О двух лейтмотивах российской истории

Пушкин чутко уловил два лейтмотива русской истории последних нескольких веков. Первый из них: “Боже мой, кто будет нами править?” (при кончине властителя). Второй: “Будь наш отец, наш царь!” (при воцарении нового владыки).

Первый русский царь Иван Грозный полагал, что Бог дал ему неограниченное право казнить и миловать своих подданных. Первый русский император Петр I дал такое определение данной формы правления: “Его величество есть самодержавный монарх, который никому на свете о своих делах ответа дать не должен”. Последний русский император Николай II в переписном листе в 1897 году написал о себе: “Хозяин земли русской”. Леонид Брежнев (за столом с областным начальством) в 1970 году говорил: “Я как царь. Только не могу, как царь, дать землицу, крепостных. Зато могу дать орден”. Последний советский руководитель Михаил Горбачев уверял, что он мог бы и не начинать реформ, поскольку и так имел власть не меньше царской. Борис Ельцин называл себя “Борисом Первым”, видимо, запамятовав о Борисе Годунове. Исследователи считают, что первый Президент России имел властных полномочий больше, чем последний российский император.

Классики русской литературы в художественной форме показали особые нормы и стандарты, правила и принципы, лежащие в основе российской цивилизации. В “диагностировании” наших общественных зол и недугов, связанных с этими особенностями, велика роль Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина и Антона Павловича Чехова.

“Начальственная цивилизация” – это формулировка не современного политолога или социолога. Эта удивительно емкая и точная характеристика дана Салтыковым-Щедриным. Многие щедринские герои (ретивый начальник, органчик, помпадуры и помпадурши, балалайкины, иудушки, глуповцы) являются и нашими современниками. Ярчайшие картины функционирования подобной цивилизации даны сатириком в “Истории одного города”. Из великого множества “родимых пятен” этого жизнеустройства приведу несколько: “Один градоначальник мне сказал: какие мы, брат, с тобой градоначальники! У меня солнце каждый день встает, а я не могу распорядиться, чтобы оно вставало на Западе!”; “Нет ничего для начальника обременительнее, как ежели он видит, что надменности его положены пределы”; “Ничто так не возвышает дух обывателей, как вид гордящихся друг другом начальников”; “Начальник может совершать многие мероприятия, он может даже никаких мероприятий не совершать, но ежели при этом он не будет калякать, то его имя никогда не станет популярным”.

А как точно Щедрин определил характер развития этой цивилизации! “Начиная с блаженной памяти государя Петра Алексеича, – по его словам, – история русской цивилизации принимает характер, так сказать, пионерный”. Являются “один за другим пионеры, расчищают, строят, ломают и опять строят”. (В русской армии пионерами до середины ХIХ века называли специалистов по прокладыванию дорог с помощью минно-взрывных устройств). Это меткая характеристика российских реформаторов, взрывами прокладывающих дорогу и одновременно закладывающих под будущее мины замедленного действия.

Современники утверждали, что никто из писателей не знал Россию лучше, чем Салтыков-Щедрин. Смеем добавить: Россию он знал лучше, чем иные политики и интеллектуалы, которые, например, утверждают, что насилие в российскую практику ввели большевики. Вот его суждение на эту тему: “В то время (XVIII – первая половина XIX в. – авт.) ничего не было достоверно известно ни о коммунистах, ни о так называемых нивеляторах (уравнителях – авт.). Тем не менее, нивеляторство существовало, и притом в самых обширных размерах. Были нивеляторы “бараньего рога”, нивеляторы “ежовых рукавиц”… каждый эскадронный командир, не называя себя коммунистом, вменял себе, однако же, за честь и обязанность быть оным от верхнего конца до нижнего”.

Сейчас провозглашается задача построить “свободное общество свободных людей”. Советник Президента РФ Андрей Илларионов изрек: “Деньги – отчеканенная свобода”. При этом в стране 46 процентов людей, занятых в бюджетной сфере, имеют доход ниже прожиточного минимума (прожить на который не решаются ни депутаты Госдумы, ни высшие чиновники, как это было сделано в Чехии и Австрии). Велик процент людей, работающих в коммерческих структурах, но имеющих невысокую зарплату. Более десяти процентов населения страны – деклассированные люди. А вот как оценивает подобные явления Щедрин: “Самый грубый практический способ устранения человека от участия в делах страны… заключается в начальственном обречении массы в жертву невежественности и обеднения… В самом деле, трудно представить себе другую такую силу, которая могла бы так всецело гарантировать равнодушие к общественным интересам, как гарантируют невежественность и бедность”.

