Последний белый генерал. Часть девятая

СИБИРСКИЙ ЛЕДЯНОЙ ПОХОД

М.: Генерал Петров пробовал наступать. Ижевцы мои – два полка, которые были заранее посланы туда, 2-й и 4-й полки, попали там... – я не знаю, что с ними случилось. Их повел в атаку без меня генерал Петров. А потом увидали, что вышел оттуда броневик (а броневик оказался польский, тот только вышел и хотел бы, может быть, оказать помощь нам), – у нас все бежало, в общем, крышка. Наши отступили, не взяли Красноярска.

Р.: Это ваши ижевцы не взяли?

М.: Да, потому что не было управления ими. Петров был назначен командующим 3-й армией. Почему-то Каппель его назначил, когда у него своих частей не было никаких. Там был такой генерал Круглевский, Уральской дивизии, этого можно было бы назначить, если меня не было. Мы пошли на реку Кан. Наверное, папаша ваш рассказывал, как там было.

Р.: Нет, мало.

М.: Каппель уже прошел впереди меня. Когда мы к Кану шли, это была интересная вещь: мы шли, а там впереди Кан – за железной дорогой, севернее.

Р.: Это за Красноярском?

М.: Нет, перед Красноярском. Это шел Великий Сибирский путь, здесь было несколько деревень до реки Кан.

Р.: А почему не на юг?

М.: На юг мы уходим от линии железной дороги и потом переходим в Монголию. А здесь ничего нет. Это было, пожалуй, положение ужасное. Командующий армией обращается ко мне:

– Как вы думаете, как вы пойдете?

– Я пойду на север.

– Такая-то деревня занята справа.

Я говорю:

– Мы выбьем оттуда.

Тогда он говорит:

– Все за генералом Молчановым.

Я пошел, конный дивизион направо – на эту деревню заслон.

Мы прошли прямо.

Теперь интересная вещь. Я не знал, сумерки это или утро, я ощущение времени потерял. Смотрю и вижу: там впереди что-то движется по этому Сибирскому пути (тогда у меня зрение еще хорошее было). Подзываю я Багиянца:

– Яша, смотрите: там что-то движется.

– Нэт, это вы нэ спалы, Ваше Превосходительство, ничего не движется.

Я говорю:

– Яша, немедленно скачи наперерез, там двигаются подводы – руби.

Он поехал со своим эскадроном: шли подводы с серебром и с золотом. С золотом проскочили, а с серебром, мелкое – все отобрали ижевцы! У меня все сумы были забиты 10-копеечными, 15-копеечными, 20-копеечными монетами.

Р.: А кто вез?

М.: Красные, везли из Красноярска по зимнему пути, обратно на запад. И тут мы их перехватили. Это севернее железной дороги, по Сибирскому пути (это когда мы на Кан шли). Вот так повезло – увидел! Потом мы забрали деревню, много ижевцев там пленных было, те, которые под Красноярском попали, их туда отправляли. А они спрятались, присоединились ко мне. Никаких там красных мы не расстреливали. «А ты тут, – говорю, – сиди и жди, когда твои придут», и больше ничего. Повозки у них забрали, хороших коней (у них там были), серебро увезли. А золото – узнал я поздно, когда приехал. Сам Багиянц не догадался спросить, где золото. Те вперед уехали, мы бы их догнали, конечно. Вышли на Кан.

Р.: А сам Красноярск вы бы не могли взять, непосильно было это?

М.: Нет, у нас артиллерии не было, потерял артиллерию Петров. На Кан уже прошел Каппель. Мы на другой день шли, все уже замерзло – нам было легко идти. 90 верст мы по реке ехали. На деревню какую-то вышли. Потом мы спустились вниз на железную дорогу к Нижнеудинску.

М.: Каппеля везли уже в повозке, он болен был. Когда уже первое селение, которое, пройдя тайгу, было, тогда я к нему пришел. Он без сознания, у него воспаление легких...

