Насмешкою над горестью святой

Что такое вообще стихи, если это не единственно важное и спасительное Слово для всякой гибнущей души? И что есть стихи, если они не возвращают нам изначальной, предвечной памяти и высшего, божественного знания, и если не оживляют, не возрождают, наконец не воскрешают они нас посреди всех наших напрасных земных мытарств, после всех отчаянных и самонадеянных, слепых блужданий, неудач и разуверений? Что такое стихи, поэзия, если они не способны обратить взор чуткого сердцем и нежного умом читателя непосредственно к благой Истине, к Милосердию Божьему и к Любви. О чём, если не обо всём этом говорят нам Небесные строки и Образы на своём древнем языке, увы, почти забытым сегодня ради пустой моды и обманчивой забавы, ради технологий, подменивших своей так называемой рационалистичностью важнейшие глубинные знания? Только эти приоткрытые образы вещей невидимых и глубочайших несут в себе подлинную, вечную поэзию, какие бы причудливые формы она ни принимала порой?

 1

Такая поэзия стремится воплотиться не иначе как в стихах совершенных, которые способны оправдать всё злое уродство современной, в стихах, предваряющих просветлённое грядущее человечество. Такие стихи и пишутся в противовес той злобной, окончательно изолгавшейся на наших глазах жизни, которая суть не что иное, как порождение кощунственного проекта, названного много веков назад как бы в насмешку просветительским проектом, или эпохой «Просвещением». Его и следует понимать не иначе как злую шутку, способную сыграть с человечеством последнюю и фатальную для него игру, если человечество всё же не одумается.

 2

Проект, назовём его для краткости «П», давно набил оскомину и теперь грозит божьему миру и всему живому на земле своим исключительно технологическим концом, смертоносным и уже едва переносимым. Проект «П» становится всё более и более прогрессивным и автоматическим, грозится совсем уйти из-под человеческого контроля, становится всё более и более опасным.

 3

Стоит только напомнить, что отменив некогда, непосредственно после эпохи так называемых «тёмных» (что, естественно, есть большое лукавство, а никакая не правда-истина) Средних веков Божественный план или устройство Бытия, народившееся так называемое «гуманное», а на деле крайне самонадеянное «просветительство» взялось на свой страх и риск «самостоятельно» объяснять суть всего нашего мироздания. Всё устройство внешнего и внутреннего, зримого и невидимого Бытия. В результате этого исключительно материалистического познания Бог, Творец всего сущего, успешно был вытеснен и заменён в голове верного адепта безбожного просветительства адронным коллайдером. Аминь. Ему «человек просвещения» сегодня и «молится». Явление это называется сциентизмом. Яркий пример такому миросозерцанию – тележурналист Александр Невзоров, считающий себя, похоже, продвинутым физиком и вообще знатоком современной науки. Отменившем сверхъестественное силой метода научного материализма. Получилось крайне нелепо, но весьма забавно. Хотя и чревато той же гибелью.

 4

Вряд ли Творец и Создатель миров имеет претензии к истинному научному знанию. Но вот так называемый учёный-материалист или, тем более, атеист вовсе не собирается делиться с Творцом всего сущего своей картиной исключительно материального – видимого или доказуемого мира. Для атеиста-учёного иной мир – это вопрос веры, а вера для него не существует. А значит не может быть и принципиально нового, высшего Знания.

Вот и топчется такой «просветитель», атеист-пропагандист всю свою жизнь, подчинённую лишь успеху и заработку на этом денег на одном и том же святом месте, успешно затаптывая любую другую возможность развития событий в мире голого чистогана и наживы.

 Такое ригидное, одностороннее (материальное только) понимание Бытия есть, в сущности, неполное знание, но выдаётся оно за цельное. И такая подмена является в мире источником всех бед и горестей человеческих. Там, где деньги убили в сердце человеческом любовь, там, как поёт В. Цой: «Между землёю и небом – война».

 Именно материалистическая наука и привела сегодня к такому немирному решению общей проблемы Бытия. Теперь у человека всё решает его превращённый в автомат мозг (не путать этот материальный нарост, эту мозоль низменной выгоды с Сознанием или Откровением). Теперь, в результате этой грозящей гибелью как бы незаметной автоматической замены ценными купюрами всего сверхценного в душах, у нас, так называемых сегодняшних людей, остаётся всё меньше иного, благого, не механического выбора для благоприятного разрешения любого спора между нами.

 5

Эпоха Просвещения возникла некогда на месте слома Культуры, подменив собой полноту и цельность Знания о мире. Это было нужно для самоутверждения эмансипированного человечества. Теперь, напротив, это мешает его духовному росту, осознанности и выработке высшего Знания, не исключающего знания материального и эмпирического.

