Неповесть. Часть тридцать первая

Лакуна

А как мы любили пострелять из рогатки. Их изготавливали сами или просили старших ребят, главное было раздобыть резиновый широкий бинт и овальный кусочек кожи для помещения заряда. Такое оружие было достаточно мощным, чтобы убить средней величины птицу или животное, но большинство из нас не охотилось на птиц и кошек – жалели.

И вот как-то в один из апрелей мой сосед из второго подъезда Аскар, вышедши на балкон, увидел, что на моём балконе валяется пистолетик для стрельбы пистонами (за какую-то провинность дед вышвырнул в окно мою игрушку, но она упала на балкон и благополучно пролежала под снегом всю зиму). Уже снег стаял, но балкон наш ещё опечатан.

Я как раз находился внизу во дворе, когда заметил, что он пытается завладеть моей вещью.

А в руках-то у меня рогатка и я считаюсь во дворе снайпером. Только мне удалось разбить плафон из толстенного стекла на уличном фонаре. Посему я громко предупредил его, что буду стрелять в случае столь дерзкого похищения собственности на глазах у всего двора.

Аскар хоть и ровесник мне, но гораздо крупнее и сильнее меня, и я не дружил с ним из-за его скверного характера.

Итак, будучи сильнее, он совершенно проигнорировал мои угрозы. И вот тогда я устраиваю целое представление по наказанию грабителя.

Первым делом я громко, на весь двор, сообщаю: «Сейчас поражу твою ногу!» (Она уже находилась на нашем балконе). Балконы почти соприкасались, но этаж был всё-таки третий.

В ногу я ему, однако, попал (в другую), и попал больно, но в запале этот жулик продолжил путь на наш балкон.

Заявляю ему, что теперь будет поражена его вторая нога, стреляю, но попадаю в ту же самую, но боль от двойного попадания раззадорила его ещё сильнее и он, забрав пистолетик, отправляется обратно, насмешливо комментируя мои подвиги.

«Следующий снаряд поразит тебя прямо в глаз!» – ору я и стреляю (хорошо, что только в лоб попал), пистолет падает на землю и мой враг с рёвом скрывается у себя дома, а спустя некоторое время вылетает из подъезда и колотит меня, настигнув уже на улице, но теперь славы моей это уже не умаляет.

Снайпер – он и битый Снайпер!

Лакуна

Ближе к лету начинался сезон самокатов: мы изготавливали их сами или их нам изготавливали старшие ребята из соседнего двора, добывая шарикоподшипники где угодно и любыми путями, вплоть до воровства из разных гаражей и заводов. Рама делалась деревянная, благо досок было полно в каждом дворе, и состояла из двух частей: горизонтальной, опирающейся на один или два подшипника, и поворотной вертикальной, с подшипником внизу и поперечной рулевой планкой. Вертикальная и горизонтальная части скреплялись двумя самодельными шарнирами из крупных гвоздей. Был у меня такой самокат, правда недолго: хранить его было негде, а из подвала его благополучно украли. Эти аппараты передвигались по мостовой с оглушительным грохотом, и когда ехало несколько экипажей, шум становился и вовсе невыносимым плюс к этому ещё и наши нетихие возгласы. Остальное человечество имело все основания ненавидеть малолетних «хулиганов».

Так мы предвосхитили эру байкеров.

Лакуна

1955 г. Докатилась до наших мест, наконец, и мода на стиляг. В нашем дворе проживала девица по имени Виолетта, старше меня лет на пять, но весь двор величал её просто Ветка. Вот в её особнячке собирались стиляги со всего города и танцевали свои рокенролы, причём почему-то голые (вернее на мальчиках были только огромные галстуки с обезьянами и пальмами и ботинки на «манной каше», а на девицах только туфельки, часто ещё и большие тёмные очки). Всё это мы подсматривали постоянно через окно (она жила на первом этаже), которое было хоть и с занавесками, но они были достаточно прозрачными, и летом музыку было слышно вполне отчётливо. Всего там одновременно находилось человек двенадцать. Отца её постоянно не было дома, вот они и отрывались по полной. Танцы их казались нам дикими и некрасивыми (мы были советскими пионерами).