Р.: Вы тогда его видели?

М.: Да. Я его еще потом видел в Нижнеудинске, был у него на совещании. Он тут был без памяти, а потом у него как будто прошло это, немного лучше стало, а потом ему хуже и хуже... Мы его хотели отправить на чешском поезде, чехи согласились принять его. Он наотрез отказался: «Умру, но умру с частями». Между прочим, когда мы с севера, после Кана пришли, спустились на железную дорогу, мне было сказано, чтобы я не переходил железную дорогу, потому что чехи вступят в бой – проходят их поезда. Я говорю:

– Когда ижевская дивизия идет, они подождут.

И когда пришли туда, выходит офицер:

– Не сметь переходить!

Я говорю:

– Мы на своей территории находимся, а вы здесь – грабители! Ждите, пока мы не перейдем, когда я вам дам разрешение, что можно двигаться вашим поездам.

И так и вышло. С ними только так и поступать!

Р.: А почему вы их силой не сбрасывали с поездов?

М.: Мы не могли, потому что на нас тогда ополчились бы абсолютно все союзники. Ведь они действовали под союзниками, под генералом Жаненом. Все там были: и итальянцы, и каких только не было. Мы только могли им насолить где-нибудь вне своих частей. У меня еще было с ними столкновение, чуть бой не произошел.

Пришли мы в Нижнеудинск. Каппель лежит. Призвал он меня и говорит, что много генералов и частей было против генерала Сахарова.

– Я, – говорит, – больше командовать армией не могу.

Выступите, пожалуйста, – вы за то, чтобы остатками 3-й армии командовал генерал Сахаров.

Я говорю:

– Сделаю.

– Пожалуйста, Викторин Михайлович, прошу. Я все равно ничего не могу сделать, я умру скоро.

Но он был в твердой памяти тогда. Я вышел, там генералы все сидят, я говорю:

– Первое: я предлагаю вступить в командование генералу Сахарову.

Сейчас же... генерал Круглевский, гвардейский офицер, говорит:

– Я с генералом Молчановым.

Тем ничего не оставалось, и все вотировали (устар. голосовали).

Р.: А кто хотел другого?

М.: Хотели они другого, кого угодно, но только не Сахарова.

Потому что якобы он нагадил там, что не вывез все, не эвакуировал своевременно Омск. Конечно, он виноват был, но дело в том, что он думал, что что-то сможет сделать, но он не мог сделать.

Р.: А что он старался сделать? Оборону устроить?

М.: Он старался оборону устроить под Омском, чтобы все эти десятки тысяч офицеров которые там жили, ничего не делали.

Р.: Вы в Нижнеудинске на совещании, а где Колчак был в это время?

М.: Уже в Красноярске мы узнали, что он находится в Иркутске, арестованный. И тут Войцеховский как Главнокомандующий объявил им ультиматум, что мы не будем брать и пройдем мимо Иркутска, если они нам выдадут Колчака. Они на это не согласились.

Р.: Где был Войцеховский, с вами на совещании?

М.: Да, был на совещании.

Р.: Но Каппель его не предложил?

М.: Но он не хотел. Он был главнокомандующим, как он мог хотеть 3-ю армию, он всеми уже ведал, он вместо Каппеля был. А вот 3-й армии нужно было назначить кого-то. «Барышникова, – говорит, – я к себе беру». А его не надо было никому. Он без дела оказался, Барышников, и отступал просто с группой генералов.

Теперь все, что там есть, передается мне. Я назначаюсь командовать. Я обращаюсь к Верховному, говорю:

– Я возьму, даже со своими ижевцами, которые в малом количестве у меня остались. Только мне еще нужна конница, чтобы сразу заскакала.

Енисейская бригада была, тот сразу генерал говорит:

– Я с удовольствием буду делать.

Потом еще Оренбургская бригада, которая всегда при мне была, 2-й и 5-й полки. Но я говорю:

– Что я буду делать, когда начнется со стороны чехов? Могу и драться против них?

