Конец ночных кошмаров

Но… Нет ничего нового под солнцем! Было в истории нашей страны и такое. Однако, как говорил герой фильма «Место встречи изменить нельзя» Глеб Жеглов, дело не в наличии преступности, а в умении властей с ней бороться. И вот здесь всем придется согласиться, что были в нашей истории времена, когда власть умела бороться с преступностью намного лучше, чем сейчас. Об одном эпизоде такой успешной борьбы и будет мой рассказ.

Происходило это примерно восемьдесят лет назад в одном старинном сибирском губернском городе. Не буду называть его из-за возможных неточностей в моем рассказе. Лучше скажу, подражая классикам, что было это в городе N.

Кончались двадцатые годы XX века, и народ постепенно отходил от страшных последствий гражданской войны. Везде чувствовались плоды ленинской «новой экономической политики» – знаменитого нэпа: вздохнуло с облегчением крестьянство, получив возможность продавать на рынке излишки продукции своих хозяйств, оживилась городская торговля, породив в каждом городе десятки новых магазинов, лавок и лавочек, трактиров и чайных, воспрянули совслужащие и рабочие, начав получать вместо карточек хоть и не очень большую, но твердую зарплату. В общем, жизнь страны потихоньку налаживалась, но проявилась и обратная сторона роста народного благосостояния – рост преступности, ибо у народа появилось, что красть. И органам правопорядка молодой советской республики пришлось принять вызов, брошенный уголовщиной.

Как я уже говорил, город N был старинным сибирским городом, а Сибирь есть Сибирь: ранняя зима, морозы…

В зимние дни город сиял на солнце, напоминая картины Кустодиева. На рынок тянулись крестьянские санные обозы, и мужики в белых валенках с красными петухами и волочащихся по снегу длиннющих волчьих дохах вели под уздцы своих лошадок. Кутались в шубы в ожидании клиентов извозчики, время от времени забегая в лавки, чтобы выйти оттуда с хрустящей французской булкой, куском колбасы и «мерзавчиком» водки для сугреву. Нарядные вывески зазывали народ в чайные и кондитерские. Разночинный люд спешил по своим делам. Ну, прямо идиллия.

Но с наступлением темноты все резко менялось. Надо сказать еще, что через город протекает мощная, быстрая и бурная река с весьма крутым нравом. Из-за быстроты течения она замерзала поздно и покрывалась торосами, а до момента ледостава при весьма уже сильных морозах над ней клубился туман, с наступлением сумерек заполнявший городские улицы. И вместе с этим туманом город заполнялся леденящим душу страхом. Редко кто – разве что по великой необходимости – решался выходить ночью, да и просто в сумерки на улицу, ибо там его подстерегали настоящие ночные кошмары. Из белесой туманной мглы вдруг как призрак вылетала кошевка (вид саней), запряженная белой или серой лошадью, которую нахлестывал возница, а его сообщник набрасывал аркан на шею зазевавшейся жертвы, мгновенно утаскивая ее во мрак. Затем придушенную жертву вывозили куда-нибудь за город, где раздевали и оставляли голой на сибирском морозе, который быстро довершал расправу – даже пресловутый «контрольный выстрел» не требовался. Было даже одно место, называвшееся в народе Волчьим кладбищем, где особенно часто находили замерзших жертв кошевников, как называли этих бандитов.

Кошевники до того обнаглели, что начали действовать почти не таясь даже в самом центре города. Однажды из толпы, выходившей из кинотеатра после сеанса, они арканом выдернули хорошо одетую женщину и на глазах у всех, в том числе у обезумевшего от горя мужа, уволокли ее во мрак. В другой раз они напали на ехавшего верхом вместе с ординарцем командира одной из стоявших в городе воинских частей. Ординарец лишь на считанные минуты отстал от своего командира, чтобы поправить упряжь своей лошади, а когда стал догонять, то увидел бредущую лошадь своего начальника без седока да удаляющуюся кошевку, за которой на аркане волочился по снегу человек. Благо ординарец был верхом и при шашке: он догнал кошевку, перерубил аркан, а затем зарубил бандитов. Командир остался жив, но сам по себе случай нападения в городе на командира Красной Армии был событием из ряда вон выходящим – это уже «попахивало» террором. Кошевники превратились в настоящий ночной кошмар не только города N, но и некоторых других сибирских городов.

