Сегодня мы предлагаем читателю очередную, актуальную серию его переводов. История повторяется, человечество движется вперёд.
Все поэты, представленные здесь и переведённые Владиславом Левитиным – были современниками в прошлом веке, но вполне могли быть таковыми и сегодня.
If
Частица английского языка указывает на возможность сложного события, осуществление которого целиком и полностью будет зависеть от выполнения главного условия, от соблюдения заданного обстоятельства образа действия, о котором говорится в заглавном, открывающем подборку, стихотворении Редьярда Киплинга. Поэтому не потерять головы (head) для человечества в целом значит сохранить человечность (Man) или (бого) сыновсто (my son). И если (If) Бог есть сама Жизнь, то и my son есть живое сыновсто человеческое, живое богочеловечество, не потерявшее своего двойного, единораздельного смысла (значения). Вот что значит сохранить разум (head) в мире, который вмиг, в очередной раз обернулся войной и безумием.
Об этом речь идёт в каждом из стихотворений подборки, тему которой открывают стихи Редьярда Киплинга, прежде всего поэта. И во вторую очередь колониста, солдата английской армии в Индии. Думаю, не будет большим преувеличением, вывести ещё одно следствие из поставленной поэтом задачи. Сохранить свой разум (head) значит также сохранить и чужую ему культуру на родине противника, в данном случае индуизм, буддизм, но не только.
Поскольку разум (head) по природе своей антиномичен, он является принципиальным орудием договора как такового. Умением договариваться, определять и контролировать дизъюнкции разбегающихся культурных интенций. Собственно, разум только в ипостаси духа, будучи свободным от приземлённых догм, к этому способен. И либо человечество духовно очистится и возродится из самоубийственного пепла, отряхнувшись от праха войны, либо оно в гибельном прахе и сгинет навечно. Третьего не дано.
Любая догматика, ведущая к продолжению истребительной, смертоубийственной войны, узка, и ни одна из воюющих между собой культурных сторон не права заранее и на все сто процентов. Дух шире любой догматики или субординальности и без свободы духа нет и благодати.
Взаимная, конструктивная ассимиляция двух (или более) разных великих культур (в случае Киплинга, христианской и индийской), их общий дальнейший рост зависят от их разумного примирения на взаимно выгодных условиях (If).
В противном случае, вместо установления обновлённой и высоко-духовной цивилизации в квадрате (например, христианская Х индийская) миру в очередной раз угрожает захватническая война и величайшая опасность духовной деградации к устройству Вавилона – государственному символу человеческого рабства, упрощения отношений до примитивности. И соответствующему отношениям общему рабству. Ибо и господин в этих отношениях – такой же раб. Раб внутри себя, как раб снаружи его – раб Между ними устанавливается закон внутренней зависимости равенства отношений. Отношения, повторимся, рабовладельческие. И тот, кто рабом владеет снаружи, внутри себя является таким же в точности рабом.
Это простая мистика в смысле реальной органики есть чистая математика. И она неподсудна.
В этих условиях сохранить разум (head) – значит сохранить путь человеческий, не позволить произойти историческому регрессу к мифологическому (читай рабовладельческому) миросозерцанию только. Что означало бы потерю духовного и цивилизационного уровня в межчеловеческих отношениях. И главное: утрату личной духовной свободы – особого, не мифологического качества существования мира и человека в нём. Поэтому цель любой войны не военная, но мирная. Мировая – вот цель войны, которую способен понять и принять человеческий разум.
Цель войны всегда – война войне. Вражда лишь свидетельство взаимонепонимания, шаткости мира, узости, если угодно концептуальной, одной из сторон. Скрепить мир способна только чувствующая общую боль Любовь. А также вера в человечество и общая наша надежда (с обеих сторон) на жизнь человечества в достойных для человека условиях. И, разумеется, не может быть целью войны или мира сегодня – регресс к древней стадии рабовладельческого общества. Откат разума от откровения истины о человеке и возвращение к мифу о мироустройстве. Без видения, без истины миф превращается в повязку на глазах раба или его господина. Раб и хозяин – одинаково несвободны, ибо мифологическому мировоззрению рабовладельческой древности неизвестна ещё истина о человеке.
Собственно Человека в древнем мифе как раз и нет. Или скажем так: в мифе человек дан в не проявленном, доисторическом виде. Как животное с лицом человека или человек с мордой зверя. Священная история в мифе целиком отсутствует. Она только зародилась и продолжается в нашу эру, разъясняя и подчиняя своему смыслу и сам язык мифа. Просветляя, одухотворяя его образную материю. Возвращая человеку его лицо.
Итак, цель войны – новая историческая ступень в духовной культуре человечества, застрявшего сегодня посреди собственных противоречий и взаимных проекций вражды с обеих сторон друг на друга. Всё прочее – будет не целью, но преступлением против внутреннего смысла человеческой истории. Преступлением людей против самих себя, против согласованности и сложно-поступательного движения нашей культуры. Основная эпистема, эон нашей эры – не даны в посюсторонней воинственности и ограниченности сугубо материалистических (захватнических) воззрений. Они заданы нам и осуществляются людьми совместно в бесконечности духовного движения внутри всей истории, хотя и выходят за её пределы.
Ясно представить себе то, что победу в войне одержит преступник (полностью утративший разум гомо сапиенс) и что далее будет с нашим миром – невозможно. Нашему воображению не хватит всех ГУЛАГОВ и тюрем. Так нельзя представить абсолютную тьму или смерть души.