– Нет, – говорит, – Вы не можете. У них полно артиллерии.

А у нас еще сохранилось несколько дымовых пушек. Я говорю, что мы даже и не нуждаемся в них, мы просто пойдем открыто, перебежим Ангару и больше ничего. Я говорю, что все-таки я уверен, что стрельбы особой не будет, потому что там в Иркутске масса наших пленных – и офицеров, и солдат.

Р.: А у красных в Иркутске было внутреннее восстание?

М.: Внутреннее восстание, регулярных частей не было. Ну, значит, вотировать. Оказалось, что вот этот только один генерал Енисейского войска (на «Фе» его фамилия) вотировал, чтобы пробиваться через Иркутск, а остальные: обойти Иркутск. Он очень хороший генерал. Я ему пожал руку, говорю:

– Ваше Превосходительство, не думайте, что я не хотел этого, но я хочу знать все шансы, чтобы мне пройти этот Иркутск.

А затем я говорю:

– Вы мне скажите, для чего это нужно? Колчака расстреляли. Что нам нужно?

Все, что нужно было из одежды, мы получили на станции Иннокентьевская, на складе. В Иркутске складов нет никаких, склады на Иннокентьевской, так и в мирное время было. Мы все вскрыли, разоделись – все новенькое надели.

Решили, значит, не наступать – обход. Мимо чехов, в Иркутск не заходили, проходили по горам, там горная дорога. Вышли уже на главную дорогу, когда мы прошли Иркутск, там вдруг услыхали стрельбу, это уже красные просто так стреляли.

Через некоторое время они узнали, конечно, что мы прошли, они начали нас преследовать. Но достаточно было оставить какой-нибудь взвод пехоты, 25 человек с пулеметами, они их раскатывали в момент. Мы вышли на дорогу, которая шла к Байкалу.

Р.: Железную дорогу?

М.: Железная дорога и тут же, параллельно, и на другом берегу хорошие дороги были снежные.

Р.: А Байкал проходить не могли?

М.: А, вот это уже особое... Мы пришли на станцию Лиственичная, от нее слишком далеко проходить. А через 60 туннелей по Кругобайкальской железной дороге мы не можем проходить, потому что мы не знаем, кто там. Взорвать могут, когда мы уж совсем потеряли, что же это такое... Наши части сзади идут, не только мы, передние части. Я впереди всех шел и первым должен был идти. Мы сперва по льду около берега двигались. Были трещины, но я знал это: мы приготовили по 14–15 футов мосты такие, чтобы их могли повозки переехать, лошади пройти, пехота пройти. Но это случилось всего два раза. Я знал все условия эти самые, в памяти много было. Приходилось успокаивать: вдруг взрыв громадный, как будто где-то снаряд рвется, а это лед.