Провозгласив борьбу с бедностью, власть начала “чеканку свободы” с себя: в несколько раз повышена зарплата высшим чиновникам. Министр будет получать в месяц в сорок раз больше, чем заслуженный учитель РФ, тридцать лет проработавший в школе. И это без учета министерских надбавок и поощрений за “особые условия”, служебного транспорта, госдачи, бесплатного медицинского обслуживания по высшему разряду и пенсии в размере трех четвертей зарплаты, а также прочих социальных гарантий. Еще ранее правительство постановило: в целях “рационального расходования бюджетных средств” в доходы малообеспеченных граждан при назначении им социальных пособий включить те компенсации, которые они получали из бюджета на оплату жилья и коммунальных услуг. После этого миллионы граждан в одночасье лишились доплат к пенсии; с учетом скромных компенсаций, которые они получали, их “доходы” едва превысили прожиточный минимум – им доплаты больше не полагаются.

Видимо, деньги, которые сэкономили на стариках, пойдут на поощрение высших чиновников.

Щедринский иронический рецепт – “Как сделать государство богатым? Считать его жителей таковыми” – наши “социальные врачеватели” решили осуществить на деле. Во-первых, в результате монетаризации льгот пенсии могут достичь или даже превысить прожиточный минимум. В результате миллионы людей перестанут считаться бедняками (но будут являться ими на деле). Какое чувство глубокого удовлетворения будут испытывать фокусники-врачеватели! А ведь, по сути, снижение жизненного уровня выдается за его повышение. Во-вторых, советник Президента РФ Адрей Илларионов разъяснил, как следует понимать “удвоение ВВП”. Оказывается, речь идет не об абсолютных объемах продукции, а о производстве на душу населения. Это значит, что чем меньше населения, тем больше объем продукции на душу. По некоторым прогнозам, к середине столетия число россиян сократится вдвое. Значит, ВВП может быть увеличен без всякого роста производства и усилий реформаторов…

Заслуживает внимания каждого начальника щедринский совет: “Надо, чтобы ты понял, что на свете существуют не две только разновидности: человек-начальник и человек-бунтовщик, но есть еще средний человек, трудящийся и скромный, который предпочитает спокойствие – беспокойству, свободу – стеснению, потому что видит в спокойствии и свободе единственную ограду своей личности и своего труда. Вот этого-то человека и не следует тревожить. Не мешать жить! – да ведь это значит разрешить жить, искать, двигаться, дышать, шевелить мозгами”.

Если Щедрин открывал политологический аспект механизма функционирования начальственной цивилизации, то Чехов исследовал ее основу – психологию страха, причем так обстоятельно, как никто в русской и мировой литературе. Знаменателен сделанный им вывод: “Нигде так не давит авторитет, как у нас, русских, приниженных вековым рабством, боящихся свободы… Мы переутомились от раболепства и лицемерия”. Чехов исходил из того, что чин, деньги, власть – это лишь внешние атрибуты начальственной цивилизации, а самый сильный, неотразимый ее инструмент – страх.

Нам с детства запоминается мелкий чиновник, который в театре чихнул на лысину сидевшего впереди генерала. Извинился. Но, в конце концов, “в животу у Червякова что-то оборвалось. Ничего не видя, ничего не слыша”, он машинально пришел домой, “не снимая вицмундира, лег на диван и… помер”.

У Чехова запуган не только мелкий чиновник, но и миллионер: “Я боюсь за каждый свой шаг, точно меня выпорют, я робею перед ничтожествами, идиотами, скотами, стоящими неизмеримо ниже меня умственно и нравственно, я боюсь дворников, жандармов, я всех боюсь, потому что я родился от затравленной матери, с детства забит и запуган”.

Вспомните рассказ “Толстый и тонкий”. На вокзале встретились два приятеля. Они взволнованно вспоминают дни детства, учебу в гимназии, рассказывают, кто как живет. Выясняется, что живут-то они по-разному. И вот уже не два человека перед нами – толстый и тонкий, а два чина – большой и маленький, тайный советник и коллежский асессор. Один – на верхней ступени служебной лестницы, а другой – в самом ее низу. Но толстый при этом и не требует почитания от тонкого. Тем выразительнее проявляется подхалимство последнего.

