Действительный залог. Часть четырнадцатая

Кто настаивал, что всех спасет установка стендов с информацией, кто ратовал за малые предприятия, пекущие пирожки в заколоченных парадных. Пена? Час пустозвона? А что вы хотели после десятилетий затыкания ртов? А чего можно было желать от незнакомцев, которые вполне могли быть «засланцами»? Но главное была создана структура, могущая безбоязненно призывать население к мобилизации, к борьбе за свои права.

Должен сказать, что приходилось видеть и другую жизнь, в Москве. Редакция разрешала отлучки, да и газете было выгодно получать материалы из кратера начинавшейся политической жизни, причем – из первых рук. Благодаря Прокушеву попал на одно из первых заседаний Межрегиональной депутатской группы, вблизи рассмотрел Ельцина, Сахарова, Афанасьева, других сопредседателей МДГ.

Спустя пару десятков лет в редакции «Совершенно секретно» мы завели с Леонидом Велеховым, тогда – замглавного, разговор, почему интеллигенция (в России, в Чехии-то, скажем, был Гавел) не может выдвинуть вождя из своей среды, почему она обязана ориентироваться на простонародные вкусы. Так вот, глядя на сопредседателей, на молодых и активных Бурбулиса, Станкевича и моего общежитского друга Виталия Челышева, я заметил, что все они уступают Борису Ельцину. Уступают в технологии общения, налаживания связей, учета чужого мнения.

Борис Николаевич был в МДГ на равных, не выпячивал свою роль народного трибуна, хотя уже тогда начались те огромные митинги, на которых он был главным оратором. Другой вопрос, что потом, когда он при поддержке интеллигенции пришел к власти, она не смогла составить конкуренцию его новому окружению, даже те, кто формально был рядом: Гайдар, Бурбулис, Чубайс. Может, дело не только в царских замашках БеНа, но и в ограниченности идей и методов, которые без него выдвигались? А может, в недостатке характера у интеллигентных соратников, сказалась внезапная, на политическом общесоюзном взлете, смерть Сахарова? При нем по-другому бы распределились роли...

По крайней мере, ничего вождистского я не заметил на полулегальном съезде всероссийской «Хроники», прошедшем в здании школы в Сетуни. На него собрались те, кто активно участвовал в создании и распространении ксероксной самиздатской газеты «Хроника». Делал ее Виктор Миронов, явный фанат Ельцина, но писали туда самые разные люди со всей России, вот все вместе и решили создать всероссийскую организацию. Я до этого «Хронику» видел, но участия в ней не принимал.

В школьном зале сидели Юрий Николаевич Афанасьев, доверенные лица Сахарова, других депутатов, а на сцене шел балаган. Виктор Миронов не знал, что делать с «чайниками» и «засланцами», которые лезли выступать, перекрикивали друг друга и превращали событие в фарс. Никак не могли составить устав, а без него никакой, даже симпатизирующий Ельцину, МДГ и общечеловеческим ценностям чиновник не может зарегистрировать организацию. Я попросил слова, объяснил, что мы недавно прошли этот этап в БАИДе, и предложил помочь с бумагами, основываясь на любом конструктиве, который прозвучит с трибуны.

Создали редакционную комиссию, за сорок минут я слепил программные документы. На выборы меня предложили включить в руководство. Я отказался, сказал, что газета и общественные дела в Уфе не допустят моего отсутствия. Тогда сидевший рядом баидовец (это он у нас все волновался насчет стендов) Виталий Наседкин, который приехал со мной из Уфы, сказал: «А можно я вместо тебя? Мне все равно в Уфе делать нечего». И правда, никаких смысловых обязанностей он не нес. Виталик, похожий на куклу-переростка, добавил: «Я буду тебя во всем слушать, твои идеи продвигать». Ну я его и предложил.

Через несколько месяцев я снова прилетел в Москву – вырвавшийся из эмиграции мой старый знакомый Алик Глезер (о нем – большой очерк «Ветер, вей!») затевал издание независимой большой газеты. К тому времени Виталий Наседкин уже вовсю координировал хозяйственную деятельность не только «Хроники», но и всего окружения МДГ, был правой рукой Афанасьева, создававшего «Демократическую Россию», командовал пятью номерами в гостинице «Москва» и десятью – в «России». При мне он разговаривал с академиком Лихачевым: «Дмитрий Сергеевич? Это Виталий Николаевич звОнит...» И ничего – старый филолог отвечал ему без нотки раздражения...

Не знаю, был ли Виталик агентом КГБ, от чего, бурно розовея, он открещивался еще в Уфе в прямом разговоре на нашей кухне. Но первое впечатление недотепы, которое он, впрочем, искусно продлевал, оказалось обманчивым. Скорее всего, просто дело в том, что никаких других свободных завхозов рядом не оказалось, что некому, кроме Наседкина, было проводить в жизнь многочисленные интеллигентские задумки. Спасибо ему.

Тогда же, в декабре 1989 года я попал еще на одно заседание в подвале парламентской «книжки» на проспекте Калинина (еще не Новом Арбате), выступал Сахаров, о чем-то хорошем договорились. Вышли, в гардеробе зала Елена Боннэр бережно повязывала шарф Андрею Дмитриевичу, а он, послушно замерев, продолжал развивать тему. На следующий день мы узнали, что он умер...

Продолжение следует…

Часть тринадцатая

Часть двенадцатая