– «Саятский Мооож» – прочитал я ей место, куда собрались, в командировочном удостоверении. Это же и название электрической подстанции. Наверно, не расслышав, она переспросила:
Хотел поправить её, но Евгений (я его всегда звал Женей), стоявший рядом, напарник по командировке, показал приложенный к губам палец. Я промолчал. А тетя Клава, продолжила:
– Советский муж, – …объелся груш, – бывают же названия, прости господи…. Мы с Женей улыбнулись новой, непроизвольной шутке.
В нашей фирме, – в управлении, проводившей наладочные работы на объектах энергетики Туркмении (по-нашему называлась «наладка»), юмор всегда активно сопровождал в разъездной жизни. Но сейчас не только про это.
Все это происходило в начале восьмидесятых годов. В «Саятский мооож», т.е. работать на подстанцию, направили нас троих – третьим был Сережа. Молодой специалист после окончания техникума. Обычно работали на объектах мы с перерывами – две недели работали (с ненормированным рабочим днем), а потом на неделю уезжали отдыхать домой. Мы не задумывались о названиях подстанций, на которых работали. Называли их чаще всего так, как и ближайший населенный пункт.
Находился наш объект в верховьях Каракумского канала, в пустыне Каракумы, что берет начало с реки Амударьи. Река Амударья (арабское название Джейхун) берет свое начало от слияния рек Пяндж и Вахш. В среднем течении Амударьи впадают три правых притока (Кафирниган, Сурхандария и Шерабад) и один левый приток (Кундуз). Питание Амударьи составляют талые снеговые и ледниковые воды. Протекая по Афганистану, потом Таджикистану, Узбекистану, Туркмении возвращается в Узбекистан и впадает в Аральское море. От Амударьи берут воду порядка десяти водных канала – один из них, как мы уже говорили, наш Каракумский.
Наше задание было – отладить построенную электрическую подстанцию в кротчайшие сроки, для последующего включения орошающих насосов. Добирались до подстанции на двух транспортах. На самолете Ан-2 до узловой точки; рабочего поселка водников – Ничка, который возник во время строительства канала в пятидесятых. Потом на барже по каналу до места назначения подстанции «Саятский мооож».
Строящаяся электрическая подстанция (практически уже построенная) расположилась почти в полукилометре от Каракумского канала. Зачем в пустыне электрические подстанции? Для орошения полей водой с помощью электрических насосов. Канал начали строить в пятидесятых годах двадцатого века. Протяженность построенного канала – одна тысяча четыреста сорок пять километров. Вода в канале из-за его песчаного русла, фильтруясь и просачиваясь, растекалась вширь на десятки метров. И поэтому эти большие потери воды были невосполнимы для Амударьи и особенно Аральского моря.
Но с другой стороны, эта самая потерянная вода меняла в округе ландшафт. Когда мы плыли на барже, которую медленно против течения тянул катер, было видно, как пустыня вдоль канала преображалась. Тут и там – много типичной растительности пустыни: песчаной акации – сюзен, песчаной осоки – иляк, белого саксаула, древовидной солянки – черкез, эфедра, джузгуна, верблюжьей колючки. А вдоль русла – обилие камыша и сочный многолетний дерновинный злак селин. До пятидесяти метров в ширину от берега виднелись кудрявые заросли невысоких деревьев туранги.
В этих местах резко изменилась фауна, с появлением Каракумского канала. В основном это водоплавающая птица, а из них – некоторые виды диких гусей и уток. Если они раньше летали на зиму в южные страны, то сейчас на разливах канала нашли ареал обитания. Вместе с ними стали появляться хищники. В первую очередь было замечено обилие беркутов. Звери дикие переместились и нашли жизнь вдоль канала – это волки, шакалы, барханная кошка, лисица песчаная. В связи с обилием растительности стало больше зайцев и диких кабанов.
На нашей барже с бортовым номером ПБР-249 был высоким нос и невысокой корма, а чуть пониже номера (что бросилось в глаза: они были закрашены, но просвечивались буквы). Если присмотреться, то читалось, странное для баржи, слово – «Энигма». Я спросил у матроса, стоящего у стабилизаторов на корме баржи:
– Почему так назвали баржу? И слышал ли он про «Саятский мооож»?
