Путешествие из Эн. в Н., туда и обратно, или Небо в Цветочек

водитель предложил юре переднее кресло и беседу. а мне достались относительный покой и задняя сидушка. я молчу. я не умею с фанатиками-неофитами. то, что эту амбразуру принял на грудь немногословный сейчас трезвеющий юра, даже хорошо. он политкорректный. он уже не солнце, но все еще горячий. горячий, как вкусный пирожок, которого нельзя заагрить. просто не получится, в силу святой ванили, хранящей от ссор.

а мужик просто к тому же благостный и разговорчивый. и цитатами сыплет, и номера стихов и псалмов добавляет. хорошо подкованный товарищ.

его устраивает что я молчу. полностью и бесповоротно устраивает.

женщина в присутствии мужчин должна молчать, так вот и батюшка говорил.

но мой внешний вид его явно нервирует.

нет, мы не хиппи, успокаивает его юра. просто жарко. поэтому и виски выбриты.

да, соглашается мужик, опустить волосы, в косу заплести, и прилично. а откуда идете?

из нижнего.

вот как… я тоже из нижнего. ну так то я из села, набедокурил по молодости. дурной был. пальцы веером все дела. но как отмотал свое, в нижнем осел. лет пятнадцать уже. это меня батюшка еще в тюрьме на путь истинный вернул. пить бросил, курить бросил, женился, бизнес теперь свой. а по выходным вот езжу к нему, исповедаться. давно не был. дай, думаю, съезжу. а тут вы. надо рассказать о Нем, о себе. вам тоже надо уже подумать, как живете. остепениться, повенчаться, вот эту дурь бросить (покрутил в воздухе рукой, с блеснувшей на ней массивной, какой то даже 90-годовой печаткой). длинные волосы у женщины, это очень хорошо. но брюки не надо, некрасиво. хотя в пути конечно удобнее, но в городе не надо. а мужчине бы вот как раз с бородой бы длинной хорошо, а не с волосами. ты подумай, брат, подумай, лучше бы подстригся, да бороду отпустил. приличнее, солиднее выглядеть будешь. лет пятнадцать назад я бы тебя просто монтировкой, дурной был. а щас просто, по-человечьи, по-божьи говорю, подумай, как выглядишь. солиднее надо, ни к чему это вот попугайство.

подумаю, конечно, кивает юра.

я тоже подумаю. спасибо за совет, добрый человек.

ну, мне туда, через часок неспешной беседы о вечном жизнерадостно завершает свою воцерковливающую речь Проповедник.

уверены, что не хотите со мной в монастырь?

уверены. благодарим за предложение, но ныне, увы, воздержимся, да-с.

ну, смотрите, много теряете. но дело ваше. главное, не забудьте, что я вам говорил. Спасение, оно вот, оно рядом. уверуете и спасены будете.

неофиты, они всегда горят желанием показать Истину окружающим.

я думаю, тому неизвестному батюшке надо сказать спасибо за этого человека. Спасенного человека… и за всех прочих, небессмертных, кому не прилетит от него монтировкой на трассе…

КЭМЕЛ ЭНД

вот так и минули мы узкое это игольное ушко. минули, словно два верблюда, которые на самом деле канаты, жертвы переводчика.

минули Арзамас. и пошли себе дальше, дальше, прочь от гостеприимного монастыря, в пыльную марьную даль. ибо нет от монастыря машин, не сезон пока на обратные машины, они еще в монастыре не насиделись, не настоялись, воздухом монастыря не надышались.

ах, арамис, арамис.. даже имя у тебя на арзамас похожее.

а фуры еще спят, а милиция играет там на трассе в машинки и идут они потом порциями, как пишевой комок по пищеводу. по 20-30 машинок плотной стаей, подгоняемые драконьим рыком асфальтоукладчика, летят на дозволенном максимуме, догоняя потерянное время и отрабатывая накопившиеся в тени громадных хищников адреналин и кортизол. разве что последний в такое стае рискнет затормозить. чтобы взять стопщика.

но не рискуют. стадный инстинкт. и дракон на хвосте. они потеряться боятся. отстать.

боятся стать самыми распоследними в стае.

СТРАШНААА!!!!

дорога большая, машинки маленькие.

а вдоль дорог (страшным голосом) мертвые С КОСАМИ СТОЯТ.

И ТИШИНА!!!

в общем, очень злые попутчики.

не расплести ли мне ирокез?..