 6

Необходимо понять, припомнить, что тогда это был слом изначальной, духовной, многовековой Традиции. Сущности любой духовной Культуры. Возьмём, например, Индию, Китай (даосизм), ассимилирующий любое современное научное знание, или Великую русскую литературу, чего нам далеко ходить?

 Но мозговая мозоль, результат также многовекового, но уже только хватательного интереса мешает нам обратить свой взгляд в глубину истории и памяти, не животной только, но Богочеловеческой.

 Вся Великая Русская литература не опускалась до служения Мамоне никогда. В этом её непреходящее значение, сила и далеко идущая для человечества  перспектива. Литература Пушкина, Толстого, Достоевского, Чехова – суть подлинное, а не показное или только хорошо костюмированное, внешнее благородство. Дух Божий не терпит гнусной подмены ценностей духовных голой выгодой, частным чистоганом.

 «Не можешь служить двум господам» – это сказано всерьёз и надолго.

 7

Всё написанное мною выше не случайно. Это только преамбула к поэзии. Малое слово о назначении поэта и словесного творчества в мире хищного узколобого расчёта и уродливого оскала воинствующего атеистического материализма и мирового капитала. Это тот Зверь, который в агонии своей способен сильно навредить становящемуся вопреки его своекорыстному желанию божьему миру. Навредить хоть напоследок, но изо всех сил, в полноте безумного отчаянья, прежде чем будет извлечено его смертоносное ядовитое жало миру добра и света. Не проходит в дамки картина мира беззаконного и жестокого, мира хаотической власти отвратительной денежной наживы ради наживы. Это чудовищно безобразно, потому недопустимо. Некрасив был бы такой мир прежде всего. Низмен и слишком своекорыстен. А это недостойно звания человека и делает его хуже животного. Всё это, разумеется, недопустимо абсолютно.

 8

Итак, пора подвести законный итог всему сказанному выше. Или как сказал ниже один болгарский поэт, а другой, русский поэт, блестяще его перевёл:

 «умножает безумье насмешкою над горестью святой».

 И этим многое сказано.

 9

Но нельзя нам и отчаиваться, потому что даже и во тьме светит свет вечной Красоты Божьего мира. И это прекрасно ещё и потому, что Красота Божественная не продаётся и не покупается. Она лишь открывается внезапно младенчески чистой душе поэта или подлинного читателя стихов. Но служение Прекрасному, Поэзия (а это именно служение, священнодействие, тайновиденье) сами по себе уже способны приносить искреннему своему поклоннику или почитателю необходимые любому живому организму доход и пищу не одну только духовную.

 10

Нужно лишь нам быть для этого (хотя бы в душе) – птицами небесными или лилиями полевыми.

Алексей Кривошеев

 

 

*  *  *

Мне в тягость звук клятвы венчальной,

кольцо тяжким грузом лежит,

звучат на дороге печальной

слова вековечные лжи:

 

– Ему будь послушной рабыней

и жертвой без воли своей –

сверкнёт над твоею пустыней

вся россыпь алмазных огней!

 

– Ему будь невестою верной

под жарким ли солнцем, луной –

но перед пророчеством скверным

ты гордой склонись головой!

 

– Ему будь ты радостью в горе

и с ним чёрных бед посреди –

сияющим юным задором

ко свету его приведи!

 

Слова, вы зовёте напрасно –

всё ближе мгновение лжи;

и топчутся мысли бесстрастно –

кольцо тяжким грузом лежит.

 

*  *  *

ТЕЖАТ МИ венчалните думи,

венчалният пръстен тежи,

из пусти, помръкнали друми

звучат ми вековни лъжи:

 

– Бъди му послушна робиня

и жертва безволна бъди,

над твоята земна пустиня

ще блеснат алмазни звезди!

 

– Бъди му ти вярна невеста

за много слънца и луни,

пред твоята орис злочеста

глава непреклонна склони!

 

– Бъди му ти отдих и радост

в неволи и черни беди,

със своята грейнала младост

към светли страни го води!

 

Напусто, слова, ме зовете:

измамният час наближи,

напусто са жалби, навети,

венчалният пръстен тежи.

 

*  *  *

В тревоге тень моя – не разбуди;

во сне своём я озарён звездою

под сводом, где бескрайние пути

и в паре глаз улыбка надо мною.

 

Вон, вон они. Они толпятся тут,

неутолимою гонимы жаждой –

они числом в безумии растут,

числом своим безумье умножая.

 

Насмешкою над горестью святой,

насмешкою над городом Господним

приколот месяц жёсткою рукой,

как острый серп над сердцем мира, поднят.