Позже этой Ветке купили медвежонка (отец её был связан с цирками) и она его выгуливала на цепи, пока он не подрос и не напал на прохожую женщину с целью полового акта (видимо, его так воспитали), после этого его быстренько упрятали в зоопарк, а отца Веткиного осудили (впрочем, он сумел отделаться лишь условным сроком и солидным штрафом). И Ветку осудили и посадили, но ненадолго – на полгода. Потом они сразу съехали и поселились в большом доме на Ленина, 2.

Так выглядела рок-н-рольная революция в нашей провинции.

Лакуна

По окончанию второго класса закончились мои летние поездки в туберкулёзные санатории.

И мама на лето начинает определять меня в пионерские лагеря, причём каждый раз в разные.

Самый первый находился на месте будущего парка им. М. Гафури и Горсовета за аэродромом, на полпути в Черниковку, слева от дороги, вначале этот новый для себя отдых переношу тяжело, плачу всю первую смену и т. п., а потом ничего, езжу даже с удовольствием, как-никак перемена мест. Спальни в лагерях были большие общие (отряд мальчиков, отряд девочек каждой возрастной категории), при каждой спальне кладовая для хранения личных вещей и спальня вожатых, которые не отходили от нас весь день, лишь после отбоя вожатые развлекались в пионерской комнате. Отдельные домики были лишь в Башкирском «Артеке», лагере завода ПРЗ на высоком берегу Уфимки.

Уже во вторую смену осваиваю горн и впоследствии уже всегда избираюсь в члены совета отряда, позже и всей дружины (горнил я очень недурно и даже мог играть на горне примитивные мелодии), и это умение позволяло постоянно состоять в элите и манкировать многими правилами внутреннего распорядка и режимом дня. В лагерях неимоверно много времени уделялось патриотическому воспитанию, вот, например: после полдника непременно было часовое хоровое пение. Песни подбирались самые разнообразные, где наряду с «Чибисом» и «Край родной, навек любимый» или «До чего же хорошо кругом», звучала задорная «Картошка», но основной упор был на маршевые милитаристские: то кровавая «Щорс идёт», то «На Дону и Замостье тлеют белые кости», то «Так пусть-же Красная..» или «Гулял по Уралу Чапаев-герой», ещё и антишпионская «Коричневая пуговка», в общем, куча партийных и комсомольских маршёвок…

Никаких «Свечек» в ту пору не было, и просто попеть нас никто не приглашал. Все мероприятия были строго регламентированы и никаких отклонений не допускалось. Даже спортивная жизнь была гораздо менее интенсивна, хотя выполнение нормативов БГТО и ГТО тоже входило в основной список. В конце смены было непременное взвешивание (нужно было показать родителям, что чадо их отъелось и подросло, хотя я за лето всегда худел). Свидания с родителями разрешались лишь в выходные (тогда была ещё шестидневка), и только за территорией лагеря, на небольшой промежуток времени, гостинцы подвергались строгой цензуре (продукты должны были соответствовать списку). Картина была действительно полутюремная, хорошо, что мы были малы и просто не задумывались о таких мелочах.

Каждое утро, независимо от погоды, линейка со сдачей рапортов и получением разнарядки на день, подъём флага. Каждый вечер линейка и спуск флага. Непременная вахта у флага и у ворот, дежурство по столовой всем отрядом (тогда нас приучали к труду).

Впоследствии, благодаря своему умению рисовать, я попадал в элиту ещё и как художник. В среднем возрасте я постоянно торчал в домике вожатых и в пионерской комнате, естественно я наблюдал много такого, чего нам не полагалось знать.

Друзей заводишь в лагере быстро, но тем больнее их терять по окончании смены.

Начало и конец смены в лагерях отмечены всеобщим плачем.

