Генеральный план. Часть вторая

Московская школа

Газиза, который родился и вырос в деревне, а потом учился в трехэтажном здании интерната, расположенном посреди хрущевок, Московский архитектурный институт просто поразил. Да в Москве каждое здание наособицу, каждое знаменито! Но это… Здесь учились знаменитости, лауреаты – Бунин, Бурков, Вучетич… Студенты-москвичи каждого знают, о каждом могут рассказать, какую улицу, какой парк, какой дом кто построил! Всю мудрость, все своеобразие Москвы знает, наверное, только тот, кто в ней жил, кто учился, на себе испытал эту жизнь.

После занятий Газиз не торопится в общежитие, спешит на вымощенную тесанным булыжником Красную площадь. Жуя пирожок с капустой или картошкой, проходит мимо длиннейшей очереди в Мавзолей Ленина. Только под вечер, когда темнеет, когда ноги гудят натружено, возле библиотеки он садится в трамвай. Вот какая она, Москва, о которой в детстве можно было только мечтать! Бессчетные машины проносятся мимо. Ударяя по ушам. Повсюду дома, каждый из которых – историческая ценность, на каждой – каменная доска, на которой высечено имя архитектора, который его построил. Какой почет, какое уважение в том, чтобы имя человека было вот так увековечено! Это же дети, внуки будут гордиться твоим именем, приезжая в Москву! Какие только мечты не лезут в голову будущему архитектору, который идет пешком по Москве! Его отец и мать даже слова такого никогда не слышали. Для них самым большим уважением пользовались агроном да зоотехник, в их времена как раз начало падать уважение к профессии учителя.

А учеба в архитектурном институте вообще-то отличается от того, что было в интернате. Никто никого не подгоняет, никаких тебе капитанов-ефрейторов, начальников-подчиненных нет. Нет и погони за тем, чтобы быть передовиком. В институте творческая атмосфера, никто не боится демонстрировать собственное мнение, говорить можно безбоязненно, никто кричать не будет. Только как потом будут работать, куда попадут воспитанные в таком духе архитекторы, – вот о чем не подумали преподаватели. А ведь каждый из них – весьма уважаемая личность, каждый прославлен, у каждого имя вписано в историю.

Общежитие – это еще одна школа. Живут в нем не только кавказцы, но и африканцы, индусы, азиаты, европейцы – все, кто приехал с самых разных концов земли на учебу в Москву. По вечерам каждый готовит свои национальные блюда, свой маленький праздник устраивает. Это только дети богатых родителей, такие тоже есть, вот пропадают по ресторанам.

Будущий научный руководитель Газиза, у которого он потом и диплом защищал, лауреат Ленинской премии Яков Борисович Белопольский встретил его приветливо, поддержал его стремление стать архитектором. Еще при подготовке курсовой работы сказал:

– Старайся делать свои проекты, исходя из своей национальной архитектуры.

– У нас же раньше не строили многоэтажных домов, только юрты да деревянные избы о четырех углах, – удивился Газиз такому подходу. Но учитель привел ему весьма убедительный довод:

– Архитектура – это весьма многосторонняя комплексная наука, в нее входит и декоративное, прикладное искусство. Национальная архитектура имеет дело и с материалами, из которых строятся здания. Вот к примеру Армения. Там природный материал туф. Это типовой элемент архитектуры и строительства. Это очень твердый камень, сегодня его используют самыми разными способами. У него своеобразный цвет, его не надо как-то штукатурить, красить.

Газиз задумался. А Яков Борисович еще мыслей подбросил в котел размышлений, что называется.

– Ваши старики на голову надевают тюбетейки. Наверняка знаешь об этом.

– Ну да. Отец мой носит такую.

– Она какая из себя?

– Ну, обычная, круглая.

А вот узбеки делят тюбетейку на четыре части. И их архитектура весьма часто использует такое деление. А вот посмотрите их старинные мечети, купола дворцов…

Удивляло Газиза вот такое вот уважение к личности студента, стремление вырастить из них личность. Как рукой сняло вечное стремление противоречить учителю. К тому же в институте не было никаких так называемых общественных нагрузок. Все подчинено одному – чтобы студенты получили знания, стали в конце концов настоящими профессионалами. Умеют москвичи беречь время.

Особый человек – декан факультета Анатолий Владимирович Смирнов. Он знает все о каждом студенте – откуда, какой национальности, как обстоят дела в семье, какие проблемы-задолженности образовались в процессе учебы. В общем, делает все, чтобы человек мог достойно завершить обучение и стать хорошим специалистом. Потому и студенты смотрят на преподавателей не так как на учителей в школе. В помине нет страха, на лицах у них уважение. Да и как не уважать, если все преподаватели – люди уважаемые, на всю страну известные. Умеют они подойти к студенту с вниманием, видят в них будущих коллег.

Хотя у Газиза и нет проступков с очевидным злым умыслом, порой нечаянно и он попадает в переделки. Детство играет, к тому же и в характере у него предпосылки к нарушению порядка имеются, что тут скрывать. Но декан не раздувает их до небес, относится к ним спокойно. Позже, когда приходит осознание, Газизу самому становится стыдно от очевидной глупости своих проделок. Зато если бы им придали слишком большое значение, мог бы получиться и конфликт на пустом месте.