М.: Войцеховский, главнокомандующий. Я передним вышел, а он дальше, сзади меня. А у нас еще был командующий остатками 3-й армии генерал Сахаров, который уж так меня потом на середине озера (это 90 верст надо было идти) поймал и вперед... Это опять долго рассказывать. Я там и разведчиков посылал, золото давал, чтобы узнать: станция Мысовая (или Мысовск? мы на нее выходим), кто там – красные или белые. И там оказались семеновцы, к счастью. Обошли мы Иркутск, пришли на станцию Байкал, это в 60 верстах от Иркутска. И выяснилось, что только местами, не везде еще встал лед. Поэтому (да и раньше) было приказано двигаться на такое место, откуда начать пересекать по самому короткому расстоянию – 90 верст. Мы перешли от станции Байкал, переправились через Ангару, пришли в село Лиственичное, против станции Байкал. В Лиственичном отдан был генералом Войцеховским приказ: мне первому идти в голове, занять следующую станцию – деревню Голоустная, а оттуда уже пересекать Байкал. Когда мы прибыли в Голоустную, то все жители (они главным образом там рыбаки) говорят, что опасно сейчас начинать переходить, что нужно подождать минимум сутки, потому что Байкал только стал. У меня был такой подпрапорщик Понятовский, который всю большую войну провел со мной, а теперь он там где-то попал ко мне. Я говорю: «Идите ищите тех смельчаков, которые бы пошли туда, если можно – с лошадьми, если можно – без лошадей, но узнать, кто находится на станции Мысовой». Никто не знает – никаких сообщений нет. Удивительная вещь, что никак не мог связаться с нами тот отряд, который был на станции Мысовой. Мысовая – на восточном берегу Байкала, мы переходили с запада на восток. Переправа через лед только что ставшего Байкала представляла из себя очень большую опасность в том смысле, что мы могли потерять всех лошадей (не будут подниматься – погибать лошади будут). Я об этом знал, конечно, что нужно сделать, и отдал приказ у себя (когда мы были в Иннокентьевской): лошадей всех перековать. У тех, у которых были на шипах подковы – новые шипы. Все мы достали, там была полная возможность это сделать. Мои части все перековали: лошадь не упадет, не поскользнется. Я передал Войцеховскому, чтобы он отдал приказ, там начальник штаба, кажется, написал. Но некоторые лошади не были подкованы на шипы – отчего мы потеряли их там большое количество. А у меня были подкованы (шип туда завинчивается, насечки у него, и не скользит). У Понятовского приказ был такой, что он должен туда как можно скорее отправиться, идти всю ночь. А маяком была только одна, самая высокая гора, которую за 90 верст было видно, на нее направление. Ночь мы там переспали, а он ушел. Ввиду того, что он не вернулся – что нет еще непроходимого места, – я назначил выступление рано утром. Приготовили мосты, которые через трещины. Когда мороз – лед трещит, расходится, а потом снова сходится. И выступили. Шли очень быстро, потому что все на лошадях, пехоты не было. Все на лошадях, на санях ехали. Где рысью, в порядке были, держали известную дистанцию – это было главное. И делал это я не потому, что боялся, что провалятся. Мы видели рыбу через лед, лед чистый совершенно, вода же там чистейшая, видно все. И кажется, что лед – всего вот такой толщины. А я знал, мы проверяли, сколько он: один фут, можно скакать на лошадях как угодно. А когда уже два фута – может проходить полевая артиллерия. Это еще у меня с мирного времени были все эти сведения. Мы прошли. В полдороге меня догоняет командующий на тройке лошадей, во всю гонит, говорит:

– Ну как?

Я говорю:

– Пока сведений нет, но жду каждую минуту... Понятовский на хороших лошадях отправился, пару лошадей взяли они с мужиком одним. Я мужику дал пятнадцать золотых рублей – три золотых пятерки (подпрапорщику, конечно, ничего).

Он говорит:

– Давайте поедем вперед.

Я говорю:

– Давайте, я ничего. Но я не знаю, если мы первые влетим туда, и там окажутся красные, это дело ваше.

Он говорит:

– Нет, ничего, поедем.

Поехали мы туда. Выскочили, наверное, верст на двадцать вперед. Нас верстах в двадцати пяти от берега встречает уже Понятовский и говорит:

– Там находится отряд атамана Семенова под командованием генерала Правохенского.

Тогда Сахаров – лошади у него хорошие, на тройку подсели, в момент туда прикатили. Начали сейчас же устраивать.

Я попросил у него разрешения взять в эту же повозку (сани) подпрапорщика своего (или прапорщик он уже был), чтобы он у меня там занялся распределением квартир. Все мы приехали туда, там нас встретил этот Правохенский, пьяный (это была его способность; когда он потом был у меня под командой в Хабаровске, мне пришлось отправить его в тыл).

После этого части собрались, отслужили там первую панихиду по умершем Каппеле. Священники все военные собрались, там большая церковь была. Потом отправились, шли на Верхнеудинск.

Викторин МОЛЧАНОВ

Продолжение следует…

Часть восьмая

Часть седьмая