Звёздное дитя

На

двадцать первой от гиганта планете жизнь, когда-то кишмя кишевшая на каждом квадрате её поверхности, ушла вслед за водой под землю к прятавшимся в глубине водным источникам, стыла в анабиозе в тени гротов и глубоких расщелин, зарывалась в разноцветные дюны рассыпавшихся в песок скал. Разумные аборигены деградировали в тщетной борьбе за существование, ютясь в пещерах, питаясь насекомыми и споровыми растениями, жёстко регулируя свою численность: каждый лишний едок приносился в жертву раскалённому светилу, имя которому было Анхнанг. Отверженного, связанного, оставляли на целый день у входа в пещеру, лишённого защиты благословенной тьмы, а после заката семья устраивала ритуальное пиршество, и он служил выживанию рода.

Шабат, как только ей исполнилось двенадцать, тянула жребий вместе с другими девочками, и ей выпало стать жертвой, но она не покорилась своей участи: сумела перепилить осколком костяного резца, украдкой подброшенного ей Старшей Матерью, связывавшую её бечеву, подпоясалась ею и бежала – бежала до самого рассвета, принюхиваясь к каждой расщелине, пытаясь уловить запах влаги из-под земли. Когда белое сияние уже охватывало горизонт на востоке, предвосхищая испепеляющее дыхание Анхнанга, обострённым осязанием она уловила лёгкий прохладный поцелуй на щеке и тут же нырнула в неприметную ямку под одинокой скалой – там оказался лаз, узкий, как нора ядовитого выполза. Дыхание влаги было так явственно, что Шабат без тени сомнения протискивалась в него, пока не вывалилась в круглый и длинный, как кишка, зал, в дальнем конце которого из-под камня едва сочилась вода и тут же, через пять пядей, скрывалась под другим камнем – исчезала без следа.

Днями Шабат, прячась в своей пещере, выскребала костяным обломком углубление под родником, чтобы вода, прежде чем утечь дальше по своему подземному руслу, наполняла этот миниатюрный бассейн. Ночами она рыскала по всей округе, заглядывая в расщелины, переворачивая камни – ища любое пропитание, прятавшееся в живительной прохладе. «В поте лица своего», – как сказала бы Старшая Мать, и некому было собрать с неё сухими губами эту драгоценную солёную влагу. Но однажды она увидела чудо: очередная скала, под которой она высматривала следы скарабея, со скрежетом распахнулась и выплюнула из своего чрева бледное голое тельце. Это был ребёнок, совсем маленький, с тёмным пушком волос на голове и мутными младенческими глазами. Шабат сразу сообразила, что это дар предков – они решили выручить её и послали ей дитя для ритуального пиршества. Со слов Старшей Матери, такое случалось, и указывало на величайшую удачливость того, кому выпало получить этот дар. Шабат возблагодарила предков и со всем тщанием уложила дитя перед лазом в пещеру, обвязав его оставшейся бечевой.

Весь день Шабат провела в предвкушении праздника и в беспокойстве: дитя было так мало, что Анхнанг мог сжечь его без остатка, не оставив ей ничего. Когда снова стемнело, она едва дождалась, чтобы треск остывающих скал пошёл на убыль, и, скользнув в лаз, медленно поползла вслед за уходящим жаром.

Почерневший, как уголёк, ребёнок лежал там же, где она оставила его, и таращился в звёздное небо выцветшими бледно-голубыми глазами. Шабат утащила его в своё логово и долго отпаивала водой, изо рта в рот, не проглотив ни капли, хоть ей и казалось, что внутри её рта открылся миллион маленьких ротиков, жадно лакавших воду мелкими своими язычками, пока она несла её от каменной чаши до губ ребёнка.

Небо послало ей Дитя Звёзд, в этом не было сомнений, потому как Анхнанг не смог справиться с ним. И ей тоже с ним не совладать. На всём свете она знала только одного человека, мудростью превосходившего прочих и знавшего, как обращаться с дарами – звёзд или могущественных предков. Это была Старшая Мать.

И снова она бежала между скал, прислушиваясь к ночным звукам – шелесту охотящихся выползов, стрёкоту брачующихся акрид, шуршанию перекатывающих свои навозные шарики скарабеев, и принюхиваясь к долетавшим до неё запахам – прокалённых за день скал, высушенных хитиновых доспехов и, изредка, вдруг – мимолётное прикосновение влажного дыхания подземного источника. На этот раз на руках у неё был ребёнок – он оттягивал ей руки, но она не видела в этом неудобства, а только радость от осязания маленького нежного существа.

Добежав до пещеры прежней своей семьи, она, отдышавшись, закурлыкала призывно, как курлычут, по словам Старшей Матери, отлетевшие души, собираясь в стаи и отправляясь в последний путь: она тоже теперь была такой душой, только ещё не нашедшей свою стаю, но уже потерявшей свою семью. Трижды по три раза прокричала она, прежде чем её услышали – семья уже вернулась с ночной охоты и снаружи не оставалось никого. Один из младших – Тонг Бао – показал своё изумлённое личико и тут же убежал. Шабат обречённо стояла перед входом, прижимая к себе ребёнка, не смея войти, и небо неотвратимо светлело за её спиной.

Но вот показалась запыхавшаяся Старшая Мать. Дад, старейшина, маячил за её спиной, не смея выйти вперёд – он до смерти боялся духов.

– Руонг Бо – отверженная – что привело тебя к нам? – спросила Старшая Мать.

– О, великая, небо послало мне Звёздное Дитя, и я не смею ему покровительствовать. Прошу тебя, о, великая! Прими его у меня и покровительствуй ему, – ответила Шабат, протягивая ей ребёнка.

– Руонг Бо, мы не можем ему покровительствовать, ты знаешь: нам нечем с ним поделиться и нечему его научить. Только один Анхнанг может покровительствовать ему!

– Анхнанг отверг его, о, великая! Дитя не покорилось ему!

Старшая Мать долгие мгновения всматривалась в ребёнка на руках у Шабат, после сказала:

– Хорошо, оставь его, Руонг Бо!

Шабат положила дитя и отступила от него на несколько шагов. Посмотрев на него ещё раз пристально, она отправилась навстречу восстающему Анхнангу.

Старшая Мать подбежала к ребёнку, подхватила его на руки и бегом скрылась в пещере. Дад, старейшина, скрылся вслед за ней. Самый краешек ослепительного лика Анхнанга показался из-за горизонта, смывая с неба звёзды своим сиянием – все до одной.

Продолжение следует...