Жернова Минервы

Нина Ивановна и Петр Александрович Мещеряковы обожали своего сына Андрюшку. Они были женаты вторым браком. От первого замужества у Нины Ивановны был сын, а Петр Александрович в первом браке оставил двух дочерей. Андрюшка был поздним ребенком: обоим родителям было далеко за тридцать, когда он появился на свет. И родители относились к нему не как к сыну, а как обычно относятся к внучатам, более нежно, более ласково и менее жестко и строго, чем к детям. Старший сын Нины Ивановны Сергей сердился на мать и на отчима за это: ему казалось, что его брата слишком балуют и портят излишней любовью… А, может быть, это была и тайная ревность старшего ребенка к младшему…

Пришло время отдавать Андрюшку в школу. Нина Ивановна пусть и была натурой достаточно романтичной и, несмотря на возраст, все еще верила в доброе и светлое, но уже твердо знала, что хит про «школьные годы чудесные с дружбою, с книгою, с песнею» никак не отражает то, что есть на самом деле. Опыт обучения старшего сына в средней школе говорил ей о том, что предстоит пройти еще один круг ада и с младшим. Ее нестандартные дети никак не вписывались в школьную систему образования. Они имели на все свою точку зрения и не боялись спорить с учителями, открыто высказывая ее. А это было чревато.

Старшего Сергея, который учился очень хорошо, Нине Ивановне пришлось обучать методом коротких перебежек, переводя из школы в школу после очередного неразрешимого конфликта с кем-нибудь из учителей. Проблемы с Сергеем начались буквально с первых дней в первом классе. Нину Ивановну радовало то, что школа была рядом с домом: окна в окна. Не надо переходить дорогу. Но радость была недолгой. На первом же родительском собрании учительница Закия Махмутовна набросилась на нее с обвинениями в адрес восьмилетнего Сергея (он поздно пошел в первый класс) и даже заявила, что по нему-де плачет тюрьма! Это было так неожиданно, Нина Ивановна, придя домой, разболелась. Ее терзало недоумение, почему ее сын-умница, который пришел в школу, уже умея читать и писать, вдруг вызвал такую агрессию учительницы. Каждый день в дневнике появлялось новое замечание в адрес Сергея, хотя учился он замечательно, на одни пятерки. Причина такой нелюбви выяснилась чуть позже. У Сергея от рождения был громкий голос. Едва появившись на свет, он загудел как иерихонская труба. И в первые дни сентября, сидя в столовой за обедом, он, еще не привыкший к школьным правилам, громко разговаривал. Учительница подошла сзади и чувствительно ударила его по спине. А он громко, на всю столовую, назвал ее за это «дурой».

Весь первый класс Закия Махмутовна буквально изводила Нину Ивановну замечаниями в дневнике и вызовами в школу. Каждое лыко шло в строку: не так сел, не туда повернулся, не вовремя заговорил и вообще… дышит…

Отчаявшись, Нина Ивановна решила отдать Сережу во второй класс в другую школу. В аттестате за первый класс у него стояли одни пятерки и мальчика с удовольствием приняли в одну из самых лучших в городе, по слухам, «блатную» школу на старой площади в самом центре города. Но эта школа была далеко от дома, и ребенку приходилось каждый день ездить туда на городском транспорте, привыкая к толкучке и давке.

Школа действительно была неплохая. Со своими устоявшимися традициями. Насторожил Нину Ивановну лишь такой случай. Однажды по какому-то делу она зашла в школу и, проходя по коридору мимо одного из классов, услышала пронзительный женский крик. Она заглянула в дверь и увидела, как молодая учительница просто заходилась в крике на малышей-первоклашек, обзывая их самыми отборными ругательствами. Малыши сидели, съежившись и притихнув, а учительница никак не могла угомониться: все кричала и кричала. «В этом классе мог быть и мой Сережа, – подумала тогда Нина Ивановна, и сердце ее сжалось,– Я ведь на него никогда не кричу. А что делать? Учить-то надо ребенка…»

