Мои спасенные четвероногие друзья. Часть вторая

Контакт с осмелевшей девочкой произошел так быстро, что Мурзик не успел убежать. Маленькие твердые пальчики Алёны мгновенно опробовали крепость усов, гибкость хвоста и ткнулись в блестящие глазки. Все это сопровождалось восторженным визгом ребенка. Продолжительность и децибелы звуков радости зашкаливали. Звуковые и тактильные раздражители явились для кота стрессом. Потеряв всякую ориентацию, он спрятался так, что стал недосягаем на несколько часов и после ухода внучки.

В последующем, раздававшийся в квартире голосок вызывал у котика неизменную реакцию – под кровать! Да что голосок!? Внучка только входит, застенчиво помалкивая поначалу, но она уже узнана Мурзиком, и меры безопасности незамедлительно им приняты.

А как хотелось ребенку общения с четвероногим другом не только через экран или книжную страницу! Разъяснения взрослых, что нельзя брать кошек в руки из соображения какой-то гигиены, не улавливались. Стараясь послушаться, Алёна соглашалась только погладить котика в бабушкиных руках, но не могла унять свой пыл и сразу выдавала: «Дай! Дай! Дай!», сопровождая требование тем же пронзительным визгом. Кот вырывался из моих рук и скрывался. У обоих зафиксировался рефлекс: образ кота – визг ребенка. Образ девочки – ретирование Мурзика.

В конце лета трехлетняя Алёна приехала в сад, она давно не видела Мурзика, но при встрече он ее узнал издалека. Кот вмиг оценил обстановку, подскочил, словно ужаленный, и поначалу оцепенел. А девочка отреагировала тем самым восторженным для нее и устрашающим для него визгом. У обоих забились сердечки: у девочки от радости, у котика от предчувствия опасности.

После этого дня Мурзика мы больше не видели. Время последнего общения с ним – лето 2000 года. Он являлся в наше отсутствие, проникал через лаз и съедал оставленные припасы. Иногда загуливал так, что припасы прокисали. Оставленная на подстилке земелька и шерстка указывали на его недавнее пребывание. Это вселяло надежду на встречу.

Последним «приветом» был «сюрприз»: от его подстилки исходил терпкий кошачий дух, а влажность помеченной ткани указывала на недавнее пребывание кота в доме. Подобных фокусов раньше не было. Это уже кошачий язык. Что хотел этим сказать кот? Месть за переживания, боязнь встречи с ребенком или своеобразное прощание? До самых холодов поджидали и подманивали Мурзика яствами. Не явился.

И все-таки он напомнил о себе весной. При первом посещении еще не просохшего сада, у дома сторожа, я увидела… Мурзика. Мой порыв к общению был тепло воспринят, знакомая мордочка уткнулась в протянутые руки. Именно мордочка, а не мордаха взрослого кота. «Как исхудал, оголодал!» – было моим первым выводом. «Совсем измельчал» – причитала я, подхватив родную ношу на руки и поглаживая бочок со знакомым «фирменным» окрасом. «Нашелся!» – радовалась моя душа. «А ушко-то в зеленке, кто-то пригрел, позаботился», – с благодарностью думала я. У дома сторожа суеты не было, и информацию о найденыше я не получила.

Добираться до участка пришлось, обходя лужи или перепрыгивая через них. Миновав весенние преграды, поставив сумку у дома на проталинку я, поглаживая теплый комочек, ощутила подростковость незагрубевших косточек. Голодал – да, но ведь выжил! Раз получал лечение, то получал и съестное. Возникшее вдруг сомнение заставило перевернуть задремавшее существо и глаза получили ответ: это не котик, а кошечка!

И тут же все объясняющий вывод: передо мной потомство Мурзика – без сомнений. Черно-белых кошек я повидала достаточно, все они чернеют – белеют по-разному. А здесь рисунок окраса явно унаследован от нашего кота, лишь разный пол и возраст.

Разоблачение не дало разочарования, эта встреча – привет от Мурзика. Мое старание угощением закрепить в кошачьей памяти место, где ее обязательно покормят, сработало еще один раз. Забрать домой – пока не получалось, да и впереди лето, воля! Всего две встречи, третьей не было. Прибегали другие садовые коты – «бомжики» разной масти. Осторожно, с опаской пробирались они на запах еды, получали паек и, не прикипая к месту, кочевали дальше.

Но впереди меня и Алёну ждало другое знакомство.

Прошло четыре года. Алёне почти семь лет, уже нет младенческого визга при виде животных, отношение к ним ровное, заботливое, но в доме четвероногого друга не было.

27 мая 2004 года для Алёны знаменательный день: выпуск из детского сада. Позади празднование в пышном бальном наряде, запечатленное кодаком и видеокамерой. Скоро школа!

