вереницы военной тяжёлой техники, ржавеющей под открытым небом вот уже полвека.

Помню огромную кастрюлю «Фердинанд» с «шрапнелью» (кашей из цельносваренного овса) – есть можно только с закрытыми глазами.

Помню чисто животное желание одиночества и основательное переосмысление своих былых элитарно-аристократических воззрений на человека. Настолько всё «единообразно, но небезобразно», что у меня никогда нет полной уверенности в том, что я есть именно я, а не один из моих товарищей. От этой камуфляжной формы из саржи уже рябит в глазах. Стадность.

Ужасная вонь в палатках, которую со временем перестаёшь замечать. Она происходит от сыреющего постельного белья, мужского пота и грязи.

Помню совершенно необъяснимое бессознательное удовольствие от подчинения формальному начальнику, когда отдаёшь честь или стоишь перед ним на вытяжку.

Парнишку с добрым лицом и красивыми женскими глазами из какого-то южного города, который уже заколебался 2 года поднимать и опускать этот долбаный шлагбаум и весь день проводить на ногах. Этого человека удерживает только одна мысль, что он, вот уже скоро, вернётся домой.

[…]

Единственное, что было нужно от меня – моё тело; сходные неприятные ощущения, наверное, испытывают проститутки.

Солдафоны с дорогими сигаретами в зубах криком объясняют по своим мобильным телефонным трубкам кому-то, что они не могут ничего сделать, потому что сейчас они находятся в армии... «В армии!!!» – ещё громче кричат они, видимо, все их переспрашивают.

Помню убийственный самогонный алкоголизм по ночам. Сигареты с фильтром – валюта. Девушки из близлежащих посёлков настоятельно советуют брать с собой в лес средство от комаров и не только.

Как, лёжа в пыльном горячем песке и ожидая команды командира на огонь, чувствуя холод приклада автомата, я думал о тебе. Долго допытывался у сапёров, кто и где первый придумал гранаты типа осколочных. Украл боевые патроны от пистолетов и пулёмётов, когда стреляли на стрельбищах.

Пытался агитировать свой взвод петь на марше не пресловутую «Катюшу», а «Кап, кап, кап, из ясных глаз Маруси падают слёзы на цевьё (верхняя часть ружейного ложа, на которой укрепляется ствол с механизмом)»... Чтобы с носа, в который раз не слезала кожа, я прилепил на него листочек подорожника.

Неоправданные, чудовищные по своей расточительности жертвы богу Хроносу; непостижимая по своей трогательности красота ухода абсолютно всего времени в никуда, завораживающее ощущение. За всю свою несознательную жизнь я ещё не вкушал такого количества маразма.

Все занятия кажутся мне бессмысленными. В армии делают всё, чтобы солдат не был без дела, иначе ему в голову начнут лезть мысли и поэтому надобно чем-нибудь, неважно каким делом, занять человека; для этого изобретаются самые абсурднейшие занятия. Например, целый день перекидывать горы снега с одного места на другое, а потом приедет какой-нибудь дебил-майор и прикажет перекидывать обратно. Я почти всегда чувствую себя таким солдатом, вынужденным тратить свою жизнь на бессмысленность, угодную даже непонятно кому. Вот так и проходит жизнь, более того, даже если ничем не наполнят её, она всё равно проходит, только ещё быстрее. Мерзко. Что ж, зрелище нелепостей порождает хороший вкус.

Прямо при нас из какой-то глуши привезли роту новобранцев – т.н. духов. Детские лица. 18-летние мальчишки в огромных тяжеленных кирзовых сапогах. Проходя, они оставляют за собой запаховую вуаль свежей кожи и выданной на складе новой военной формы. Но всё это у них отнимут демобилизующиеся деды, когда поедут домой. Видел потом, как эти духи бегали вокруг казарм в противогазах с запотевшими стёклами и подметали по утрам ломом окурки. Кирзачи часто меняются, потому что подошва от частой муштры быстро стирается в тонкий слой.

На железнодорожной станции перед отбытием метался, ища почтовое отделение, чтобы позвонить тебе или хотя бы отправить телеграмму о том, что я жив и еще сильнее люблю тебя...

После всего этого я ещё долго на улицах неосознанно стараюсь смотреть на ноги впереди идущих прохожих и автоматически подстраиваться к ним «в ногу». Левый, левый; ать, ать! В транспорте, еле-еле сдерживаюсь, чтобы не обматерить того, кто наступил мне на ногу.

Переосмысление идей коммунизма. Размышления об авторитаризме, либерализме и свободе. Кто-то из иностранцев, побывав в советской России, сказал, что эта страна есть одна большая казарма.

(Лексика, синтаксис и орфография авторские).

Продолжение следует…