В этой орденоносной школе Сережа проучился пять лет. И тоже всякое бывало… Однажды Нину Ивановну вызвал в школу учитель физкультуры. И сразу с места в карьер, изобразив пальцами «козу», сказал: «Вот так бы и выткнул зенки вашему пацану!». Нина Ивановна растерялась от такого блатного жаргона и не нашлась, что ответить. В другой раз ее вызвала в школу преподавательница русского языка и литературы, которую дети за глаза звали Осой. Она поставила ультиматум: «Или ваш сын, или я! Нам двоим вместе не быть в этой школе!» Нина Ивановна начала осторожно расследовать. В чем причина конфликта. Выяснилось, что учительница русского языка была не очень грамотной (школа-то «блатная») и иногда даже на доске писала слова с ошибками. И однажды Сережа осмелился указать на ошибку учительнице… «Молчал бы, – ругала его мать, – что тебе, больше всех надо?!» Осу вскоре уволили из школы. А Нина Ивановна с тоской думала, что впереди еще несколько лет… «Школьные годы чудесные…»

Но каково же было удивление Нины Ивановны, когда в августе перед началом учебного года она узнала, что Сережу все-таки записали в обычный класс. Она была в то время беременна Андрюшкой, и не смогла попасть на собрание, где шло распределение по классам. Видимо, кто-то из родителей подсуетился и втиснул свое чадо в более перспективный гимназический класс вместо Сергея. Нина Ивановна попыталась поговорить на эту тему с завучем, но нарвалась на такую грубость, что чуть не выкинула плод от расстройства. Сергей был подкошен такой новостью и впал в депрессию. Он был амбициозным и честолюбивым подростком.

Разрешить ситуацию помог случай. В автобусе Нине Ивановне наступили на подол юбки и порвали ее. Это произошло как раз рядом с домом, где жила ее двоюродная сестра. Нина Ивановна сошла с автобуса и зашла к сестре Лере, чтобы зашить юбку. Посидели, поговорили, попили чаю. Нина Ивановна рассказала про свою беду. Лера, которая преподавала английский в одной из городских школ, быстро отреагировала: «Не печалься! Знаешь что, иди к нашему директору Михаилу Олеговичу и попроси его взять Сергея к себе. Он – замечательный дядька. И школа у нас замечательная. Если у Сергея хорошие оценки в аттестате, то его обязательно возьмут!»

Так Нина Ивановна и поступила по совету сестры. В восьмой класс Сергей пошел в новую школу. На выпускном вечере она плакала от счастья, оттого, что ее сыну удалось хотя бы три года проучиться в нормальной школе. Здесь работали нормальные учителя и нормальный директор, и к ученикам, и к их родителям относились, как к людям, а не как к безликим и бездушным винтикам в страшном и уродливом механизме под названием «школа». Но оказалось, что Михаил Олегович тоже не вписывается в эту систему «жерновов Минервы», перемалывающей личности и души детей в муку, и его скоро сняли с поста директора…

Эти эпизоды, как кадры кинохроники, пронеслись в сознании Нины Ивановны, когда она вместе с младшим сыном Андрюшкой стояла на торжественной линейке Первого сентября перед школой, где предстояло учиться ее младшенькому. Открыл торжество директор Петр Петрович Петренко. «Здравствуйте, дети, – сказал он, – Вы еще пока недоразвитые, но мы вас доразовьем!» «Ну, началось!» – с тоской подумала Нина Ивановна.

Она уже не была такой наивной и прекраснодушной, как шестнадцать лет назад. Тогда, отправляя старшего сына в школу, она еще верила, что «человек рожден для счастья, как птица для полета»…

На этот раз она долго и тщательно подбирала первую учительницу для своего сына. Собирала информацию обо всех педагогах начальных классов той школы, куда предстояло пойти Андрею. Опрашивала родителей, интересовалась профессиональными и человеческими качествами учителей. Ей так не хотелось наступать на одни и те же грабли второй раз. И в выборе своем она не ошиблась. Учительница Римма Анатольевна оказалась просто великолепной: настоящий профессионал. И детей любила, и общий язык с ними находила без крика и оскорблений. Начальную школу Андрюша преодолел безо всяких потрясений и подводных рифов, хотя и учился он не так хорошо, как старший Сережа.

Но вот ведь беда: рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше. Рядом с домом, где жили Мещеряковы, начали строить новую школу – очень красивую и необычную, с оздоровительным комплексом, с тренажерным залом, соляной шахтой, массажным кабинетам. Школа строилась очень быстро. Буквально за лето ее подвели под крышу и к Первому сентября спешно готовили к сдаче. Строители на объекте дневали и ночевали. Родители будущих учеников выносили мусор, мыли окна, драили полы. Конечно же, какие родители не пожелают добра своему ребенку! И Мещеряковы тоже решили перевести Андрея в новую школу, благо их дом как раз попадал на ее территорию.

