Миф не кончается…

Владимир Эхин. Родился в Ленинграде, в семье студентов факультета журналистики ЛГУ. Получил образование биолога и опыт геоботанических экспедиций. Призвание нашел в педагогике дополнительного образования – руководитель любительской театральной студии. Владимир немного поведал нам о природе своего творчества:

«Стихи начал писал с 10 лет, глубокой осенью, вспоминая впечатления от летних прогулок по лесу, рядом с которым мы тогда жили. Тема природы близка мне и сейчас. Путешествия, странствия, перемещения по пространству, любовь к перемене мест в сочетании с хаотическим складом ума дают неповторимый эффект – сумбур, желающий приобрести форму... Иногда это находит свое отражение в стихах. Истоки творчества – поиски красоты и гармонии в окружающем мире, зачастую “вопреки”, а не “благодаря”. Во многом мое поэтическое мировоззрение сформировалось в созвучии со стихами Ахматовой, Мандельштама, Петровых, Гумилева, Тарковского, Геннадия Алексеева, Уолта Уитмена и Эмили Дикинсон».

* * *

Сатурн: багрянец, золото и розы –

Прозрачный след неповторимой грёзы,

Парад кругов, сливающихся в кольца

И звоны ледяного колокольца.

 

А в памяти моей бушует лето,

И на тропинке замок бересклета,

Играющий коралловой подвеской,

Сквозь сосны небосвод протащит леской.

 

И снова, без упрека, без изъяна

Мерцают планетарные поляны,

Где солнце разворачивает космы,

Где травы прорастают прямо в космос.

 

* * *

Богородица, спорительница хлебов,

Я прошу тебя: вырасти мне любовь,

Чтобы в поле средь спелой озимой ржи

Вдруг поплыли волнами миражи,

 

Чтоб проникли в эту густую кровь

Мириады солнечных васильков

Светлых песен доверчивой пеленой,

И в глазах отразился небесный зной

 

Парой точек пылающих – а потом

Звук зерна разливается, словно гром,

Посреди золотистых колосьев ржи

Чье-то сердце раскрытое возлежит,

 

Разлинована яркою порослью мгла –

Божья матерь сквозь злаки рукой провела.

 

* * *

Темные воды, черные дыры –

Окалина древнего знойного мира,

Галактики накипь на вселенском котле,

И повисает время в сияющей этой петле.

 

Стимфалийские птицы слетятся на звёздные крошки,

Что остаются от солнечной черствой лепешки,

И снова клюют летящие прочь миры

В горизонте событий сверхновой дыры.

 

Сквозь тебя проходит волна возмущённого бреда,

И твое путешествие в даль

парадоксом убитого деда

Обвивает печаль –

Неучтенный подвиг Геракла

И в объятьях заботливых тело обмякло.

 

И в скафандр как в броню герой

облачается –

юн и молод,

И выходит в открытый космос,

Где миф не кончается,

В прозрачный сияющий холод.

 

* * *

А теперь по-другому,

По дороге из дому

В чужие края,

Где звонкая песня моя

Зазвучит, обращаясь к иному

Путнику –

Спутнику в небе,

Товарищу в хлебе

И просто хорошему другу

 

Стрела проникает в кольчугу,

И яшмовый наконечник

Надо бы вырезать.

Сотый по счету скворечник

Обструган, покрашен и водружен –

Змея удивлённо вылезла

Из-под крыльца

И глядит немигающим взором

На птенца,

Покрытого перьями

А маленький птенчик

Оказался вооружен,

 

И мы все в ожиданьи конца,

Который внезапно

станет началом –

В соответствии с суеверьями.

* * *

Что-то осело в памяти: погребено,

И вдруг вырывается дерзко наружу,

Будто бы в сердце пляшет веретено

И, усмехаясь, ныряет в потоки кружев,

 

И направляет в стежки блестящую нить,

Сшивая прорехи заплатами в стиле “фьюжн”,

Чтобы разнородные образы соединить

Горстью речных, прихотливо брошенных в бархат, жемчужин,

 

И вот достаю драгоценную эту ткань,

Как восстановленную в искусных руках плащаницу –

Играют на ней стеклярус и филигрань,

Знаток, горделиво прищурив глаз, изучает вещицу,

 

А перед собственным взором моим – полотно,

Только что снятое со станка, без единой строчки,

И такое белое, чистое, ровное все оно,

Что весьма затруднительно где-то поставить точку.

 

* * *

О море мое, саван бредовый!

Остатками пенных кружев

Вооружен

И обезоружен –

В плену этой браги медовой

 

Найдутся бокал и кружка,

Сошлись Нереида и Посейдон

За столиком из перламутра,

В сиянии лунных жемчужин

Поднимается утро.

 

И благородный напиток закончился,

Остаётся морская вода,

И аквамариновый фон

Просочился,

И прибрежная пушка

Стреляет, не зная стыда,

 

Седовласый старец

Украшения спрятал в ларец,

А дева смеётся –

Ей и так хорошо,

Из колодца

Вынырнул удалец

 

С калмыцкою водкой,

И с кем ее будешь пить?

Твоя молодая лодка –

Ее раскачать,

А потом утопить.

* * *

Приходит время к тебе

Без бутонов

И полутонов,

Чёрно-белый его приход

Графически задан,

Как будто бы чёрту подсунули ладан

И законопатили вход

В твоей же судьбе.

 

Омертвленье души...

Растворяется тонкая грань

В темной воде,

Раздроблены ребра и бедра,

Ты почувствуешь это повсюду – нигде

В нестерпимо звонкую рань,

Вспоровшую чрево тиши

 

Удаляется маятник грозный,

Стерший свой циферблат,

И осколками лат

Станут льдинки.

Устремляясь в последний поход,

На тюльпаны тугие падёт

Разноцветной картинкой

Острый иней морозный.

 

* * *

Люблю тебя навсегда,

Ты из солнца, а я изо льда,

И словно подтаявшая вода

Точит меня беда.

 

Не помню, сколько теперь тебе лет,

Не знаю, сколько сношено лат –

Карту вытяну наугад,

Руну

натяну как будто струну,

И жизнь поворачивает в сторону.

 

И светлым тестом подходит любовь,

И дрожжами растущими пышет,

Куличи никого не колышут,

В сердцевину закатан орех,

 

Только крошек хрустящих движение дышит,

Вспоминая заутренний наст,

И вишенкой в снег вырывается кровь

Моего пирога,

И приятель уже не предаст,

И столовым ножом притворился багряный стилет.

 

И совсем не понятно,

Что означает – любить,

В морозных краях

Пламенеющий грех

Покрывается корочкой яро.

 

В отраженье серебряных блях

Золотые рога

Благородной оленьей главе

Подадут пригубить,

 

На замёрзшей белесой траве

Разноцветные пятна –

Результаты реакций Майяра.

 

* * *

Листья пальм на ветру

Сворачиваются как гусеницы

Под горячим ветром пустыни,

И остаётся ждать,

Пока из коконов вылупится

Новая жизнь.

 

Так и с моей семьёй –

Столько разломов,

Спиралей,

Извивов,

Зигзагов,

Что прихотливым узором змеиной спины

Или иглами кактуса стала

Эта субстанция.

 

И остаётся ждать

Пока новое тело

Не выберется наружу,

Заскользит по пескам

И исчезнет вдали,

Вспыхнув на горизонте

Светящимися цветами.

 

А на барханах

Вздыхающих, как старики,

Осталась змеиная шкурка

И высохший стебель колючий.

 

Владимир ЭХИН