Зрелость юнги

* * *

Поезд равномерно и однозвучно выстукивал колесами – стук-стук, стук-стук, а в ушах Юрия Смирнова отдавалось: вперед, вперед. Он лежал в одиночестве на нарах товарного вагона поезда, увозившего его и других мальчишек в неизвестный Архангельск (Северную Пальмиру кораблестроения, как выразился старшина, сопровождавший их в школу юнг).

Еще несколько дней назад Юра был у себя дома в Благзаводе, ходил по его улицам, играл с товарищами, купался в пруду, а вот теперь уже едет в Архангельск. Думая о родном доме, матери, сестренках, Юрий увидел себя как бы со стороны.

Вот он стоит возле своего дома на углу улиц Зенцова и Коммунистической. В школе сдан последний экзамен за седьмой класс, и он теперь полностью свободен. Дома мать и сестренки, Ида и Римма. Первой тринадцать лет, второй пошел пятый год. В голове одна мысль: как бы убежать на фронт, бить этих проклятых немцев. Шел 1942 год, немцы рвались к сердцу родины – Москве, а радио что ни день сообщало нерадостные вести: «После упорных боев наши войска оставили Можайск, Волоколамск. Идут тяжелые бои на Клинском направлении...»

«Как же так, – возмущался юноша. – Немцы у Москвы, а он еще не бьет этих паразитов?» Ему казалось, очутись он на фронте, и немцев тут же погонят вспять. Конечно, можно было тайком бежать, но одному боязно. Враз словят где-нибудь на станции и вернут домой. Сколько было среди одноклассников таких бегунов, но всех милиция ловила и возвращала в школу.

Невеселые мысли бродили в голове мальчика, и он уже хотел уйти с улицы, как вдруг увидел бегущих куда-то школьных товарищей Тольку Шулакова и Сережку Чучкалова. Они тоже заметили его. Первым подскочил к нему Сережка.

– Ты че, Юрка, стоишь? – закричал он. – В военкомате вовсю идет запись в школу матросов. Айда с нами, пусть нас тоже возьмут!..

Военком с неприветливым, хмурым лицом, выслушав просьбу ребят, улыбнулся одними губами и сказал:

– В матросы мы не записываем. Кто вам такое сказал? Пока идет набор в школу юнг. Записываем по направлению райкома комсомола. Вы комсомольцы?

– Все трое... Еще в прошлом году вступили, – скороговоркой выпалил Шулаков.

– А сколько классов окончили?

– Ceмь. Нам всем по пятнадцать лет, – бойко чеканил каждое слово Толька.

– Так вот, – рассудительно продолжал военком, – ступайте в райком комсомола, если дадут вам рекомендацию, тогда и запишем...

В райком комсомола первым ушел все тот же Толька Шулаков. Но был он там не более десяти минут. Выйдя, сказал:

– Вот какие дела, братцы. Рекомендацию не дадут, пока не принесешь записку от матери или отца, что они не против твоей учебы в этой самой школе. Вы как хотите, а я побежал домой, – надо поскорее записку принести.

Оставшись одни, Сережка и Юрка переглянулись.

– Меня не отпустят, – огорченно качнул головой Юрка.

– А ты напиши сам, – предложил Сережка. – Откуда секретарю райкома знать, как расписывается твоя мать? Может, и получится...

Секретарь райкома комсомола Анатолий Игнатьевич Антипин взял у Юрия лжерасписку, долго вертел ее в руках. У Смирнова все замерло внутри. В голове, как птица в клетке, билась мысль: «Неужели откажет? Тогда не видать ему школы юнг как своих ушей...» Но вот наконец секретарь райкома встал, пожал руку Юрию и вручил бланк рекомендательного письма.

Домой Юрка вернулся радостный: его включили в список добровольцев! Всего из Благзавода записалось десять мальчишек. И через пару дней все они выстроились на тротуаре перед окнами военкомата. К ним вышел сам военком.

– Родина оказала вам большую честь, – сказал он. – Вы призваны учиться военному делу, чтобы беспощадно и умело бить врага. Так будьте достойны этой чести, не подведите своих родителей, свой город...

...И вот Юрка трясется в товарнике, колеса которого монотонно отстукивают: впе-ред, впе-ред...

Ребят разместили в каком-то заброшенном сарае. Наутро пришел военный, представился:

– Я лейтенант Морозов, ваш командир. Сейчас вы позавтракаете, и пойдем разбирать завалы: вчера немцы разбомбили склады и несколько жилых изб.

Весь день новоприбывшие таскали обгоревшие доски, бревна, собирали разбросанную военную одежду, пузырьки с медикаментами.

Вечером было общее построение. К ребятам вышел капитан первого ранга Абрамов.

– Ну, ребятки, – сказал он, – кончилась ваша гражданская жизнь. Завтра пройдете медицинское обследование, получите форму и отправитесь на Соловецкие острова – там приказано организовать школу юнг красного флота…

На Соловках всех прибывших распределили по командам. Назначили профиль учебы: одних определили радистами, мотористами, рулевыми, других – электронщиками, сигнальщиками. Юрия Смирнова определили электронщиком: он сам напросился, так как хорошо успевал в школе по физике.