Школу открывали с большой помпой. Приехал сам президент и правой рукой с указательным пальцем, залепленным лейкопластырем, перерезал ленту. Не зря в народе его называли «открывашкой»: даже мозоль на пальце образовалась от интенсивного труда по перерезанию ленточек на открывающихся объектах. По свежеокрашенным полам школьники толпой рванули в новенькие, еще пахнущие краской, классы нарядного и блестящего как игрушка здания. Директор Владимир Николаевич Каратаев не скрывал своей гордости за то, что ему выпала честь руководить таким учреждением…

Андрей попал в «А» класс. В первые же дни сентября он повздорил с одноклассником. Как это бывает между пятиклашками, они по-всякому обозвали друг друга, но до драки дело не дошло. Все осложнялось тем, что одноклассник тот был сыном классной руководительницы, учительницы русского языка и литературы Альды Валеевны. Он пожаловался маме. И пошло-поехало! Как в дурном сне. Бесконечные придирки к Андрею, ежедневные замечания в дневнике, проработки на родительских собраниях. Нине Ивановне казалось, что она переживает дежавю, то есть повторение уже бывшего когда-то, один в один. Но на этот раз все оказалось гораздо хуже. Ряд событий, последовавших одно за другим, превратили школьные жернова в настоящий пресс для Андрея.

Прессовать по-настоящему его начали с невинного, казалось бы, происшествия. Андрей решил заняться предпринимательством. Этим занимались в те годы все вокруг и в школе, и за ее пределами. Он купил пакетик поп-корна за три рубля, разделил его на три части, каждую из которых завернул в кулек, и продал на переменке каждый кулек по два рубля. Таким образом, он получил прибыль, заработал три рубля. Самая обычная предпринимательская схема: купил оптом, продал в розницу, а разница и есть прибыль! Первый опыт предпринимательства закончился для Андрея печально. Социальный педагог, бородатый мужчина под два метра ростом, решил, что подросток торгует наркотиками. Он схватил мальчика за шкирку и как котенка притащил в свой класс, где перед старшеклассниками устроил ребенку выволочку с тряской и руганью. Это было страшно унизительно. Вернее, и страшно, и унизительно. Но когда жернова запущены и работают на полную мощность, кого волнуют чувства какого-то безызвестного мальчика, родители которого небогаты и невлиятельны. Будь на месте Андрея сын какого-нибудь директора комбината или треста, наверняка, с ним бы так не поступили. Учителя четко знают и блюдут родительскую иерархию.

Андрей попал в «черный список». А через некоторое время случилась еще одна неприятность. Учительница опоздала на урок, задержалась в буфете. Расшалившиеся пятиклассники устроили кучу-малу. Кто-то толкнул Андрея, и он упал на голову своей одноклассницы, уже лежащей на полу и получившей от дополнительного удара сверху сотрясение мозга. И как это часто бывает, «у сильного всегда бессильный виноват». Учительница, опоздавшая на урок, оказалась как бы ни при чем в этой истории. А на Андрея свалили всю вину за произошедшее. Вызвали участкового милиционера, отвечающего за несовершеннолетних. Молодая женщина-милиционер, опросив одноклассников и восстановив картину происшествия, сделала вывод, что Андрей не виноват: он сам оказался жертвой кучи-малы. Но учителя встали намертво за честь своего мундира. И Андрея начали просто-напросто «прессовать», создавая из него образ монстра и злодея, которому не место в столь прекрасной и образцовой школе. Его даже собирались поставить на учет в милиции. Родителей вызывали на какие-то советы по профилактике подростковой преступности. Словом, из нормального ребенка из нормальной и в целом благополучной семьи, педагоги пытались сотворить малолетнего преступника, лишь бы снять с себя вину и ответственность за собственную безалаберность…

Однажды Андрей заявил, что лучше пойдет и утопится в реке, на берегу которой стоит школа, чем переступит ее порог. Это был тревожный сигнал. Мещеряковы вдвоем отправились к директору. Владимир Николаевич разговаривал с ними вежливо и обещал во всем разобраться. Но шло время и все продолжалось по-прежнему. Тогда Петр Александрович пошел в школу один и поговорил с директором уже по-мужски, откровенно и прямо. Но и это не возымело никакого действия. Тихая, иезуитская прессовка продолжалась. Ребенок чах и серел. Из его глаз исчез радостный блеск жизни. Он начал ненавидеть свою школу.