Весьма примечательна фигура Беликова – “человека в футляре”, ухитрившегося запугать целый город: “Под влиянием таких людей, как Беликов, за последние десять-пятнадцать лет в нашем городе стали бояться всего. Боятся громко говорить, посылать письма, знакомиться, читать книги, боятся помогать бедным, учить грамоте… мыслящие, порядочные читают и Щедрина, и Тургенева, разных Боклей и прочее, а вот подчинились же, терпели”.

А кого терпели? И здесь мы видим еще один чеховский мотив. Обычно в литературе подобные персонажи были значительны и имели даже трагический оттенок – вспомним, например, шекспировского Макбета или даже пушкинского Троекурова. Чехов развенчал трагедийность деспота, показал, что он “велик” лишь в глазах раба, тогда как в глазах свободного человека деспот есть ничтожество. “Беликова похоронили, а сколько еще таких человеков в футляре осталось, сколько еще будет”. Чехов был прозорлив. Вспомните, как публично, с демонстрацией по телевидению устраивал выволочку высшим чиновникам экс-президент России. Один только Примаков отказался явиться к нему, не утратил чувства собственного достоинства. Если бы это был не единственный случай, высокопоставленный экзекутор наверняка стал бы более обходителен.

Не могу не сказать еще об одном проявлении начальственной цивилизации, показанном Чеховым, – о “пришибеевщине”. Унтер Пришибеев – лицо неофициальное, он является притеснителем не по должности, а, так сказать, по склонности. Он кричит на людей, угрожает им – в силу того, что он считает себя выше массы, превосходит ее какими-то (чаще всего мнимыми) способностями или обладанием фиктивными функциями. Наверное, многие помнят, как оскорблял девушку-журналистку современный пришибеев, возомнивший себя суперзвездой, суперменом и суперджентельменом в одном лице. Все эти маски слетели в три минуты телепоказа – и под этими масками оказался один лишь Пришибеев. Остается только порадоваться тому, что пришибеевщина хотя бы иногда получает отпор.

Начальственная цивилизация одновременно была и патерналистской. П. Я. Чаадаев, 210-летие со дня рождения которого отмечается в этом году, верно подметил патерналистский характер российского государства. Русский народ, по его мнению, ничего другого никогда и не способен усматривать во власти, кроме родительского авторитета, применяемого с большей или меньшей суровостью. Всякий государь, каков бы он ни был, для нас “царь-батюшка”. Мы не говорим, например, “я имею право делать то-то и то-то”, мы говорим: “это разрешено”. Мы с радостью расточаем радость отцовства по отношению ко всякому, от кого зависим.

Патерналистские стереотипы имели в России глубокие корни. Несмотря на все конфликты и противоречия, общество объединялось вокруг трона. Монарх же выступал как “отец”, в котором народ искал защиту от его же, “отца”, слуг (помещиков, чиновников и так далее). Так в России веками довольно успешно разыгрывалась одна и та же карта: хороши цари, да каковы псари…

Для крестьян (а Россия была веками преимущественно крестьянской страной) царь был не только “батюшкой”, а еще и кем-то вроде старосты всей земли русской. На этой же патерналистской основе формировался и образ Сталина как отца всех народов. Социологические опросы сегодня показывают более высокий рейтинг действующего Президента, чем рейтинги правительства, Госдумы, Совета Федерации.

Кстати, если под патернализмом понимать стремление государства, партий опираться на широкие слои населения, защищая их интересы, то он не чужд многим странам. Это нормально для их функционирования. Так, типично патерналистским было Советское государство. Оно обеспечивало бесплатное образование, медицинское обслуживание, жилье, отдых и лечение по льготным путевкам для миллионов людей; десяткам миллионов детей практически бесплатно обеспечивался отдых в пионерлагерях, а взрослым было гарантировано право на труд. Поэтому когда пишут о средней зарплате советского человека в 100-200 рублей, ее надо дополнить еще несколькими сотнями рублей – стоимостью услуг, полученных из общественных фондов.

