Мы поселились в Тбилиси на довольно тихой Сухумской улице. Дом был угловым, одна сторона его выходила на небольшой переулок. Сухумская улица, полого спускаясь вниз, упиралась, по-моему, в Воронцовскую улицу. Воронцовская была большая оживлённая улица. Она вела к центру города, там было интенсивное движение и всегда много народа. Какого только транспорта не увидишь на Воронцовской улице. Ревут моторы машин, водители почти непрерывно сигналят. Звеня, проносятся трамваи. Они всегда переполнены, народ висит на подножках, да и на "колбасе" увидишь не только мальчишек, но и взрослых. Иногда смотришь, с независимым видом катит на колбасе солидный дядя при галстуке и с портфелем в руке.
Опустив шеи, вытянув вперёд морды, так, что рога ложатся на загривок и глядя вперёд налитыми кровью глазами, тащат арбу неторопливые буйволы. Обгоняет арбу, отчаянно сигналя, эмка, а за ней дымит газогенераторами полуторка. Снисходительно посматривает на полуторку водитель огромного "Студабеккера". Эта машина поднимает пять тонн груза, о проходимости ее рассказывают легенды. Недаром, как только американцы стали поставлять их нам, легендарные "Катюши" стали устанавливать только на "Студабеккерах".
Сейчас иногда можно увидеть в музеях "Катюшу", установленную на нашем ещё довоенном "ЗИС-5". В начале войны так оно и было, но с конца 1942 – начала 1943 года, то есть, большую часть войны, "Катюши" воевали только на "Студерах", как в народе называли по-свойски "Студабеккеры". Даже я, мальчишка, помню, с каким уважением говорили об этой машине взрослые, особенно, первое время, когда они только стали появляться у нас. Потом, конечно, попривыкли. Но это была, действительно, замечательная, очень красивая и даже изящная машина, насколько может быть изящным грузовик. Сам вид её говорил о мощи, скорости и проходимости. Она как-то сразу внушала доверие. И не только "Катюши", артиллерию небольшого и среднего калибров, крупные миномёты, все это таскали "Студера". А сколько миллионов тонн груза перевезли они по фронтовым дорогам, вернее, бездорожью, сколько миллионов солдат. Здоровых – на передовую, раненых – в тыл, к железнодорожным станциям.
По идее, справедливо было бы установить памятник трудяге "Студабеккеру". Думаю, не на один день приблизил он победу. Любили фронтовики и "Виллисы", небольшие джипы, на которые пересел весь командный состав армии. Их американцы поставили нам тоже очень много. Маленький, юркий, способный преодолеть, практически, любое бездорожье, очень надёжный в эксплуатации, "Виллис" заменил более комфортные, но проигрывающие ему во всем остальном, наши старые эмки.
Конечно, основной вклад в победу внёс Советский Союз, но какой дорогой ценой далась нам эта победа. Двадцать семь миллионов наших сограждан отдали свои жизни, это больше, чем потери всех остальных участников Второй мировой войны вместе взятых, по обе стороны фронтов. Это страшно много и это обвинение Сталину и всей системе. Предвоенные сталинские репрессии привели к тому, что выбитым оказалось, практически, и все руководство армии. Дивизиями и полками стали командовать недавние капитаны и старшие лейтенанты. Получив стремительно полковничьи и генеральские звания, по уровню военной подготовки они так и оставались лейтенантами и капитанами. Обычно потери обороняющейся стороны в три раза ниже, чем у наступающей, мы же за первый год войны потеряли убитыми, ранеными и пленными, если я не ошибаюсь, около пяти миллионов человек, это раза в три больше, чем немцы. Да и второй год войны был для нас не слишком удачным, немцы угрожали всему Кавказу, вышли к Волге, только в конце его нанесли мы немцам первое серьёзное поражение – под Сталинградом. А потом мы наступали и несли потери, как и положено при наступлении.
