Деревенька Коньшино имеет десяток домов в два-три окошка по фасаду. Расположена она своеобразно – по три-четыре избы на трех небольших плоских холмах, вокруг овражка, в котором бежит небольшой ручей, берущий начало из родника, над которым стоит колодец: сруб в четыре бревна, вода в двух метрах от верхнего венца. Вода, разумеется, исключительного качества и редкостного вкуса. А как же.
Ручей в конце овражка перегорожен плотинкой; образовался круглый пруд диаметром метров в десять. По берегам – трава, редкий камыш; к июлю прудик по краям затягивается изумрудной ряской, хотя вода холодная, проточная. В озерце живут голавлики и окуньки; редкие дачники время от времени выпускают в него живую рыбу, которую приносят с реки Малой Коши, – это черные вьюнки, елочки, мелкая плотва, уклейки. Прудик выглядит как аквариум, если долго и тихо сидеть на берегу, можно наблюдать, как рыбки гуляют, роются в иле, собирают каких-то рачков с камней. По плотинке бегают трясогузки. На камне сидит бабушкин кот Епифан и неотрывно смотрит в воду.
На берегу озерца имеется лавочка.
В ближнем доме живет бабушка Вера. Когда-то она ходила на реку Малая Коша и самолично ловила там окуней и плотву, но теперь «ноги не ходють, ну их совсем», и баба Вера иногда сидит на лавочке на берегу своего пруда с рябиновой удочкой. Поймает пяток рыбок – и довольна, идет домой, томит их с лучком и яичком в русской печке, потом добавит ложку сметаны; очень вкусно, я пробовал.
Так что прудик, можно сказать, личное рыболовное хозяйство бабушки Веры, потому его и зовут Верушкина ямка.
Иногда я приношу в ведерке десяток-другой рыбок, выпускаю в озерцо. В старом навозе накопаю красных маленьких червячков, в утренних лугах наловлю кузнечиков, в ручье наберу ручейников – обитатели Верушкиной ямки всегда сыты.
Однажды я выпустил в пруд пару щурят-сеголетков и десятка три пеструшек, пойманных марлей на перекате Малой Коши. Чтобы щурятам был особый корм.
И вот сидит как-то бабушка Вера на своей скамеечке, удит. Я – рядом на траве-мураве.
Не клюет, однако.
– И чего это сення не клюе? – вздыхает баба Вера. – Ведро, и ветра нет, а не клюе.
– А вон кто-то булку бросил, – показываю я на плавающий размокший кусок хлеба. – Объелась рыба.
– Эта еда ей лишняя, – вздыхает баба Вера. – Только воду портит. Рази окуня будут булку есть? Ни в жисть.
– И то верно, – говорю я. – Ты бы хорошего червяка насадила. Лучше будет.
Баба Вера нашла в банке крупного выползка.
В чистой, просвеченной солнцем воде было видно, как червяк, извиваясь, опускается на дно. И тут из-под плавающих листьев кувшинок вылетел полосатый и схватил червяка за хвост; окунь был едва ли больше самого выползка. За окунем стрелой выскочил щуренок и буквально вырвал червяка изо рта окуня. Пробковый поплавок подпрыгнул, утонул и стремительно пошел под водой в сторону кустика осоки.
– Баба Вера, ну что же ты? – воскликнул я. – Подсекай!
Щуренок был невелик, но вызвал значительный восторг у бабы Веры:
– Ишь ты! Никогда не ловились тут щуклятки. Хороший какой. И откуда взялся, не пойму.
– Ну так, наверное, птицы какие икру на ногах занесли. Долго ли, – предположил я. – Утки. Или вороны.
Около плотинки бултыхались несколько домашних уток. Они опрокидывались в воду за пищей, показывая подрагивающие хвостики.
– Ну да, ну да, – засмеялась баба Вера. – Только домашние рази летают?
На другой день в реке я поймал аж три щуренка, удалось их сохранить живыми, принес и выпустил в Верушкину ямку.
Вечером бабушка сидела на своей лавочке с удочкой. Кот Епифан лежал рядом, ждал добычу.
Не клевало.
– Надоть ручейников набрать под камнями. Плотицы червяков не хотят.
Я принес коробок шитиков, почистил их.
Вскоре бабушка Вера поймала пару голавликов, пяток плотвичек.
– Хорошие рыбки, – говорила она. – Только щукленок-то скуснее будет. Неужто он тут был один?
Из своей консервной банки она достала бледного крупного выползка, и вскоре в ее ведерке взбрыкивал щуренок.
– Ну, вот и хорошо… А ты там смотри, чтобы птицы-то твои побольше икры приносили в мою ямку, – смеялась она. – Вишь как резво ловятся щуклятки. Дюже скусные!
К концу отпуска я натаскал в Верушкину ямку порядочно рыбы. И баба Вера чуть не каждый день хвалилась передо мной своим уловом. И, лукаво посмеиваясь, все благодарила этих птиц небесных, которые столько икры щучей натаскали в этот прудик. Я сидел рядом на траве-мураве, поглаживал плотное пузцо на глазах жиреющего кота Епифана, поддакивал бабе Вере и смотрел на вечернее небо, где подсвеченные закатным солнцем кремовые прозрачные облака всякий день предсказывали хорошую погоду на завтра.