Матрос с бронзовым загаром и вьющимися светлыми волосами, весь в белых одеждах, не глядя на меня, ответил:
– Не знаю, почему так назвали. В Кирках я обитаю. (Кирки – небольшой поселок на берегу Амударьи вверх по Каракумскому каналу). Два года, как сюда переехал и живу. Не привык еще до конца к местным названиям аулов, а так мы родом с Камышина. По Волге-матушке ходили. А вот рыбалка и охота здесь точно «знатные». Уток всяких диких много и кабаны есть. Про «рыбалку и охоту» мы знали. Улыбнувшись, он неожиданно запел:
…Есть на Волге утес, диким мохом оброс.
Он с вершины до самого края;
И стоит сотни лет, диким мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная…
В утреннем, но уже достаточно прогревшемся воздухе, звучал его неторопливый густой бархатный баритон. А оркестровкой этому служило стрекотание мотора катера и плеск воды. При этом горбы волн в два наплыва; нарезанные в виде двух равнобедренных треугольников, вначале от катера, а следом от баржи, – перекатываясь, стремились к обоим берегам. Заливая их сполна за кромку уровня русла. Потом эти воды, застыв на короткое время, умиротворенно расплескиваясь, входили в прежнее русло.
Матрос до конца допел эту очень длинную песню. Наступившую тишину прервал Сережа:
– Душевно спел, голос хороший и песня народная.
– Да, душевно спел, – повторил Женя, – и голос дивный, как раз петь на воде. Думали раньше, что песня народная, но у песни нашелся автор слов и музыки некто Александр Навроцкий. Между прочим, в чине – генерал-лейтенант. Предполагают, что он один из основоположников черносотенного движения.
Добравшись до подстанции и там разместившись, я завел разговор, обратившись к Жене:
– В слове «Мооож» три буквы «о» подряд. Что бы это могло быть? Может это нелепость какая? А на деле все намного проще.
– Может и проще. Ты не рефлексируй по этому поводу, не надо. Мало ли всяких названий, со временем все прояснится.
Две недели мы работали и почти не возвращались к «названию». Хотя и захватила нас эта загадка, но основной работы было много, да и нового ничего в голову не шло. Перед отъездом домой, на отдых, я спросил у Жени:
– Ну как, у тебя есть версия, подумал?
– Я же сказал, не знаю, надо почитать, проверить. Вот поедем домой, дома и проверю. Ты тоже поройся в литературе. У тебя ее немало. А давай поищем слова с тремя гласными подряд, потом проверим, кто больше нашел, – закончил разговор Женя.
Чтобы вернуться домой с подстанции, до поселка Ничка возвращались на вертолете. Поселок Ничка связан был с «большой землей» только водным и воздушным транспортом. В областной центр г. Мары жители поселка летали по делам, как в другом городе ездили бы на троллейбусе. Для этого надо было только иметь паспорт. Вспомнился такой случай: как-то начальство послало меня на разведку на подстанцию – Карамет-нияз. Чтобы по месту определиться с объемами предстоящих работ. А лететь из города Мары через поселок Ничку. Сразу оговорюсь – все это хозяйство относилось к главку «Каракумводстрой». Этот главк арендовал для производственных нужд самолеты и вертолеты малой авиации.
В аэропорте города Мары мне сказали, что нас обслуживает диспетчер Светлана. Светлана посмотрела мой паспорт и командировочное удостоверение и сказала «Ждите. Наберется десять человек – организуем». Через час собралось человек семь мужчин. Подошел пилот в форме и спросил, кто летит в Ничку, мол, айда со мной. Он довел нас до самолета АН-2. У самолета к нам добавились четыре бабушки-туркменки и три девочки дошкольного возраста. Летчик отстегнул ключом замок и, соответственно, самолет от цепи. (Меня, если честно, удивило: самолет был пристегнут к цепи, которая крепилась к арматуре, вбитой в землю, а замок был наипростейший). Этот самолет использовался раньше в сельхозхимии. Это сразу стало заметно по резкому запаху. Еще у самолета со мной познакомился парень по имени Петр. Объяснил, что он архитектор из Ленинграда. Угостил меня сосательными конфетами «Аэрофлот», добавив «Очень помогает в полете». Потом, посмотрев на бабушек и девочек, сказал сочувственно «Как они перенесут полет?»