Лакуна

В загородных лагерях кроме отдыха мы ещё и работали либо в близлежащем колхозе, либо в самом лагере. Работал я охотно, но не переносил принуждения, тогда я начинал сопротивляться либо всё делал наоборот. Были в лагерях ещё и разнообразные кружки, где мы постигали основы различных специальностей. Шестиклассником в одном из лагерей я заинтересовался радио и навсегда влюбился в запах кипящей канифоли, а так же услышал магическое «пикофарада», сделал свой первый детекторный радиоприёмник, в другом занимался вышиванием гладью, в третьем выжигал по дереву или выпиливал лобзиком (только вот юннатом не был никогда, не моё это – в земле копаться). Привёз из одного лагеря выпиленную мной и отморённую ажурную рамку, овал для фото, и поместил туда мамину карточку, она долго прожила на мамином столе (на изготовление этого «шедевра» ушёл весь запас пилочек). Выжигание тоже не обошло стороной мою разностороннюю личность. Много рисовал, хотя тогда ни разу не додумался делать это на природе, с натуры.

Периодически заражался очередными глистами: аскаридами, острицами и лямблиями, а лечился уже, обычно, в городе по приезду или глотал таблетки прямо в лагере.

Аскарид выводили драматически – закачивая в желудок и кишечник чистый кислород. Акция происходила в детской поликлинике на Пушкина у самого Скачилова. Шланг вводили в ноздрю, потому что у меня, как и у мамы, повышенный рвотный рефлекс и введение посторонних предметов через рот вызывало спазм пищевода и как следствие рвоту. А вот через нос ничего, катетер проталкивали по пищеводу до самого желудка, потом пускали кислород и так трижды. Аскаридам кислород не понравился и они с горя сдохли. Процедура для меня была весьма неприятная, требовала волевого напряжения и длилась три дня, все эти дни за мной в лагерь приезжала легковая машина и все мне завидовали.

А с санитарией и гигиеной в лагерях, как и сейчас, тогда было не очень.

Лакуна

Процветал в лагерях обычай красть флаг у соседей, я уже упоминал об этом (лагерей было так много, что часто они располагались вдоль дороги забор в забор, теперь на этом месте проспект Менделеева). Вожатые, запрещая нам такие проделки де-юре, де-факто втихую всячески нас стимулировали, но если мы попадались, тут же нахально открещивались от нас. В те времена флагштоки в лагерях находились в центре лагеря, на периметре линейки и охранялись часовыми, и каждый раз нужно было либо ждать его отлучки в туалет, либо придумывать способ его отвлечь хотя бы на минуту, чтобы похититель успел спустить флаг и дать дёру. Я был признанным авторитетом по таким походам, потому что мне удавалось пробираться незамеченным к самой линейке. Тогда меня дразнили старым разведчиком. В частности мне трижды удавалось снять флаг в лагере ПРЗ – башкирском Артеке, где часовых бывало по два. Каким-то образом я ухитрялся становиться «невидимым» даже находясь в метре от противника, главное заключалось в том, чтобы не смотреть ему в лицо, в противном случае меня тут же обнаруживали.

Осталась от тех времён и привычка смотреть в сторону (хотя взрослые и так не любили, когда я в глаза им смотрел во время конфликтов).

Позже я пользовался этим приёмом, чтобы ездить без билета в любом общественном транспорте и весьма успешно пользовался до самой пенсии.

Хитрый был.

Лакуна

И у нас флаг тоже частенько тырили.

Походы в соседний лагерь происходили во время «тихого» часа и к концу смены у нас скапливалось до десятка похищенных полотнищ.

По окончании смены все флаги соответственно возвращались вожатыми в места, откуда они были похищены с различными издевательскими комментариями.

Предтеча «Зарницы».

Конечно, были и легальные соревнования по летним видам спорта (только вот идиотского пионербола не было тогда, а был волейбол и даже городки), я неплохо бегал (60 м за 7,2 в 11 лет) и прыгал в высоту ножницами (94 см) и длину (3м54см), а вот футбол не любил. Соревновались как внутри лагеря, так и между лагерями, бывала также и Всесоюзная Спартакиада детей и юношества. Эти соревнования проводились как республиканские, так и всесоюзные (туда обычно делегировалась команда от каждого лагеря или нескольких лагерей, многие начальники открыто привозили из города на время этих сборов спортсменов-разрядников, дабы выиграть любой ценой).

«Потёмкинские» деревни исконно русский способ пускать пыль в глаза.

Продолжение следует…