Некоторое время занятие в школе не велись: строили землянки. В тех местах зима наступает рано, и надо было торопиться, чтобы к наступлению холодов разместить юнг в этих своеобразных кубриках.

Учеба началась сразу же, как только юнги вселились в землянки. Капитан первого ранга Абрамов заявил: «Кто будет хорошо учиться и успешно сдаст экзамены, того сразу же направим на боевой корабль». Это хорошо запомнил юнга Смирнов и старался успевать по всем предметам, а их было много: кроме специальных – история, география, литература, русский язык. Учебный день был так уплотнен, что не оставалось времени написать домой письмо…

Время учебы пролетело быстро. Юрий окончил школу юнг на отлично и был назначен на Тихоокеанский флот, на крейсер «Калинин». А шел уже 1945 год. Война заканчивалась, наши войска вели ожесточенные бои на подступах к Берлину. А здесь, на тихоокеанском просторе, пока все было спокойно. Крейсер «Калинин» выходил в море в основном для патрулирования: соблюдалось строгое указание не поддаваться ни на какие провокации со стороны японцев.

В один из дней, когда крейсер дежурил в приграничной зоне, море штормило так, что в грохоте волн, казалось, потонуло все. Волны высотой до 7–8 метров накатывались на палубу «Калинина», готовые смыть с нее все, что попадется на пути. По небу низко неслись тучи, зигзаги молний ослепительно вспыхивали то тут, то там.

Волны безжалостно расправлялись с юнгой: они то поднимали его на восьмиметровый гребень, то кидали вниз, накрывая многотонным пластом воды.

Шлюпку со спасателями Юрий увидел мельком, когда очередная волна выкинула на поверхность его обессиленное тело. Он уже не сопротивлялся: то уходил в глубь моря, то карабкался наверх, чтобы глотнуть воздуха. Вскоре вконец обессиленный Юрий пошел на дно…

Очнулся Юрий не сразу. Первое, что он увидел, открыв глаза, – это столпившиеся возле него матросы с крейсера. Боцман Задольский усердно растирал его спиртом. По мере того как стало отходить переохлажденное тело, в ногах и руках началась нестерпимая ломота. От боли в глазах выступили слезы, а грудь сдавило так, что нечем стало дышать. Только на третьи сутки юнга Смирнов вернулся в строй.

А военные сводки, которые зачитывал замполит, были одна радостней другой: наши войска штурмуют логово фашистов – Берлин. И наконец – сообщение о безоговорочной капитуляции Германии. День Победы личный состав крейсера «Калинин» отпраздновал широко и богато.

Но вскоре пришло совсем не радостное известие: Советский Союз объявил войну Японии. Теперь крейсер «Калинин» выходил в море не на дежурство, а для встречи с японскими кораблями.

...Был пасмурный день, в разрывах между серых облаков иногда проглядывало ласковое весеннее солнце. Крейсер «Калинин» шел в кильватерном строю других кораблей. И тут на горизонте показалось несколько «японцев». Зазвучала тревога, матросы заняли свои места согласно боевому расписанию. Юра Смирнов и Женя Кильченко были назначены корректировщиками корабельной батареи.

Японцы первыми открыли огонь. От снарядов вокруг крейсера высокими столбами дыбилась вода. Но вот «Калинин» развернулся вместе со всей колонной кораблей на девяносто градусов и вздрогнул от мощного залпа всех бортовых пушек.

– Влево пять! Недолет восемь! – кричал в трубку Юрий, не обращая внимания на близкие разрывы вражеских снарядов.

Юнгу окатывало водой с ног до головы, а он продолжал смотреть в дальномер и корректировать огонь корабельных пушек.

– Я спущусь на нижнюю палубу, ближе к орудиям, – сказал Кильченко. – Пошли со мной...

– Нет, – ответил Смирнов, – отсюда японцев тоже хорошо видно.

А крейсер, ощетинившись стволами пушек, раз за разом изрыгал по врагу смертельный огонь. И вдруг «Калинин» вздрогнул так, что Юрию показалось, будто он переломился надвое. И вместе с грохотом и пламенем с нижней палубы вверх полетели доски, куски окровавленного мяса.

От ужаса Юрий остолбенел. Он понял, что было прямое попадание японского снаряда именно туда, где со своей аппаратурой разместился Женька Кильченко. Не сразу опомнился семнадцатилетний юнга, еще совсем мальчишка, но война есть война. Надо было сквозь слезы и боль продолжать работу. И Смирнов продолжил вести корректировку огня…

Это был его первый бой. Такие схватки будут в его жизни еще не раз. И всегда Юрий показывал пример мужества, а орден Отечественной войны, медаль Ушакова и еще десять различных медалей лишний раз говорят об отваге юнги Смирнова во время службы на флоте.

Уже в мирное время Юрию Глебовичу было присвоено почетное звание мичмана. Он был избран членом Морского собрания Республики Башкортостан, а в честь 60-летия Победы над фашистской Германией ему вручили почетную грамоту и подарили именные часы с дарственной надписью.

Мало осталось сегодня в живых мальчишек, окончивших школу юнг, но память о ста пятидесяти ребятах из Башкирии, посвятивших себя морской службе, будет нетленна.

Николай МУРУГОВ, г. Благовещенск