В самолете вместо кресел были по борту металлические стульчики. Пилот был один, сказал, что напарник его проспал. Он лениво осмотрел всех пассажиров. Задержав на мне взгляд, сказал – главное высоту набрать, а там болтанки будет меньше. Петру, как я на него посмотрел, уже было плохо. Как только самолет стал набирать высоту, началась пресловутая болтанка и усилился запах химикатов. Бабушки легли на пол и вскоре заснули. Девочки стали носиться по самолету, играя в догонялки. Петра рвало, ему не помогли конфеты. Я еле сдерживался. Нашел две маленькие дырочки в борту, откуда дул свежий воздух и дышал. Полет длился около часа. После полета измученный Петр подошел к пилоту и спросил, указывая на бабушек и девочек:
– Они, что, особенные?! У них часов налета больше, чем у нашей авиации!
А теперь в Ничке, в ожидании самолета Ан-2, я прошелся в затон на пристань (это было рядом), чтобы посмотреть на нашу знакомую баржу. Подошел поближе, стал разглядывать закрашенное слово «Энигма». В это время ко мне подошел пожилой туркмен и задал вопрос:
– Купить баржу желаете, уважаемый?
– Нет, не желаю, «яшули»* – ответил я, не сразу распознав в его словах иронию. Тут он улыбнулся и протянул приветственно мужественную руку со словами:
– Пошутил это я. Вы так баржу рассматриваете, как военный корабль, – а потом он представился: – Кулиев Байрам Кулиевич.
– Я надпись, что видна под краской, разглядывал. Согласитесь, «Энигма» странное название для баржи? – немного осмелев, рассматривая его сухую крепкую фигуру, спросил я.
– А, вы про это. Соглашусь.
И он рассказал, как однажды практиканты речного училища, при ремонте баржи, красили ее. Вот один из них, рыжий парнишка ночью написал это.
– Я тогда работал главным инженером грузовой пристани. Тогда я крепко отругал этого практиканта, хотели наказать парнишку, даже предлагали написать в училище. Попросил пожалеть его один пожилой матрос – Ахмет-ага, но заставил его в три слоя все закрашивать. Но, как видите, увы, буквы просвечивают. Видно слово такое, не скроешь. Восемь лет уже прошло. И я вот уже три года, как на пенсии.
Выдержав паузу, Кулиев вновь заговорил:
– Мне самому тогда было интересно. И вот где-то год тому назад, когда я был в городе, зашел на работу к одному из трех бывших практикантов, чтобы все расспросить. Он рассказал, что бабушка у парня умерла незадолго до того дня, когда они красили баржу, а была радисткой – разведчицей в Великую Отечественную войну, а дедушка всю жизнь в шутку ее звал «энигмой». Вот практикант написал на барже как бы в память о ней.
– Я ведь сам участник. Победу встретил на «дунайской флотилии», – добавил он после паузы.
И вот, когда собирался уходить, я заметил ближе к днищу еще одну надпись; выполненную газосваркой по металлу – «carpe diem».
– А это, что? – Я указал на надпись.
Ветеран, улыбнувшись, перевел латынь:
– «Лови день»… А ведь верно подмечено – прокомментировал он. А правила были не нарушены. Надпись намного ниже ватерлинии (это линия соприкосновения поверхности воды с судном). И, уже прощаясь, сказал:
– Сынок, многое и в жизни человека определяется условной ватерлинией – нарушают люди ее или нет, – вот в чем вопрос. Вот тогда в этом рыжем парнишке возродились благородные чувства. Мне надо было разобраться, все ему объяснить, а я просто отругал, значит, был на грани жизненной ватерлинии.