Люди, которым все же надо было ночью куда-то идти, брали с собой ножи или топорики, чтобы при необходимости попытаться перерезать или перерубить аркан, и жались к заборам и стенам домов, чтобы затруднить бандитам возможность накинуть аркан им на шею. Но тут пешеходов ждала не менее грозная опасность. В Сибири, да и в европейской России, двери на улицу (парадные) часто были утоплены в глубокие ниши, дабы наметенный снег не заваливал их. Вот в этих то нишах парадных с тряпками, смоченными хлороформом или просто керосином, поджидали одиноких прохожих другие бандиты. Идет человек «по стеночке», а ему зажимают нос тряпкой с керосином. Потерявшего сознание раздевают и бросают, а мороз, как сообщник бандитов, добивает жертву. В общем, куда ни кинь, все клин.

А тут еще вдруг объявились… привидения!

На окраине города было старинное кладбище, окруженное, как было раньше принято, высоким кирпичным забором, за которым размещалась и кладбищенская церковь, а вдоль забора проходила городская улица. И вот все чаще на этой улице стали находить трупы раздетых и замерзших людей со следами удавки на шее. Кто-то из потерпевших выжил и рассказал, что на него напали два «привидения» в саванах и с горящими глазами, набросившие на него аркан. Но осмотр кладбища и опрос кладбищенских и церковных служителей ничего не дал: никаких улик, никаких зацепок – как будто и впрямь действовали бестелесные призраки.

…Как-то поздно вечером по улице вдоль кладбищенской ограды шли две женщины. Одна уже весьма пожилая, согбенная, можно даже сказать, дряхлая. Вторая значительно моложе. Видимо, мать и дочь. И обе в очень хороших шубках, а головы их укутывали, скрывая от мороза, дорогие пуховые платки. Тусклый свет редких фонарей едва освещал дорогу. Какая беда, какая суровая необходимость заставили этих женщин быть в столь мрачное время в столь опасном месте?

Вдруг на кладбищенской стене появились две закутанные в белые саваны фигуры. Глаза их горели голубым адским огнем. От этого жуткого зрелища богобоязненная старушка сразу упала в обморок. Молодуха же склонилась над ней, пытаясь привести в чувства. Это озадачило «призраков»: им никак не удавалось набросить аркан. Пришлось слезть с забора и подойти к намеченным жертвам вплотную: уж больно шубки приглянулись, да и чего бояться двух слабых женщин?

Но тут произошло неожиданное. Молодуха резким движением руки откинула подол шубы, под которой мелькнули синие галифе, – и в скупом свете тускло блеснула вороненая сталь маузера, ствол которого уперся в грудь одному из «призраков». Второй бросился бежать к спасительной кладбищенской стене, намереваясь перемахнуть через нее и скрыться, но «обморочная» старушка проявила неожиданную прыть – вскочив, она догнала «призрака» и стащила его за ноги со стены. Вскоре оба «привидения», оказавшиеся кладбищенскими работниками, уже давали показания сотрудникам милиции и ОГПУ. А на следующий день были найдены и награбленные «призраками» вещи – тайник находился в одном из склепов на кладбище.

Ну, а что же с кошевниками? Как удалось покончить с ними?

Советская власть поступила просто – объявила их вне закона. Отныне каждый пойманный на месте преступления кошевник мог быть убит любым гражданином без суда и следствия, и уж конечно без оглядки на Совет Европы. Для патрулирования улиц в помощь милиции были созданы вооруженные рабочие дружины, которые не были замечены в излишней сентиментальности по отношению к бандитам: рабочие рассматривали их как своих личных врагов, так как часто жертвами грабителей и убийц становились именно возвращавшиеся с ночных смен рабочие. Волна разбоев быстро пошла на убыль, а понятие «кошевники» исчезло навсегда – такой удар им был нанесен объединенными усилиями власти и народа.

Ну, а 20-е годы подходили к концу, и впереди советских людей ждало еще немало других тяжелых испытаний. Но это все будет впереди…

P.S. Эти истории я слышал не раз от своего отца, Сергея Владимировича Агте, родившегося и жившего в 20-х в Иркутске – столице Восточной Сибири. Именно там и происходили описанные события. Конечно, мой отец был тогда ребенком, слышал это все от взрослых, да и прошло столько лет, поэтому я не могу ручаться за полную документальность описанного. Но события, легшие в основу моего повествования, подлинные, и они хорошо показывают, какие угрозы и вызовы может преодолеть государство, когда у его лидеров есть воля и решимость бороться с преступностью, а у народа есть доверие к власти.

Владимир АГТЕ