Жизнь, жизнь. Не только о себе. Часть тринадцатая

Но ей это не удалось, и меня приняли в срочном порядке, потому что почти месяц уроки английского не велись надлежащим образом: с делением на группы по полкласса.

Моей напарницей была Елена Мавлияровна, немного старше меня. У нее уже была своя двухкомнатная кооперативная квартира на улице Первомайской в Черниковке. Отец ее, родом из Башкирии, женившись на украинке, остался после войны в Украине, работал в торговле, на приличной должности, и позаботился о крыше над головой для дочери. Мы подружились, она приглашала меня в гости в свою уютную квартиру, болтали, чаевничали, мечтали вслух. Я мечтала о своей собственной крыше над головой. В Черниковке мы с мужем сняли у одной бабушки однокомнатную квартиру на первом этаже, почти рядом со школой. И мужу моему добираться до работы было гораздо ближе, чем раньше. Сама хозяйка квартиры жила у дочери и занималась внуками.

Помимо нагрузки в 22 часа в неделю, мне поручили на полставки быть комсоргом школы и быстро провели положенные при этом выборы. Отказаться было невозможно. Хочешь работать, принимай на себя эту дополнительную функцию. У меня же не было даже прописки, а без нее по закону на работу принимать было нельзя! Директриса спешила: «У мужа есть прописка, так? Ну, что-нибудь придумаете». Выход нашелся: даже чтобы записаться в библиотеку или попасть к зубному врачу, я ходила с паспортом мужа и нашим свидетельством о браке.

Когда члены комсомольского комитета вошли в пионерскую комнату на первое заседание, один из них, высокий красивый парень, похожий на молодого Василия Ланового, громко спросил: «А это что за беленький барашек?». Я не сразу поняла, что речь идет обо мне – с осветленными кудряшками. Эту прическу я ликвидировала при первой же возможности.

Побег на Черное море

В качестве учителя, и особенно классного руководителя, меня хватило на год и восемь месяцев. В апреле 1975 года я пришла в кабинет нового директора школы, Янина Бориса Алексеевича, и разрыдалась так, что на его столе осталась лужа с суповую тарелку, и умолила его отпустить меня. Добрый оказался человек, как-то понял мое состояние и нелепые доводы. Получила зарплату, отпускные и… за 140 рублей купила путевку на Черное море.

Давать уроки я умела, и научить детей чему-то от английского языка могла, но морально не была готова к следующему. В том классе, где я была классным руководителем, у половины детей не было отцов! Когда на родительском собрании в конце первого года я попросила родителей помочь с ремонтом класса, один отец внятно произнес: «Опять четыре ямки…». Я спросила, о чем речь. Он рассказал, что, когда его сын ходил в садик, ему надо было копать при благоустройстве территории детского сада четыре ямки для посадки деревьев вместо одной. Три остальные – за «тех парней». То есть отцов не было более чем у половины воспитанников садика. Помочь с ремонтом (собрать деньги, принести материалы, белить и красить) соглашались не более 5-7 родителей. В классе было 36 учеников.

Безотцовщина оставляет такие следы, что маленьким человечкам остается только сострадать. Ругать и наказывать я была неспособна. Научилась долго разговаривать с «хулиганами и отстающими» по душам и наедине, но от этого не становилось легче жить ни им, ни мне. Если у ребенка «папка разбил мамке голову бутылкой», и он вызывал скорую, а потом возился с маленькой сестренкой и несколько дней не ходил в школу, чем я могла ему помочь? Если у пятнадцатилетнего второгодника в шестом классе матери нет (утонула в ванне при сердечном приступе), а отец горький пьяница? У парня нет ни книг, ни тетрадей – ничего. То же самое у младшей сестренки, о которой он все же пытается заботиться. Прихожу к ним домой как классная руководительница, а там шаром покати – нет даже хлеба. Иду к директору, выписываю 25 рублей из директорского фонда, веду парня в магазин покупать брюки – совсем обносился. Носить детские брюки за 12 рублей он решительно отказывается (ему почти шестнадцать) – добавляю три рубля и покупаю за 28 рублей «взрослые» брюки. Я-то полагала, что на оставшиеся деньги куплю им каких-нибудь продуктов!

Прошло лет десять, и я встретила этого парня во дворе дома своего брата Марата в Черниковке. Мой бывший ученик распивал бутылочку со своим отцом на дворовой скамейке. Рассказал, что стал сапожником. Он еще и прихрамывал, так что автослесарем, как он когда-то хотел, стать не удалось: «Там тяжелое надо было таскать». Сестренка как будто наладила нормальную семью.

Человечки страдали, и я вместе с ними. У одной девочки-отличницы отец жил с молодой женой, а за первой его женой, которую он изуродовал побоями и превратил в «овощ», ухаживали его дочери от этого первого брака, девочки 12 и 14 лет. Он выдавал им «содержание» – и все! Когда я посетила эту семью, долго не могла перебороть в себе какое-то болезненно тяжелое чувство.

Почти каждый день я доходила до очередной тихой истерики: от чернильных пятен, появившихся на белых партах кабинета в мою смену, за которые меня нещадно ругала пожилая математичка из другой смены; от черных пятен на потолке класса, которые размахнувшись грязной половой тряпкой, посадил дежурный шестиклассник. Добавим к этому списку побег ученика из моего класса с урока географии: «А что она (географичка) меня бьет, как будто я ей сын!», побег учительницы музыки из моего класса, которую второгодник пригрозил «выкинуть в окно», и мой поход к психиатру с этим юным террористом! Оказалось, что географичка стукнула Славу Щепотьева линейкой по затылку, а Сергею Филиппову учительница музыки сказала: «Не крутись, как обезьяна!». Факт тот, что Сергей был совсем нехорош собой, и дети дали ему именно эту кличку: «Мартышка». Дети бывают и безжалостны. С ним, по распоряжению завуча, мне пришлось как классному руководителю идти к психиатру. По дороге к врачу он изрек примерно следующее: «Вы думаете, я дурак и псих. Английский мне не дается! Я шофером буду, а им английский не нужен!». Психиатр признал его нормальным.

Весной я вывозила свой класс на электричке за город «на природу». Там мои подопечные резвились, как телята на воле по весне, взбрыкивая всеми конечностями, лазили по деревьям, рвали цветочки. И там мне с ними было хорошо. Им со мной тоже. Мальчик-«хулиган» откровенно сказал: «Вот сейчас с вами здорово! А на уроках…». Его вольнолюбивая натура не выносила необходимости соблюдать на уроках рабочую дисциплину, чего я все-таки добивалась. Тем не менее, я уже была готова бежать из школы куда угодно. Не хватало душевных сил и терпения, чтобы справляться с повседневными своими обязанностями. Трудности учительства меня не закаляли, а как будто добивали. Да и личная жизнь только осложнялась.

Продолжение следует…

Часть двенадцатая Часть шестая

Часть одиннадцатая Часть пятая

Часть десятая Часть четвёртая

Часть девятая Часть третья

Часть восьмая Часть вторая

Часть седьмая Часть первая