В отличие от Рокоссовского, Жуков не был тем маршалом, который берег своих солдат. Хотя это был, конечно, выдающийся полководец. Поэтому я считаю правильным, что памятник Жукову поставили не на самой Красной площади, а, скорее, между Красной и Манежной площадями. Американцы же решили внести основной вклад в победу не жизнями своих солдат, а материальными ресурсами, благо их у них хватало. Потери их и в Европе, и в войне с Японией, составили около пятьсот тысяч человек. Конечно, и это немало, но ведь наши потери в пятьдесят четыре раза больше! Отчасти из-за этого и обезлюдели наши деревни после войны – выбили мужиков и сталинское раскулачивание, и война, за победу в которой за ценой не постояли.
В годы холодной войны у нас всячески старались умалить значение американской помощи по "ленд-лизу". А она была существенной. В современной исторической литературе наверняка можно найти конкретные данные об объёмах этой помощи. Я пишу по памяти, поэтому цифр не знаю, но помню, что поставляли американцы нам и самолёты, очень хорошо зарекомендовали себя истребители "Аэрокобра" и средние бомбардировщики "Бостон". Много "Бостонов" воевали в авиации флота, где они использовались и в качестве торпедоносцев, а на "Кобре" провоевал большую часть войны легендарный истребитель Покрышкин, только в конце войны ему предложили пересесть на наш Ла-5. Вроде бы трижды Герою Советского Союза больше подобает воевать на советском самолёте, чем на американском.
Поставляли американцы нам и танки, и торпедные катера, и тральщики, которых так не хватало флоту, поставляли стратегические материалы: стальной прокат, алюминий, да много чего поставляли они.
Очень существенной была продовольственная помощь. Они взяли на себя снабжение продовольствием нашей армии. Естественно, далеко не все попадало на фронт. Американская тушёнка, американская колбаса в консервных банках, яичный порошок, который в народе называли "яйца Рузвельта" по имени тогдашнего американского президента, сухое молоко – все эти продукты были тогда в обиходе и в тылу. Конечно, получали их по карточкам, их не хватало, но они оказывали существенную помощь. До сих пор помню вкус американского "Геркулеса", он был уже со всеми компонентами, нужно было только залить определённое количество воды, вскипятить – и готова вкуснейшая каша. Как говорилось в более поздней рекламе: "Только добавь воды".
Ощущение было такое, словно мы попали в другую страну или перенеслись в другое время. После сурового, аскетичного Урала, мы окунулись вдруг в какой-то, как нам показалось, праздник жизни.
Объяснялось это и тем, что американские поставки приходили к нам, в основном, двумя путями. Один путь – северный, – суда из Америки через Атлантику шли в Англию, а оттуда, через Исландию, конвои шли в наши северные порты Мурманск и Архангельск. Маршрут этот был более коротким, но опасным. Стаи немецких подводных лодок пытались, и небезуспешно, перехватывать конвои и при переходе через Атлантику, и, особенно, на переходе от Исландии в наше Заполярье. Известна трагедия конвоя PQ-17, почти полностью уничтоженного немцами. Этот эпизод войны на море описан В. Пикулем в замечательной повести "Реквием каравану PQ-17".
Второй путь – южный, значительно более длинный, но и более безопасный. Конвои шли от западного побережья Америки, пересекали Тихий океан, входили в Индийский, затем шли в Персидский залив и приходили в южный иранский порт Абадан, где разгружались. Причём, грузы были уже уложены в кузова "Студабеккеров", которые привозили эти суда. "Студабеккеры" принимали наши водители и через весь Иран гнали их в Закавказье, где, как я думаю, были перевалочные базы. Часть грузов уже по железной дороге направлялась в Центр, часть шла на снабжение Южного фронта. Естественно, часть оседала в Закавказье.
Папа рассказывал, что он слышал, будто в начале в каждом "Студабеккере" лежали кожаная куртка и кожаное пальто для водителей. Но наше руководство запретило водителям брать их. Кожаные куртки шли лётчикам, а кожаные пальто брали себе генералы. Говорят, американцы однажды ещё в начале войны испытали шок, когда для каких-то переговоров с ними прибыли, как они решили по кожаным пальто, водители.