И не суть важно, какой Империи – царской или советской; важно то, что Россия не может оставаться на периферии. Ибо если Россия не будет великой, это будет не Россия…
«Из всех важнейших мировых империй Россия занимает самую обширную и разнообразную территорию», – это говорит не вдохновенный русский патриот, а профессор Лондонского университета Джеффри Хоскинг, которого трудно заподозрить в симпатии к стране, «не понимаемой умом».
По сути, именно это обстоятельство и следует назвать для России судьбоносным. Огромная территория столетиями подвергалась нашествиям охотников до земель. Растянувшись «от южных морей до полярного края», она одновременно сильна и слаба, и сила ее проявилась в богатствах пространств и недр, а слабость – в границах, которые тонки, оттого и часто рвутся. По этой причине половина русских войск с XVI по XVIII век находилась на укрепленной южной границе. Прирастая новыми территориями, Россия ослабляла свои собственные границы, на что немедля реагировали соседи: вспомним вторжения шведов и немцев из рыцарских орденов, вспомним Карла XII, Фридриха II, Бисмарка и Гитлера, сигизмундовых поляков и наполеоновских французов. И тем, и другим, и третьим нужна была коленопреклоненная Россия – но Россия не знала узды. Она отвечала словами князя Александра: «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет». Не правда ли – похоже на заклятие?
Несмотря на огромность, географическое положение и климат России не так уж выгодны. Чтобы выживать в сложных условиях, население работало на пределе своих сил и возможностей. Именно стремление выжить способствовало развитию России. И не пришьешь тут «имперских амбиций».
Сергей Валянский и Дмитрий Калюжный в работе «Русские горки: конец Российского государства» на основе фактов и цифр дают нам понять: когда Россия живет «как все», не напрягаясь, она отстает от своих «заклятых друзей»; когда же о России говорят с бессильным оскалом или раболепием, она опять – великая держава в результате колоссального рывка в экономике и военном деле, в науке, искусстве и образовании. По их мнению, отставание – нормальное состояние России. Оно длится какое-то время, в результате чего страна становится лакомым кусочком для соседей, – и в этой ситуации Россия совершает мобилизационный скачок. Но постоянно находиться в таком грандиозном напряжении страна не может; период рывка завершается расслаблением, после чего следует очередное движение по спирали. Именно такое нелинейное развитие авторы и окрестили «русскими горками».
Кстати, о нелинейном развитии. Историки давно заметили «геометрическое несоответствие» Запада и России. Первый любит процесс и результат, извечно куда-то движется; вторая словно путешествует по кругу, прибывает и убывает морской волной… Но еще средневековые богословы говорили, что движение вперед имеет начало и конец; круговое же движение предполагает движение идеальное и подобно Вечному Царству.
Как тут не поразиться множеству пророчеств, гласящих, что государству на стыке Европы и Азии стоять всегда, что оно – своеобычный гарант бессмертия мира? Пока жива Россия, у планеты «мораторий» на Конец Света…
Помните, у Достоевского в «Братьях Карамазовых»: «…от народа спасение Руси?» Насколько это верно, вы и сами давно подметили. Россия всегда была государством полиэтническим, национализм и шовинизм для нее – героин беспамятства. Широта страны позволяет привлечь во власть, науку и искусство совершенно разные народности и этносы; на протяжении многих веков Россия достаточно успешно управлялась многонациональным руководством. Интернационализм внутри страны обеспечивал (и пока еще обеспечивает) ее единство. Соблазн былого русофильства и новорожденного русского фашизма – путь к абсолютному распаду. Этого добивались Бжезинский и компания в «шоконутые» 90-е, эту же конфетку подсунули сегодня Украине и Грузии, не говоря уж о Прибалтике. Однако именно этого и нельзя допустить – «на радость людям и врагам назло». Национальная терпимость и отсутствие дискриминации – наследство Советской и царской империй. И, пожалуй, это одно из бесценных сокровищ России.
Когда говорят «наш народ» – говорят о десятках народов Федерации. О тех, чьи предки сотни лет сеяли и пахали, пасли стада лошадей и овец, жили в горах, лесах и степях, у рек и озер. О тех, в крови которых память дворян и холопов, белых офицеров и красных комдивов; о тех тысячах, кто ждет гостей в Сочи и видит северное сияние в Заполярье. И все они способны на подвиги, стоит лишь зажечь идеей и верой.
Еще одна причина, по которой Россия обречена на величие и вновь претендует на «оригинальность», – симбиоз европейской и азиатской систем управления. В который раз отталкиваясь от принципа «большого медведя», мы причаливаем к умозаключению: Россия испокон веков держалась авторитаризма. На местах же государственный контроль был слаб. В итоге историки смело констатируют сильную централизованную власть, обладающую неразвитыми («ленивыми») политическими институтами, а также ненужность беспрекословного и моментального исполнения законодательных актов.
Казалось бы: ну и какое же тут величие? Здесь-то и лежит граната в торте: Россия прививает себе (по крайней мере, прививала до недавнего времени) «все самое нужное» от Азии и Европы. То есть то, что было для нее полезно, желательно и даже необходимо. Административная структура России напоминала византийскую (или, по упомянутому Хоскингу, китайскую) власть. И только некоторый промежуток времени походила на польскую вольницу, – нетрудно заметить, что «польский порядок» сопровождался в стране беспорядками. А в духовной и культурной областях наблюдалась «европеизация с восточными поправками».
Проницательное и поэтичное рассуждение находим у Жуковского в письме к Гоголю: «…нам в теперешних обстоятельствах надобно китайской стеной отгородиться от всеобщей заразы… ход Европы – не наш ход; что мы у нее заняли, то наше… мы должны обрабатывать его у себя, по-своему, не увлекаясь подражанием, не следуя движению Запада, но и не вмешиваясь в его преобразования… в этой отдельной самобытности вся сила России».
Остается только добавить, что сила здесь эквивалентна величию.
Именно по вышеназванным причинам царица История и назвала Россию «обреченной быть великой». Сегодня вопрос только в том, на что она обречена, если вновь великой не будет.