В Конституции РФ сейчас записано: “Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства”. Гарантом Конституции, как известно, является Президент РФ. Иначе говоря, государство – главный правозащитник в стране. Однако забота государства о правах своих граждан становится все более фиктивно-декларативной. Возьмем, к примеру, 41 статью Конституции РФ (она не может быть отменена даже Федеральным Собранием), гарантирующую доступность и бесплатность медицинской помощи. Но эта статья цинично игнорируется, неуклонно идет навязанный сверху процесс вымывания бесплатной медицинской помощи. Примером такой деятельности является “работа” прежнего министра здравоохранения – Юрия Шевченко, земляка и личного знакомого Президента России. Он предлагал ликвидировать обязательное медицинское страхование, так как в слове “страхование” содержится слово “страх”, которое, по его мнению, ведет к развитию всевозможных заболеваний: сердечно-сосудистых, гормональных, органов пищеварения и даже онкологических, к ослаблению иммунитета и нервно-психическим расстройствам. Комментарии излишни. Наша страна, по данным Всемирной организации здравоохранения, занимает теперь 130-е место в мире по уровню поддержки здравоохранения государством. По словам Михаила Зурабова, нового министра здравоохранения и социального развития, полномочия министра больше, чем полномочия вице-премьера – он имеет возможность влиять на финансы, и ситуация складывается чрезвычайно комфортно. В чем это выразилось? Специальным постановлением правительства введено понятие “платные медицинские услуги”, периодически предпринимаются попытки изменить статус медицинских учреждений, чтобы вывести их из-под действия упомянутой 41-й статьи Конституции РФ. Неудивительно, что при недавнем опросе телезрителей о том, как они оценивают качество бесплатной медицинской помощи, 90 процентов респондентов ответили, что никакой помощи нет. А вот мнение академика РАН, академика АМН, одного из крупнейших организаторов медицины в России Михаила Давыдова. Он считает, что руководство страны не понимает, что здоровье нации – главное богатство. “Говорите, что вы печетесь о здоровье нации? – настаивает хирург от Бога. – Так будьте добры предусмотреть в бюджете все необходимое для этого здоровья! А если судить по статьям принимаемого Госдумой бюджета, здравоохранение вообще отсутствует в числе приоритетов”.

Кстати, Михаил Зурабов по образованию и специальности монтажник, но к его деятельности гораздо более подходит слово “демонтаж”. Он и иже с ним демонтируют остатки той системы здравоохранения, которая была создана в советские времена, была, по словам Президента России В. Путина, “одной из самых лучших в мире”. Сейчас “демонтажники” готовят такую службу здоровья, в которой само слово “здоровье” лишнее. Одна (сравнительно небольшая) группа начальников экспериментирует над большой частью населения и рассуждает: если терпят, значит, эксперимент прошел удачно. Но терпение не может быть бесконечным. Для страны и ее будущего было бы лучше, как предложил Борис Немцов, “объявить, что кремлевские, белодомовские и депутаты всех мастей начинают лечить себя и своих родственников за деньги. А потом, уже апробировав эту систему на себе, пусть пытаются реализовать ее в стране”. Я бы сказал несколько иначе: чтобы реформы были успешными, власть сначала должна реформировать себя.

Многие исследователи в 90-е годы ХХ века выделили характерные черты начальственной цивилизации:

1) жесткая иерархическая зависимость начальников (вспомните гоголевское “Не по чину берешь!” и ельцинское выражение, обращенное к своему окружению: “Не так сели!”);

2) назначение чиновников не по принципу профессионализма и компетентности, а по принципу личной преданности вышестоящему начальнику;

3) начальник за свои деяния отвечает прежде всего перед вышестоящим руководителем, а не перед законом и гражданами;

4) “доза критики” определяется свыше (так, при Николае I была запрещена даже похвала в адрес крупного и среднего чиновничества, поскольку оно, дескать, выше оценок литераторов и общества). Отсюда ряд неписаных правил, в частности, знаменитое “я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак”;

5) еще одна черта – оценка сделанного незначительно зависит от реальных результатов (отсюда приписки и обман). Данные свойства российской начальственной цивилизации помогают понять, почему все реформы управления тяготеют к укреплению “вертикали власти”, почему нас снова фактически вернули к унитарному федерализму (звучит это примерно как “жареный лед”);

6) не богатство гарантирует власть, а власть обеспечивает богатство (из чего следует, что коррупция есть неотъемлемая черта этой цивилизации);

7) высший моральный принцип есть оправдание любых акций, если они направлены на укрепление власти, на служение ей;

8) политические партии, церковные, научные, художественные организации имеют право на существование только как механизмы, укрепляющие власть.