Так получилось, что, вернувшись на подстанцию, только через полтора месяца мы увидели автомашину ЗИЛ-157 с улыбающимся водителем. Это местный совхоз прислал нам транспорт в помощь для подвоза воды и продуктов. Водителя звали Мурад. С ним был представитель совхоза, он объявил, что совхозу нужно быстрее включить подстанцию, а Мурад будет у нас до конца наших работ. Выбрав вечером момент, Женя спросил:
– Здесь поблизости проходили караванные тропы – Великого шелкового пути. Что-то, может, перепало от этого? – Попробовал я неуверенно предложить версию.
– Нет. Об этом было бы в истории караванных путей, – исключил Женя.
Я уже так на всякий случай вымолвил:
– У народов финно-угорской языковой группы, в частности у эстонцев, часто встречаются названия с двумя подряд гласными буквами.
– Например? – Вопрошал Женя.
– Эмайыги – река такая, я рядом служил, – сказал я.
– В этом слове три гласных – это, во-первых. Во-вторых, все три разные. И вообще, это все твои заготовленные слова? – вредничал Женя.
– Нет, еще: «зааукать», «змееед», «сельдерееед», – выдал я весь свой скудный запас.
– «Зааукать» – глагол, – уточнил Женя.
– Ты сам-то что имеешь? Давай, выкладывай! – не выдержал я.
– На твой глагол «зааукать» – мой глагол «воюем», и еще «длинношеее», например, животное.
– А хочешь из пяти гласных? – спросил он, и, не дождавшись ответа, произнес: – Чиуауа!
– Одно слово, а три значения: и порода собак, и пустыня в северной Америке, и штат в Мексике. И вообще, если подвести итог нашей абракадабре, то к разгадке это не совсем… – заключил Женя.
– А как там твоя версия, проверил? И что за версия? Колись, – спросил я.
– Да так, в двух словах, думал о наречии шумеров. Потом версия отпала. Столько времени прошло, где шумеры и где мы? Все занесло многометровым слоем истории, как песком, – закончил он и добавил: – Хоть жизнь и история бывают не очень разборчивыми.
Тут я рассказал про свой разговор с Кулиевым в Ничке о «Энигме».
– «Энигма» с греческого переводится как «загадка» – после небольшого раздумья сказал Женя. – Во второй мировой войне у немцев с таким названием была секретная шифровальная машина, которую потом расшифровали наши союзники, англичане.
Мы закончили разговор и пошли работать. Каждый думал о своем и, наверное о том, о чем говорили. Сережа в наших спорах не участвовал. Может, это не его тема, а может из-за того, что он иногда говорил заикаясь. Но было видно, что слушал он внимательно. В работе Сережа был исполнительным. Чаще других ему приходилось кипятить и заваривать зеленый чай. Пили чай мы много и часто. Первое время он делал это неохотно. Потом ему вкус чая стал нравиться, и он часто сам инициировал чаепитие. Любимым же его занятием было проверять; утром и вечером – наши «донки». Это рыболовная снасть на поводке из толстенной прочной лески, в длину до семи метров, с большим крючком и грузилом. Мы их ставили вдоль канала на расстоянии триста метров штук пятьдесят (эти снасти мы всегда возили с собой). Рыба попадалась крупная – бывали особи до семи килограмм; в основном сомы, толстолобики и сазаны. Иногда ее было так много, и мы делились с Мурадом.
История Туркмении богата на события. На этой территории существовала Маргианская цивилизация. Туркмены были под властью персидских царей. Завоевывал Александр Македонский. Были в составе парфянского царства. Их захватывали тюрки, арабы, огузы, монголы. Долго находились под властью Хивинского хана и Эмира Бухарского. Голова может заболеть, если гадать, кто же мог оставить в названии населенного пункта эти три буквы «о» подряд.
