Наш Шарипыч!

Черти плясали в наших глазах, а мы азартно вгрызались в землю, не понимая, что так, со смехом, из нас уходил стресс двух недель, когда мы искали по моргам, больницам и другим присутственным местам того, для кого теперь готовили место последнего успокоения, - нашего коллегу Фарита Шарипова или просто Шарипыча, погибшего под колесами вахтового «Камаза» неподалеку от своего дома в Затоне.

… - Слушай, мне глубоко плевать, будешь ты работать здесь или нет. Я тебя на работу не приглашал, - сходу безапелляционно заявил мне кряжистый и хмурый мужик, когда главред «Вечерки» Явдат Хусаинов, переговорив со мной, отправил в отдел новостей знакомиться с новым начальником – Фаритом Шариповым. Сделал, так сказать, сюрприз маститому репортеру, переживавшему в новостях переходный момент в отдел промышленности, куда стремился всем сердцем.

В свою очередь я неприязненно посмотрел на заведующего службой новостей, засунул поглубже в карман поллитровку, понимая, что пить ее за знакомство с ним сегодня точно не буду, процедив про себя: ну мы это еще посмотрим, кто кому задницу надерет в негласном соревновании. Амбиции распирали. За плечами - крупный еженедельник «Волга – Урал» и работа с золотым составом башкирской журналистики – Виктором Скворцовым, Айратом Еникеевым, Александром Касымовым.

А дальше, несмотря на холодный прием, началась совместная работа - насыщенная событиями и интересная. Неприступный и суровый Шарипыч на самом деле оказался простым и работящим мужиком. Иногда я подкалывал его и вспоминал «теплый прием», на что он, немного смущаясь, отшучивался, что мол, башка трещала с похмелья, надо было достать бутылку и отметить приход в «Вечкерку». За пару лет работы в одном кабинете передо мной промелькнули кадры его жизни, сутью которой всегда было репортерство, детское любопытство ко всему необычному и новому - будь то застройка города, новые промышленные объекты, троллейбусные линии, происшествия или река, которую он любил всем сердцем – с ее навигациями, речными толкачами, баржами и капитанами. Печатных слов он выдавал куда больше, чем устных. Говорил коротко, по делу, рублеными фразами. Умел слушать и слышать. Скупой на похвалу, видел в материале большую работу и на планерке никогда не давал захлопнуть хорошую публикацию. Когда он неожиданно предложил пару моих репортажей на «красную доску» (высшая творческая похвала на планерке) я немного оторопел от неожиданности.

Он поражал меня знанием материала, картотекой на каждого более – менее видного руководителя города и республики, она у него была точь в точь как в библиотеке, поскольку в ту пору еще компьютеров не было. А Шарипов своей чудовищной работоспособностью был похож на скоростной интернет. Преданный газете, отличался немецкой пунктуальностью, раньше многих спешил в редакцию, а когда подтягивались коллеги, уже кипел и творил очередную летопись города и клал первые листочки, написанные убористым понятным почерком на стол машинистке. Был скорым на подъем и в течение дня несколько раз срывался на встречи с людьми.

- Фарит, Дим Даминов скончался, - с утра забежал и сообщил Шарипову печальную новость о его близком друге и коллеге фотокорреспондент Рустем Кудояров. Шарипов слегка побледнел, напрягся, как всегда в минуты эмоционального подъема широко распахнул глаза, а потом сразу потух и насупился. Тут же по внутреннему позвонил главный редактор и приказал готовить срочно некролог, а затем мчаться организовывать похороны.

Фарит «ополоснул» лицо ладонями, скрепился и через минуту на белый лист начали ложиться ровные строчки с отмеченными абзацами. Минут через 20 некролог был готов, что называется с листа, он протянул мне несколько страничек, попросив отдать машинистке, вычитать и отнести в секретариат. Потом натянул плащ и двинулся к машине.

Это был живой и наглядный урок - уметь писать быстро в любом состоянии.

… - Альфред, ты вчера, где был вечером и ночью? – Шарипов нервно улыбался, но не орал, а вопросительно смотрел на меня.

- Да «авторитета» одного убили по кличке Волк. Работали с Гариком (Эдгар Зинатуллин, фотокорр). На Тимашевское кладбище тоже сгоняли, пофоткали. Тебе не сказали, сам понимаешь, шифровались.

- Слушай меня внимательно, дружище, перед тем, как я поеду штаны менять на более сухие, - сказал Шарипов. - Выхожу с утра из здания КПД, а тут стоит белая «Тойота», а в ней вежливые такие амбалы : ну, что, уважаемый, присаживайтесь в машину, поедем, побеседуем на берегу Белой, о чем там твои коллеги собрались писать о нашем товарище. А я ни сном ни духом, и Белая тут рядом, у ног. Давай сюда репортаж.

Прочитав и одобрительно покряхтев спросил, а заголовок?

- Страна авторитетов понесла утрату.

- Годится. В печать срочно.

На следующий день Шарипову позвонили «ребята из Тойоты», поблагодарили за репортаж (за корректность), поинтересовались: не надо ли поменять мебель на новую в кабинете? Нет? Ну как знаете.

Шарипов ходил своей речной валкой походкой по коридору (отдел отличился), победно улыбался, подначивал главного, что пора бы мебелишку – то обновить, вот и полки из тумбочки уже вываливаются, а то ведь уже есть сильно желающие. Явдат Бахтиярович Хусаинов в ответ хмурился, но мебель упорно не менял.

Я помню, как Шарипов писал свой репортаж «Последний плот» - о том, как Кабмин РБ запретил молевой сплав, который наносил ущерб экологии края. Он дергался целый день, подбегал к телефону и кричал в трубку генеральному директору леспромохоза, чтобы не забыли ему просигналить о подходе к Уфе сплотки. Он мечтал заскочить на бревна с речного трамвайчика, пробежаться, поручаться с плотогонами, перекинуться коротким диалогом о путешествии, о чувствах, о тяжелой работе. Посмотреть на их быт в палатке. А потом выпить с мужиками и директором леспромхоза по рюмке и полным впечатлений прибыть в родную редакцию и излить их тут же на бумагу.

Но в суете и суматохе про Шарипыча забыли. Плот пришел, звонка нет, редакционный шофер томится у входа в издательство.

- Как? Уже пришел?! Почему не позвонили, сволочи?! - Шарипов как стоял, так и рухнул плашмя на свой стол и заплакал от обиды и злости.

Я испугался не на шутку и искренне изумился. Это был еще один урок преданности профессии. Эмоциональный и наглядный.

Шарипов помчался на Белую, и репортаж, конечно, удался, украсив первую полосу «Вечерки» под названием «Последний плот». Про реку Шарипов не мог писать посредственно по определению. Если бы не стал репортером, то точно был бы - речником. Он не только был отличным журналистом, но и обладал феноменальной памятью (никогда не пользовался диктофоном) и слыл большим умницей, да таким, что по рассказам коллег, его приглашали работать едва ли руководящим работником, кажется, на нефтяное месторождение.

Неординарные личности живут в нас, в нашей памяти. Они раскрываются в делах и поступках. Их совсем необязательно называть своими учителями, но эти люди были яркими, подобными комете, очертившей короткий, но очень яркий путь и оставившей след в наших сердцах на всю жизнь.

Альфред Аглетдинов, журналист «Вечерней Уфы» с 1992 по 2006 гг.

Директор ФГБУ «Редакция «Российской газеты», г. Уфа.