Остановимся лишь на одной из этих черт, которая наиболее отрицательно влияет на выполнение государством своих функций – а именно на кадровой политике, основанной не на компетентности и профессионализме, а преимущественно на личной преданности начальству.

Приведу сначала один эпизод из зарубежного опыта. Как-то раз британское адмиралтейство направило в казначейство заявку на включение в расходную часть бюджета дополнительной суммы – 18 шиллингов в месяц – на содержание штатного служащего – кота, который охранял бы библиотеку и архив от набегов мышей. Завязалась межведомственная переписка, в которой верх одержало благоразумие казначейства. Окончательная формулировка официального отказа гласила: “Если в помещении библиотеки нет мышей, то тогда присутствие кота в адмиралтействе излишне. Если же мыши есть, то выделение средств на содержание нецелесообразно ввиду явной профессиональной непригодности служащего”.

Теперь посмотрим, какова степень профессионализма наших “котов”. “Сейчас она (система работы и законодательных, и исполнительных органов власти – авт.) устроена так, что тормозит, а во многих случаях – просто останавливает преобразования. Система защищает свои права на получение “статусной ренты”, говоря прямо, – взяток и отступных. Такой способ существования власти представляет угрозу для общества, для государства”, – так сказано в Послании Президента РФ Федеральному собранию. Социологические опросы дают возможность составить иерархию пороков власти. Взяточничество, жадность, холуйство по отношению к начальству и хамство по отношению к простым людям. Власть жирует в обнимку с олигархами, при этом занижает уровень нищеты. По оценкам директора Института социально-экономических исследований Наталья Римашевской, в бедности живут 60 процентов населения страны. А официально признаются лишь… 17 процентов. Более чем половине семей “отчеканенной свободы” едва хватает на еду. А Россия при этом покупает больше всех в мире “Мерседесов” и “Бентли”.

В докладе независимого общественного Совета по национальной стратегии среди основных угроз на ближайшие годы по-прежнему называется недееспособность государственного аппарата, который вовлечен в обслуживание интересов олигархических группировок и слабо связан с интересами основной части бизнеса и населения. При этом на содержание этого аппарата, по подсчетам председателя Торгово-промышленной палаты Евгения Примакова, тратится значительно больше средств, чем на науку, здравоохранение, культуру и спорт вместе взятые.

А вот что пишет в правительственной “Российской газете” Георгий Саттаров, президент фонда “Индем”: “Есть еще такое понятие, как социальная ответственность государства. Ведь что такое государство? Это социальный институт, который создается для того, чтобы решать проблемы общества. Давайте рассмотрим по пунктам, как у нас это происходит: в судах, в МВД, в прокуратуре. Чем они заняты, чему посвящают свою жизнь? И увидим, что государство своих социальных обязательств не выполняет: ни в социальной сфере, ни в экономике, ни в сфере защиты граждан. Неудивительно, что наша страна вышла на первое место в мире по преступности, что мы занимаем второе место по суициду”.

Очевидно, что нашим “котам”, неспособным ловить мышей, крупно повезло, что деньги на их содержание выделяет не британское казначейство, а российский Минфин.

Преодолеть отрицательные свойства начальственной цивилизации может только гражданское общество. На мой взгляд, лучшее определение этого общества дал президент Института национального проекта “Общественный договор” профессор МГУ Александр Аузан: “Все, что живет само по себе, регулирует себя без усилий государства, политиков, специальных программ помощи – все это гражданское общество. В нем не может быть начальников, не существует иерархии. Все, что делается не путем приказа, в принципе не выстраивается иерархически. Если существуют независимые средства массовой информации, банки, общественные организации – это и есть гражданское общество. Элементами самоорганизации общества можно считать и гаражные кооперативы, и клубы собаководов. Главное, чего у нас не хватает – реального местного самоуправления, вместо которого пока есть авторитарная власть мэра”.

Как показывает российская история, путь к гражданскому обществу нелегок и не одномоментен. В 70-е годы XIX века великий русский поэт Н. А. Некрасов писал:

“…нужны не годы –

Нужны столетья, и кровь, и борьба,

Чтобы человека создать из раба”.

С того времени прошло 130 лет. А решение этой задачи все еще впереди.

Франгиз УМЕРКАЕВ,

г. Москва.