 

*  *  *

Тревожната ми сянка не буди,

че в моя сън проблясват озарени

безкраен свод разискрени звезди

и две очи усмихнати над мене.

 

А вън са те, тълпите, вън са те,

подгонени от свойта вечна жажда,

и техний брой в безумие расте,

и техний брой безумието ражда.

 

И като присмех над светата скръб,

и като присмех над града господен,

провисва месецът, изострен сърп,

в сърцето на света забоден.

 

*  *  *

Трепет – незримые струны

звуком беседы своей

тихо и нежно целуют

сонные травы полей.

 

Слушай – там шепчется вечность

с первой звездою своей;

трепет души, что под вечер

ищет свой след средь теней.

 

Скорбь на душе! Так пленили

сонные травы полей –

лунным их ликом святили

в тихом дыханье ночей.

 

*  *  *

ТРЕПВАТ невидими струни:

тихата вечер мълви.

Нейният звук ще целуне

сънните полски треви.

 

Чуй, вечността ще отрони

своята първа звезда.

Тръпна, душата ще гони

нейната тайна следа.

 

Скръб за душата! Пленена

в сънните полски треви,

сред тишината свещена

лунния лик да лови.

 

*  *  *

Воспоминанием неверным

Пустынный берег тихо меркнет;

И тень растёт моих тревог.

 

Твоё мне имя шепчут липы –

Оно любовию излито,

Где чувств укромный уголок.

 

Звезда во мраке неба тонет,

И ждёт тебя душа и стонет,

забытая в глуши ночной.

 

А время пролетает вихрем

И сетью чёрною утихнет,

Что ночь сплетает предо мной.

 

*  *  *

Като далечен спомен гаснат

пустинни брегове, и раснат

тревожни сенки в моя път.

 

Липите шепнат твойто име

и те зоват, неназовими,

на любовта в незнайний кът.

 

Звезда, удавена сред мрака,

душата тръпне и те чака,

сама, забравена в света.

 

А вихром времето отлита,

и ето, черни мрежи сплита

пред моите очи нощта.

 

*  *  *

О Господи, благослови же ночь

Скитальца, своего ты сына –

Ни имени, ни родины, ни тына –

Проклятия и горе превозмочь.

И он стоит с молитвой на устах,

Уставший, ждёт, что кто-нибудь раскроет

Ворота сада звёздного простора –

средь звёзд Твоя сияет чистота.

 

Он тянет руки без греха свои,

он отдаёт доспехи с поля брани,

несбывшиеся все свои желанья

И сердце, что разбито на куски.

 

Благослови его в тот тёмный час,

Веди в дубраву, где его томленье

и тихое прощение в забвенье,

где он услышит, наконец, Твой глас!

 

И тихою вечернею волной

укроется всё мрачное унынье,

И вознесётся песня, чтоб отныне

Сияла благодарностью святой.

 

*  *  *

О господи, благослови нощта

на своя син без име, без родина,

осъден безутешно да проклина

сред глухите падини на скръбта.

 

Той спира сам с молитва на уста

и морен чака някой да разтвори

градината на звездните простори

сред блясъка на твойта чистота.

 

Протяга нецелунати ръце

и слага своите доспехи бранни,

и своите несбъднати желания,

и своето пронизано сърце.

 

Благослови го в тоя тъмен час

и изведи го в морната дъбрава

на тиха и прощаваща забрава,

отгдето той ще чува твоя глас!

 

И с тихите вълни на вечерта,

които мрачината ще погребе,

ще се възема, грейнала, към тебе

на свята благодарност песента.

 

*  *  *

Зачем в меня вдохнули дивный дар,

чтоб растворяться перед всяким взглядом –

ненужной жертвой представляться надо,

играть в любовь, а пред тобой алтарь;

 

и будет ли суд сердца нежен мой

и над надеждами, и над мечтами,

что в одиночестве моём витали,

какими путь отмечен мой земной?

 

Зачем мне дали эти все огни –

купаюсь в блеске ярком и колючем

что сбрасывает сонность забытья –

 

отбушевали волны в дни мои,

и с криком будет пробужденье в сущем

земного дня, где изнываю я?

 

*  *  *

ЗАЩО ми вдъхна тоя чуден дар,

пред всеки поглед сам да се разтварям,

като ненужна жертва да изграям

на любовта пред вечния олтар;

 

сърцето ми да бъде нежен съд

на цъфнали надежди и копнежи

и в своята самотност да бележи

измамите всред земния си път?

 

Защо ми даде тия светлини,

да ме обливат с острия си блясък

и да разкриват сънния захлас

 

на дните ми, отплиснали вълни,

събудени от делничния крясък

на земното, в което чезна аз?

 

 

Озаглавил и подготовил Алексей Кривошеев