Приближались зимние каникулы. Анатолий Владимирович в один из дней вызвал Газиза в деканат.

– В прошлом году ты из-за бурана застрял где-то возле Оренбурга, приехал на учебу на неделе с недельным опозданием, – начал он самым доброжелательным тоном.

Газиз, услыхав об этом, начал волноваться. В прошлом году он обманул декана, рассказал, какой был страшный буран, что его аул в тридцати километрах от станции, хотя на самом деле в двух. Вдруг он догадался? Что же теперь делать?

А Смирнов продолжает как ни в чем не бывало:

– Ты неплохо знаешь статистику, так что давай занимайся с опережением графика. Сдашь экзамен по моему предмету пораньше и уедешь. А чтобы тебе не скучать в одиночестве, подбери себе двух хорошо успевающих студентов в компанию.

У Газиза просто челюсть отвисла. Сразу стало стыдно за свою прошлогоднюю проделку. Но виду он не подал, сознаваться тоже не стал. А поскольку в характере у него это было – терять чувство меры, то он и выкинул очередную проделку– позвал с собой сдавать досрочно экзамен не двух студентов, а более десятка – всю свою группу. Вот была комедия, когда они всей толпой ввалились в аудиторию! Но декан виду не подал, хотя и посмотрел недоуменно на Газиза, слово сдержал, у всех принял экзамен, всех отпустил пораньше на каникулы. За это однокурсники готовы были даже качать Газиза, так они были ему благодарны.

А с политэкономией вообще получилась такая смешная история. Пожилой преподаватель уехал в командировку, а вместо себя оставил молодую ассистентку. Она и принимала экзамен. Она почему-то приняла Газиза за иностранного студента. То ли темные брови тому виной, то ли большие глаза – Газиз так и не понял, но ума хватило воспользоваться ситуацией.

– Вы из капиталистической страны? – Спросила его преподавательница, посмотрев на него голубыми глазами.

– Да, – пробормотал Газиз, чувствуя, что в таком случае ему повезет с экзаменом.

– Отец у вас коммунист?

– Ну да.

– Вы из арабской страны?

– Да.

– Если я вам четыре поставлю, вы не обидитесь? – спросила она внезапно, держа в руках билет, который достался Газизу.

– Да нет, – сказал Газиз, не задумываясь.

Долго потом его однокурсники дразнили арабом. Сыном коммуниста! Газиз и сам весело смеялся, вспоминая этот случай. Такая история видимо не раз случалась в этом здании, все-таки из десяти студентов восемь – как минимум – из капстраны. Преподаватели даже привыкли к такому подходу – раз из капстраны, да еще сын коммуниста – надо помочь. Это как аксиома. Время было такое.

Газиз гордился своими однокурсниками. Все знают такого рок-певца Андрея Макаревича. А Газиз учился с его отцом – Владимиром Георгиевичем, он известный архитектор. Порой даже завидно бывает. «Эх, хорошо было бы, если бы мой отец тоже был таким вот известным человеком или большим начальником» – такая мысль нет-нет да и придет в голову. Отец Газиза выше заведующего фермы так и не поднялся. Даже сам по ночам ферму сторожил. Даже гордился тем, что никто с его фермы ни литра молока, ни килограмма кормов не стащил. Государственное трогать нельзя. Даже он знал, что в будущем от колхозов и следа не останется!

Самой большой радостью для сына был конь, которого отец, уже пожилой, как-то купил. С тех пор куда бы он не ездил, сажал рядом с собой на телегу младшего сына. А сколько счастья было взобраться на конька – гривастого, лохматого, большеголового! Может, и не надо было разрешать это пятилетнему малышу, да разве удержаться было! Вот так и вел отец коня, на котором восседал его сын, по двору, делая круг за кругом. А Газизу хотелось большего – на улицу выскочить верхом, чтобы соседские мальчишки его увидели! Ему и в голову не приходило, что придет время – и по улице он поскачет, и глубокие воды будет пересекать верхом на коне. А пока он в гриву вцепится крепко, ногами бока лошади пытается обхватить, но не очень-то получается у малыша.

Зато сейчас, когда он учится в таком престижном месте, нет-нет да и с вспомнит, как отец учил его на коне верхом ездить, запрягать, обихаживать четвероногого друга. Вспоминает с радостью, потому что порой, когда мать возвращалась домой с родительского собрания, пересказывала отцу, как его ругали за неуспеваемость, он всегда невозмутимо говорил:

– Ладно, у нас ведь лошадь теперь есть, так что будет пастухом. Я в его годы с хворостиной в руке овец пас и ничего!

От этих слов тепло становится на душе у Газиза. Потому что отец верил в него, как бы ни было, что бы ни сделал сын – от него отрекаться не спешил, принимал как есть. Не ругается, не притесняет младшего, воле его преград не ставит. Все же, когда тяжко заболел, когда с миром этим прощался, старшему дал такой наказ:

– Выучи Газиза, сынок.

Хотя сам еле дышит, но о младшем помнит. Видно насчет пастуха он говорил только чтобы мать успокоить, чтобы лишнего не волновалась. Видно, отцовский наказ и открыл Газизу путь сперва в интернат республиканский, а потом и в московский архитектурный институт.

Продолжение следует…