А прояснилось все неожиданно. В последний день нашего пребывания на подстанции; Мурад щедро угостил нас дарами своего сада и бахчи; вручив ящик с виноградом, яблоками и спелыми грушами, а еще каждому всучил по огромной дыне. Мы поблагодарили его; стали грузить свои вещи и приборы в машину. Мурад занимался своим делом. Он всю неделю, которую пробыл с нами, молчал, но мне казалось, что он все время слушал и иногда улыбался. И взгляд его при этом был добрым. Иногда согласно кивал головой, а иногда будто хотел пожать плечами, подавая знак «не знаю». Женя, видя это, дал им с Сережей на двоих шуточное длинное прозвище из последней сцены трагедии «Борис Годунов»: «Народ в ужасе молчит. Народ безмолвствует…»
Решив, что такие спелые груши не довезем домой, мы сели ими лакомиться. Насытившись, Женя спросил меня:
– А ты знаешь, где раньше всех окультурили груши? – и, не дождавшись моего ответа, продолжил: – В Древней Греции, даже полуостров Пелопоннес называли «Страной Груш».
Потом перешел на нашу тему:
– «Черт побери!» Не выходит у меня из головы этот «Саятский Мооож». Неужели не узнаем? – последние слова Женя произнес отчаянно и очень громко.
Мурад обернулся. Вытирая тряпкой руки, направился к нам. Этот молчун спросил на русском языке, без акцента:
– О чем спор? – (По образованию, как выяснилось потом, учитель физики, вынужденный работать водителем).
Женя ради вежливости объяснил, наверное, не надеясь получить вразумительного ответа. После небольшой паузы Мурад выдал:
– «Межраенное Объединение Откорма Отгонного Животноводства».
– П-п-п-подвох, – заикаясь, на выдохе громко издал молчавший в стороне Сережа.
– Точно подвох. «…бойся данайцев дары приносящих…» – первое, что из себя выдавил Женя. – Что же ты молчал? – после длительной паузы спросил он Мурада. И как бы обиженно добавил: – Ты же все наши разговоры слышал!
Предстали мне, когда я в полночь лег,
Четыре всадника: «Вставай! – сказали,
Мы знак дадим, когда настанет срок.
Внимай, смотри, запоминай!» – сказали… **
– заключил, улыбаясь, Мурад.
Мы с Женей переглянулись. «Подвох», – думал я и почему-то вспомнил последнюю фразу тети Клавы про мужей.
Прошло уже много лет с той самой командировки. Все мы разъехались по разным местам. Если вспомнить то, что тогда мы информацию получали из литературы, из печати, а также непосредственно от людей, а не из Интернета (которого не было), нам самим приходилось трудиться в качестве поисковиков. На это уходило время. Но это вызывало истинный интерес, а общение с простыми людьми было колоссально приятным.
И еще. С той самой командировки я для себя подчеркнул, что там, в Туркмении, встретил много замечательных и интересных людей. Среди них очень много таких, как Мурад – спокойных, выдержанных, рассудительных – с его тонким восточным юмором или как яшули Кулиев – мудрых и справедливых, с его удачной метафорой про ватерлинию. И, воспользовавшись образно его метафорой, хочется по-взрослому спросить, а часто ли мы нарушаем эту условную ватерлинию?
То есть, взять хотя бы серьезную историю с Амударьей и высыхающим Аральским морем. Я в этом случае никого не обвиняю, просто прошу нас всех задуматься. Сколько воды потеряла Амударья в пустыне? Нужно ли было строить такие каналы, с такими громадными потерями на фильтрацию? А правда ли, что для подпитки Аральского моря планировали в пятидесятые годы двадцатого века построить водоводы с некоторых северных рек России? Где и что не получилось? В чем была глобальная ошибка, в результате которой Амударья потеряла столько воды, а Аральское море высыхает, и, когда-то ходящие по этому морю, суда – стоят ржавые и засыпанные песком по самую ватерлинию… И еще об одном – хотел сказать про бабушку того рыжего парнишки. Скорее всего, его дедушка, называя ее «энигмой», помимо всего прочего, видел в ней загадку всей их жизни!
__________________________________-
* Яшули – уважительное обращение к старшему мужчине (туркм.)
** Откровение» – Махтумкули, отрывок. (Махтумкули – классик туркменской литературы ХVIII века).