БЕРЦЫ С БЕЛЫМИ ШНУРКАМИ

хотя мы не злые, мы просто невыспавшиеся и усталые. печальные. а дорога на подъем, тут тоже стопить нельзя, пока холм не перевалим и хотя бы километр вниз не пройдем… и таки ноги для долгой ходьбы у меня не очень приспособлены. особенно вверх по холму. а берцы скрипеть начали и натирать. но по сторонам еще смотрю. а ЮЩ просто шпарит вперед как зомби, глядя строго в грунт и не поднимая рук. ног тоже не особо поднимая. ибо левый кед уже шаркательный. впервые вижу кед который реально просит каши. и сам по себе стопит на ходьбе. пыльные пальцы легко и непринужденно шевелятся в зияющей прорехе.

вентиляция, аудит и терморегуляция в одном кедоне.

берцы, говорю я, когда мы проходим мимо них.

ну и что, равнодушно отзывается ЮщЁготОв, не снижая скорости и уходя вдаль.

делаю круг, рассматривая обувку со всех сторон. практически новая, только по городу ношенная пара. хотя и очень сильно запыленная. долго стояли у дороги, видать.

и кидаюсь догонять уже далеко ушедшего юру.

— Может, возьмем?

— Зачем?

— Переобуешься.

— Зачем? Старье всякое…

— Они почти новые, классические гриндера. Их явно из машины выставили. И забыли. А у тебя кед почти развалился.

Юра останавливается. смотрит на пыльное левое пятипалие. оборачивается. до гриндеров уже не меньше четверти километра. вздыхает. понятно, о чем. тащиться полкилометра обратно по такой жаре, а потом снова вверх…

— А че не себе?

— А затупилось вот прихватить… от жары. а ты втопил фиг докричишься… и фиг догонишь с грузом. Рюкзак, да они еще килограмма два весят…

— Извини.

наконец, он вздыхает и продолжает путь. гриндера остаются вдали, на пыльной обочине, повернутые носами в сторону Нижнего.

через полчаса, в тени куста на седловине холма, юра снова оборачивается, с грустью глядя назад.

— Надо было взять. Раз гриндера. Кедам конец.

— Сгоняешь? По-бырому?

— Нет, — качает головой Юра.

но вздох его очень красноречив.

— Ну, может ты и прав. Меня шнурки еще насторожили.

— А что там со шнурками?

— Светлые слишком. То ли черные выцвели, то ли белые пропитались пылью до сизой серости.

— Ну и что?

— Как ну и что? Это могут быть Берцы С Белыми Шнурками.

— Это что-то значит?

— Это значит, что в них человека убили. Правило у скинов такое. Убил человека, получаешь право на белые шнурки.

Юра ежится.

через пару минут он снова задумчиво весел и не огорчается, что мы не взяли трофей… ну и ладно. хотя… если честно, я не знаю наверняка, какие там шнурки. надо было потревожить пыль, посмотреть. может, они просто казались белыми и пропыленными… может, это забытые вставшим на ремонт дальнобоем или пилотом дорожного дракона честные берцы, которым бы еще жить и жить, а вовсе не выставленная на солнцепек на забытом километре окровавленная пара-улика… но с рюкзаком наклоняться очень трудно.

а еще запаниковалось, что не смогу догнать юру по такой жаре, в горку и с рюкзаком за спиной.

ну и умная мысля всегда опосля.

так они и останутся стоять на обочине, грустно глядя носами в сторону Нижнего, пока кто-то не найдет их или пока их не смоет в кювет очередным ливнем. или пока они не уйдут. кто знает, может они просто идут куда-то сами. вдвоем.

это не горы, детка. это Север.

Первое правило северянина: вещь, которую ты оставил в тундре, принадлежит только тебе. если нужно, она будет ждать тебя там, где ты её оставил: год, два, три… пока ты за ней не вернешься. проезжающие мимо не тронут чужую вещь. хотя могут установить над ней навес, или уложить поудачнее — чтоб снегом или дождем не попортило.

— А ты откуда про шнурки знаешь?

— Я вообще много знаю. Читаю, слушаю. Смотрю.

— И встречались такие раньше?

— Да. И на скинах тоже. О, однажды у меня даже веселая история с ними приключилась.

— Со скинами?

— С берцами.

Опубликовано в авторской редакции

Продолжение следует…

Часть двадцать седьмая

Часть двадцать шестая