Не помню, кто из нас уезжал раньше, но в один из июньских дней к нашему дому подъехал небольшой автобус, в котором уже сидели несколько ребят с родителями. Распрощавшись с бабушками, погрузился в него и я, не помню, с папой или с мамой, и мы поехали в Рустави, откуда уже всем лагерем должны были выехать в Дарьял. Сорок километров до Рустави я перенёс безболезненно и вскоре мы прибыли на сборный пункт, где уже стояла колонна из двух десятков "Студабеккеров", на которых мы и должны были продолжить путешествие по горам Кавказа, или, как его называют грузины, Кавкасиони.
Мы нашли наш отряд, где я увидел несколько ребят, знакомых ещё по Каштаку, нас погрузили в машину, и путешествие началось. На полу кузова лежали матрасы, на которых мы комфортно расположились. Кузов был накрыт брезентовым тентом, но он был только как крыша, спереди и сзади брезента не было, и мы могли видеть дорогу и местность, по которой проезжали. Помню, мы ехали по Рустави мимо группы женщин-заключённых, которые работали на обочине. Мы махали им руками и кричали:
– До свиданья, тёти, мы едем в лагерь.
Они выпрямлялись и кричали в ответ:
– До свиданья, деточки, хорошо отдыхайте!
Первые километров сорок – пятьдесят мы ехали по долине, солнце припекало, ветерок продувал, и все было замечательно. Мы проезжали селения, утопающие в зелени. Особое впечатление производили огромные деревья, усыпанные зелёными шариками с небольшими шипами – будущими грецкими орехами. Недалеко от дороги временами виднелась река, это была Арагви. Видно было, как бурлит ее вода, перекатываясь через камни. Шума воды за гулом моторов не было слышно, но, глядя на буруны, легко себе его представить.
В одном из селений наша колонна остановилась у какой-то придорожной закусочной. Над мангалами поднимался синий дымок, очень вкусно пахло шашлыком. На одном из столов лежал бурдюк с вином, к нему сразу направились несколько мужчин, из сопровождавших нашу колонну. Нам же дали попить воды. Около одного из гигантских ореховых деревьев на цепи сидел небольшой медвежонок, мы сразу окружили его. Кто-то визжал, кто-то пищал, кто-то что-то кричал. Медвежонок испуганно жался к дереву. Подошёл один из грузин – работников закусочной – и сказал, чтобы мы уходили:
Пока мы стояли, мимо нас проходили колонны запылённых "Студабеккеров" с наглухо закрытыми брезентом кузовами. Эти машины на пароходах прибыли из далёкой Америки в Персидский залив. Там их выгрузили, и они уже своим ходом пересекли весь Иран, по Военно-Иранской дороге прибыли в Тбилиси и оттуда по Военно-Грузинской дороге шли на север – на фронт. Они шли мимо нас, одна колонна за другой.
Кто-то из нас сорвал несколько зелёных орехов. Мы стали счищать с них толстый слой кожуры, наши руки тотчас окрасились в коричнево-зеленоватый цвет. Но ядра нас разочаровали: они были ещё в зачаточном состоянии, молочно-белые и неприятные на вкус. Но вот мы поехали дальше. Вскоре мы въехали в горы, и пошли бесконечные серпантины. Машина все время поворачивала то влево, то вправо и, похоже, мой мозжечок не успевал приспосабливаться к этой круговерти. Ребята с интересом рассматривали горы, отары овец, пастухов в бурках и огромных кавказских овчарок, не обращавших на машины ни малейшего внимания, а мне становилось все скучнее и скучнее. Я жестоко укачивался. В каждой машине ехало несколько женщин, это были вожатые, воспитательницы, поварихи и прочий персонал. Кроме того, в нашей машине ехал какой-то офицер, из работников строительства. Помню, это был полный пожилой мужчина, с круглой, как шар, головой, в помятой военной форме. Был он то ли бухгалтер, то ли экономист. Даже я понимал, что, несмотря на форму, это глубоко штатский человек. Видимо, это было военное прикрытие нашей колонны.
А дорога поднималась все выше и выше, становилось прохладно – мы поднимались на Крестовый перевал. Иногда я высовывал нос наружу. Было очень красиво. Ниже нас, по зигзагам дороги пылили колонны машин. Видно было очень далеко. Впереди к небу тянулись заснеженные пики вершин. Несколько раз мы видели разбитые, покорёженные "Студабеккеры": водитель не вписался в вираж дороги и машина сорвалась вниз. На нас, детей, это не производило впечатления, нам было просто интересно. Взрослые реагировали иначе, некоторые женщины крестились. Мы продолжаем подниматься, надсадно ревут моторы. Даже мощный "Студабеккер" с заметным трудом одолевает последние метры перевала.
И вот мы наверху. Холодно, дует сильный ветер. Мы одели все тёплые вещи, которые были у нас. Наверху, на почти плоской площадке несколько домиков. Солдаты, которые служат здесь, ходят в полушубках, ушанках. Говорили, что им здесь год службы засчитывается за два. Не верится, что несколько часов тому назад мы радовались ветерку, который продувал наш кузов, потому что под брезентовым верхом было жарко. Где-то, чуть выше нас виднеется снег.
Нашу колонну почему-то остановили, наш военный комендант пошёл разбираться. Нам разрешили выйти из машин. Справа видим большой крест. Поэтому перевал и носит название – Крестовый. Слева, недалеко от нас, площадка круто обрывается вниз. Небольшой каменный барьер, а за ним обрыв. Мы смотрим вниз с километровой высоты, как из самолёта. Видна извилистая лента Арагви, сверху она кажется тихой и спокойной. А вот и селение, где живёт на цепи несчастный медвежонок. Каким же маленьким кажется оно отсюда.
Начинаем просто замерзать, ведь высота почти два с половиной километра. Но вот слышим:
– Дети, дети, скорее по машинам. Нам предстоит долгий спуск вниз. Теперь мотор работает спокойно. Тут уже важнее не мотор, а тормоза. Внезапно к нам в кузов запрыгивает солдат в шинели, в ушанке. Наш офицер кричит ему:
– Сюда нельзя, здесь дети.
– Да мне недалеко, всего несколько километров.
– Тебе сказали, нельзя, вылезай из машины.
– Пошёл ты, – и солдат прибавил уже знакомое нам слово из трёх букв.
– Как ты разговариваешь с офицером!
– Офицеры на фронте, а ты тыловая крыса.
Тут уже на мат перешёл наш Аника-воин, но солдат привалился спиной к заднему борту, поднял воротник шинели и закрыл глаза. Побурчав немного, угомонился и наш доблестный защитник. Вскоре солдат встал и со словами:
– Вот видишь, а ты боялась, – ловко выпрыгнул на ходу из машины.
– Его счастье, что он выскочил, а то внизу я бы сдал его коменданту, там бы научили, как с офицерами разговаривать.
Но его никто не слушал, в мальчишеских глазах он "потерял лицо".
Дорога спускалась все ниже, становилось теплее. Скоро мы снова ехали вдоль бурной реки. Но теперь это был Терек. Слева виднелась снежная шапка высокой горы, нам сказали: