Исполнилось 140 лет Виктору Хлебникову, который известен под именем, придуманным им самим — Велимир. Тот, кто владеет миром. Он же — Председатель Земного шара. Поэт-новатор, проживший короткую жизнь, но навсегда вошедший в историю русской поэзии как, может быть, самый радикальный из настоящих творцов (псевдоавангардистов, халтурщиков всех мастей мы в расчет не берем). Его называют гением, пророком. Но — почти не читают. Трудно. Может быть, считают некоторые, и не нужно…
«Хлебников — не поэт для потребителей. Его нельзя читать. Хлебников — поэт для производителя» — решительно утверждал Владимир Маяковский. По его мнению, и он сам, и другие поэты его времени (то есть, те самые «производители») были многим обязаны Хлебникову «Всего из сотни читавших — пятьдесят называли его просто графоманом, сорок читали его для удовольствия и удивлялись, почему из этого ничего не получается, и только десять знали и любили этого Колумба новых поэтических материков, ныне заселенных и возделываемых нами».
То есть, он один открыл — а пользовались, и продолжают пользоваться многие поэты. Ведь и верно, читать Хлебникова крайне непросто. Необычные слова. Странные словосочетания. Невероятные, безумные на первый взгляд тесты. Например, поэма-перевертень, которую можно читать и слева направо и справа налево…
Все же, считаю, Маяковский был не вполне прав. Доказательств тут много. И то, что Хлебников за сто с лишним лет не забыт (как многие куда более знаменитые авторы его времени). И то, что его стихи по прежнему способны произвести оглушительный эффект (а многие современные ему — просто устарели). Вот пример: в конце ХХ века группа «АукцЫон» записала несколько альбомов на стихи Хлебникова. И эти песни стали если не массово популярны (собственно, «АукцЫон» это вообще не про массовую популярность), то хорошо известны большой аудитории. «Я вообще-то считаю, что Хлебников — первый поэт, который ухватил и развил очень важную идею: он понял, что смысл есть не только в сочетании звуков, но и в каждом отдельно взятом звуке… И когда в это въезжаешь, когда понимаешь, что за всеми этими странными звукосочетаниями стоит смысл какой-то неземной — это просто потрясает» — говорит Леонид Федоров, лидер группы, сочинивший и исполнивший эти песни.
Истинная правда: Хлебников не убил смысл, он, наоборот, наполнил им все, в том числе отдельные звукосочетания, и даже звуки.
Иди, могатырь!
Шагай, могатырь!
Можарь, можар!
Могун, я могею!
Моглец, я могу!
Могей, я могею!
Могей, мое я!
Разве непонятно, о чем это? О победном, наступательном марше тех, кто силен, кто могуч, кто может быть наступательным и активным (отсюда и придуманное Хлебниковым, но вполне понятное слово «могатырь», да и все остальные новые слова).
Об этом же и другие его строки, еще более знаменитые:
Это шествуют творяне,
Заменивши Д на Т
«Творяне» — те, кто способен и призван «творить», а потому и достоен стать новой знатью.
Или вот, может быть, самое массово-знаменитое:
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешищ надсмеяльных — смех усмейных смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей!
Смейево, смейево,
Усмей, осмей, смешики, смешики,
Смеюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Прочитав это вслух, невозможно ведь и правда не засмеяться — потому, что в этих внешне непонятных словах и звуках скрыта вполне понятная каждому эмоция, которую поэт гениально переводит на словесный лад.
Конечно, Хлебников был человеком не от мира сего. Он прожил всего 36 лет, не имел пристанища, странствовал по всей стране, был, например, в Персии (где, говорят, его принимали за дервиша), умер в глухой деревне в 1922 году. Свои строки записывал на обрывках бумаги, которые складывал в наволочку, когда его просили почитать, доставал оттуда, читал, потом, бормоча «ну и так далее» прятал бумагу обратно… Строго говоря, нельзя разделять его творения на стихи и прозу. Это был единый поток словесной энергии, продиктованной некой неизвестно силой.
Дело еще и в том, что к началу ХХ века стала очевидной необходимость обновления смыслового и речевого ряда русской поэзии. Об этом задумывались, этим занимались многие, хоть и по-разному. Уже поэтому к стихам Хлебникова с интересом и уважением относились и символисты, и акмеисты (воспринимая этого странного человека вполне всерьез, но и нередко дискутируя с ним). Новорожденное движение футуристов вообще увидело в Хлебникове гения и вождя, воистину главного человека на земном шаре.
Известно, что Хлебников верил в магию чисел. Предсказывал по числам мировые катастрофы — точно назвал год Октябрьской революции, между прочим. Он отнюдь не сторонился политики — тем более, что ему выпало жить в такие бурные времена… Конечно, его взгляды были утопией, мечтой поэта. Например, в манифесте «Труба марсиан» (1916) Хлебников призвал к созданию Государства времени, которое должно прийти на смену государствам, воюющим за клочок пространства.
Поэтому он так радостно встретил 1917 год — как начавшееся воплощение своей утопии.
Свобода приходит нагая,
Бросая на сердце цветы,
И мы, с нею в ногу шагая,
Беседуем с небом на ты.
Ну и конечно, ему революционеру в искусстве, были близки революционные взгляды в любой сфере.
Но вот прошло сто лет. Вопрос все тот же: нужно ли читать Хлебникова? Я считаю, что его стихи будут и интересны, и полезны каждому, кто хочет увидеть корни поэзии (а они в словотворчестве, создании новых смыслов). Кому надоело однообразие массовых литературных форм и приемов. А уж тем, кто сам намерен заняться творчеством — знать эти стихи просто необходимо! Не чтобы подражать, но чтобы видеть возможности новых поэтических путей, открытых Велимиром для всех.