Первый свободный от детского сада день был переходом к новой жизни. Еще не все связи-ниточки оборваны с ушедшим ранним детством, и Алёне захотелось побывать на детсадовской территории. Сказались присущая ей чувствительность, легко возникающая привязанность и грусть от расставания – словом заскучала.

«Пойдем, бабуля, погуляем там», – потянула меня внучка в сторону детского сада.

Сюда мы ходили регулярно в определенные часы, а сейчас просто гуляли по знакомым дорожкам, сидели на пустой веранде (дети были в корпусе), все вокруг воспринималось своим, родным. Алена по-хозяйски оглядывает территорию, держится свободно, уверенно и чувствует себя большой.

Возможно, самостоятельность гуляющей девочки почувствовало живое существо – черно-белый котенок. Пригретый весенним солнцем, он ожидал тепла и от людей. Кошачье чутье подсказало ему надежность встреченной девочки, и котенок робко, но целенаправленно приблизился к ней. Получив внимание, уделяемое всем уличным кошечкам в виде доброго приветствия и легкого поглаживания, малыш не удовлетворился этим и настойчиво последовал за новой знакомой.

Все произошло в один миг: Алёна и бабуля понимающе переглянулись, и найденыш обрел хозяев. Оказалось: кошечка. Ее осмотрела соседка Наташа – ветеринар – и нашла, что все в порядке. Неминуемые гигиенические процедуры были «встречены в штыки». Штыками были острые коготки. Можно было засомневаться: «Не тигренок ли этот котенок?» Нет, все-таки котенок, способный, вне водных процедур, на ласку и мурлыканье. Вот и имя: Мурка. Она была рада общению со всеми; оказавшись в чужих руках, заводила громкое мурлыкание, несоразмерное своему мелкому тельцу. Прямо, как гармошка или игрушечный трактор!

Лето 2004 года было жарким. В огороде все росло, садоводы не только выращивали урожай, но и общались между собой. Мы дружили с семьей соседки Жануфы (моя однокурсница). Ее внучки, Гульназ и Алсу, полюбили Мурку. Им нравилось, что поглаживание вызывало бурную «музыкальную» реакцию. Выгибая спинку, подныривая под руку, киса выпрашивала продолжения ласки.

Но ласковой Мурка была только со своими покровителями, а со слабыми – становилась тигренком. Будучи подростком, она легко поймала воробышка. На отчаянное чириканье жертвы сбежались те, кто были рядом. Спасти пернатого не удалось: пасть котенка разжать было невозможно, челюсти были в «мертвой хватке». Захват в этот момент не подчинялся и самому котенку; нужно было завершение всей охотничьей цепочки: лов, поглощение, расслабление. «Птичку жалко!», – без иронии всплыла фраза Шурика из фильма «Операция Ы».

Вопль несчастного всегда вызывает жалость, даже если жертва не полезная птичка, а вредная мышка. Однажды отчаянный писк мышки, пойманной в траве котом, так вспугнул самого охотника, что его лапы (не зубы!) расслабились, и мышка ускользнула. Мы – свидетели – облегченно вздохнули, хотя спасся извечный враг садоводов. В эпизоде с птичкой жалость к жертве парадоксально соединилась с гордостью за Мурку, не обделенную охотничьим инстинктом – значит, в случае чего, прокормится. И жизнь повернулась к ней суровой стороной: она потерялась. Пришлось кормиться самой.

Я вместе с Алёной, Алсу и Гульназ искали ее ежедневно по всем садовым улицам. Дети испытывали неподдельное горе, беспокоясь за жизнь или голодное существование котенка. По улицам рыскали бездомные собаки, да и некоторые люди недобро относились к кошкам. Если бы только недобро! Есть категория жестокосердных (людьми и не назовешь), которые хватали чужих кошек и закидывали надолго в сарай, подвал для ловли и отпугивания мышей. Выпущенные в состоянии истощения и стресса, они теряли ориентировку.

Гульназ, как старшая, развесила несколько объявлений с обращением к садоводам о спасении котенка. Внешне невзрачная кошечка не имела особых меток, зато Гульназ не забыла ее приветливость: «Как возьмешь на руки – она сразу мурлыкает». Девочка взывала к людям, наивно полагая, что ее любимицу обязательно возьмут на руки. Некоторые люди отзывались, сочувственно спрашивая, не нашлась ли кошка. Девочки не сдавались: продолжали поиск.

Отчаявшись, мы с Алёной обратились с молитвой к святым, которые охраняют животных. Это святые Модест и Маруфа, священномученик Василий, преподобный Нифонт.

В конце концов, наши общие усилия оказались не напрасными. Но еще было пройдено испытание на доброту, участие. Как же это было?