В то время Мещеряковы занимались предпринимательством и снимали помещение рядом с помещением общества защиты прав потребителей. Нина Ивановна как-то разговорилась с заместителем председателя этого общества Ларисой Леонтьевной и коснулась больной для нее школьной темы. Вот уже полгода она жила в страшной тревоге и напряжении и не знала, на что решиться. Борьба со школьными «жерновами» ничего не давала, а только усугубляла ситуацию. Возвращать же Андрея в старую школу не очень хотелось…

В беседе выяснилось, что подобная ситуация типична и весьма распространена. Лариса Леонтьевна рассказала, что к ним часто обращаются родители за помощью именно в таких случаях, когда ребенка начинают «прессовать» в школе за что-то, и научила Нину Ивановну, что делать. Нина Ивановна написала письмо министру образования, где подробно рассказала обо всем, происходящем с ее сыном и попросила защитить своего ребенка от школьного «пресса». Лариса Леонтьевна пообещала, что письмо дойдет до министра. Ответа из министерства Мещеряковы, конечно, не дождались…

На годовое итоговое родительское собрание Нина Ивановна пошла одна. Муж ее побоялся, что вспылит, наговорит чего-нибудь негативного учителям и ухудшит ситуацию еще больше. На собрание пришел и директор школы. Все, что там происходило, напоминало суд Линча. Директор обрушился на Нину Ивановну с гневной речью, дескать, плохо воспитала своего сына. Никто из родителей не поддержал ее: все боялись за своих детей – высунешься – и твой ребенок тоже попадет под «жернова». Наоборот, одна мамаша выступила и сказала, что яблоко от яблони недалеко катится, и пусть Андрей уходит в другой класс или же в другую школу…

Сначала Нина Ивановна терпела, молчала. Но вдруг в ее душе будто что-то взорвалось. Она вспомнила эпизод из своего детства, когда все дети из ее двора, ополчившись на нее, шестилетнюю девочку, дружно, хором кричали ей: «баба-ежка, уходи отсюда!» А она, вдруг схватив палку, побежала на толпу детей в порыве ярости и гнева. И толпа дрогнула и отступила…

Такое же внутреннее состояние ярости и гнева возникло у растерзанной женщины и на том собрании. Она вдруг встала и пронзительно закричала. Она, задыхаясь, выкрикнула все, что думала об этой школе, об ее директоре, об учителях и в целом, обо всей системе школьного образования. И закончила свое гневное выступление тирадой: «Вам не удастся довести моего сына до самоубийства, он вам не щенок подзаборный, чтобы перебрасывать его из класса в класс, из школы в школу и таскать за шкирку и позорить перед другими детьми ни за что!» Это было неожиданно, и директор молча ретировался с собрания.

Вопрос остался открытым до следующего учебного года…

Мещеряковы все же решили не рисковать больше и перевести Андрея обратно в старую школу. Но когда Нина Ивановна в августе собралась забирать документы, ей сказали, что директора Каратаева уволили, а классного руководителя ее сына перевели в другой класс и даже в другую параллель. Стало ясно, что Андрей сможет спокойно учиться и дальше в этой школе.

Это была победа над школьным Молохом, на которую Мещеряковы, честно говоря, уже и не надеялись. «Жернова Минервы» ненадолго приостановились и перестали перемалывать детскую душу, душу их любимого сына в муку.

Нина Ивановна была не из тех родителей, которые стараются подольститься к учителям, задобрить их подарками, влезть в родительский комитет, чтобы заслужить особое отношение к своему ребенку. Но тут вдруг все родители уже 6-го «А» класса, которые в конце прошлого года ее «линчевали» и молчали в тряпочку, дружно выдвинули ее в родительский комитет школы.

Андрей закончил все-таки именно эту школу, хотя до последнего звонка в душе не любил ее. А Нина Ивановна уверена, что если бы они с супругом смирились с ситуацией тогда и не стали сопротивляться ходу перемалывающих душу их сына «жерновов Минервы», то могли бы и потерять своего мальчика…

Кто же и когда, наконец, остановит их ход? Кто вдохнет душу в богиню Минерву, по древнеримским верованиям – покровительницу школьников и учителей?