Алексей Кривошеев
(1865 – 1936)
R. Kipling
Так, если ты не потерял свой разум,
Когда винят, теряя разум свой,
И если твёрд, всё недоверье разом
Смети, но будь терпимее с толпой;
И если можешь ждать, не уставая,
Не жить во лжи, когда все лгут кругом,
Чужое зло в себя не допуская;
Не щеголяй ни платьем, ни умом;
И если есть мечты – не утони в них,
А мысль – не цель – не дай себя увлечь;
Триумф ли твой, провал ли – всё едино –
Они лжецы, игра не стоит свеч;
И если то, что сказано тобою,
Используют для ловли дураков,
И рушат то, что создавал с душою –
И это всё ты вытерпеть готов;
И если всем, что есть, тебе придётся
Рискнуть и проиграть всё до конца,
Начать опять и продолжать бороться,
О том, что жаль, не выдохнуть словца;
И если ты заставишь сердце, нервы
Продлить свой срок, когда уходит жизнь,
Когда не будет ничего наверно,
И только воля скажет им: «Держись!»
И если с честью говоришь с толпою
И с королём – искусство говорить,
Ни враг, ни друг не справятся с тобою,
И к уваженью ты протянешь нить;
И если шестьдесят секунд минуты
Пройдёшь достойно – всё твоё: с низин
Со всем, что есть, до гор, возросших круто –
Скажу тогда: «Ты – человек, мой сын!»
If you can keep your head when all about you
Are losing theirs and blaming it on you,
If you can trust yourself when all men doubt you,
But make allowance for their doubting too;
If you can wait and not be tired by waiting,
Or being lied about, don't deal in lies,
Or being hated, don't give way to hating,
And yet don't look too good, nor talk too wise:
If you can dream – and not make dreams your master;
If you can think – and not make thoughts your aim;
If you can meet with Triumph and Disaster
And treat those two impostors just the same;
If you can bear to hear the truth you've spoken
Twisted by knaves to make a trap for fools,
Or watch the things you gave your life to, broken,
And stoop and build'em up with worn-out tools:
If you can make one heap of all your winnings
And risk it on one turn of pitch-and-toss,
And lose, and start again at your beginnings
And never breathe a word about your loss;
If you can force your heart and nerve and sinew
To serve your turn long after they are gone
,And so hold on when there is nothing in you
Except the Will which says to them:
"Hold on!" If you can talk with crowds and keep your virtue,
Or walk with Kings – nor lose the common touch,
If neither foes nor loving friends can hurt you,
If all men count with you, but none too much;
If you can fill the unforgiving minute
With sixty seconds' worth of distance run,
Yours is the Earth and everything that's in it,
And – which is more – you'll be a Man, my son!
Кэтрин Тайнан
(1859 – 1931)
Kathrine Tynan
Шагают бодрым, ровным строем в ногу,
Безусые (уже и пища пуль),
На свадьбу будто – весело и строго –
Сынки мамуль.
А улица глазеет на колонны,
Трамвай поёт, включаясь в кутерьму,
Юнцы идут беспечно-возбуждённо,
Идут во тьму.
Идут под оловянной дудки свисты –
Их там и слава, и могилы ждут;
И ни любовь, и ни тревога близких
Их не спасут.
Смелей! Но девушек, что целовали,
Ребятам целовать не по судьбе:
Они уходят с той же песней в дали –
В небытие.
Joining the Colours
There they go marching all in step so gay!
Smooth-cheeked and golden, food for shells and guns.
Blithely they go as to a wedding day,
The mothers' sons.
The drab street stares to see them row on row
On the high tram-tops, singing like the lark.
Too careless-gay for courage, singing they go
Into the dark.
With tin whistles, mouth-organs, any noise,
They pipe the way to glory and the grave;
Foolish and young, the gay and golden boys
Love cannot save.
High heart! High courage! The poor girls they kissed
Run with them : they shall kiss no more, alas!
Out of the mist they stepped-into the mist
Singing they pass.
Герберт Уэллс
(1866 – 1946)
Herbert Wells
Всё былое – секрет, что века в нём таят,
Сочинит нам сегодняшний день наугад.
Коль припомним что смутно,
То мы можем попутно
Соляным стать столбом, оглянувшись назад.
The past is a present we try to unpack
Away from the now we meander off track
A pinch of reflection
And vague recollection
Can freeze us like salt as turn to look back.
Будь здесь и сейчас
Что было и будет слилось всё в одном;
И глупо здесь думать о мненье другом.
Вокруг этой зыбкости
Черта непрерывности
Протянута чистым и вечным огнём.
Be Here Now
The past and the future are one and the same
To think otherwise is a short-sighted game
Outside of uncertainty
Now is eternity
Drawn by a pure and perpetual flame.
Непостоянство
Планеты в движенье своём искони,
В движенье и дно океана, и пни.
Всё течёт во вселенной,
В ней ничто неизменно –
Чего ни коснись и на что ни взгляни.
Impermanence
The planets keep moving and so do the trees
Like sand in the ocean or dust on the breeze
It’s all rearranging
There’s nothing unchanging
No nothing one touches and nothing one sees.
Предсказание эфемерности
Есть дни размышлений и время для тупости,
Для благоразумия, ну и для глупости.
Хоть всё и не вечно,
Проходит, конечно,
Но не заблуждайся в тщеславии участи.
Prophecy of the Ephemeral
There are days for good reason and times for insanity
A season for prudence and hours of inanity
But all things are passing
And nothing is lasting
So don’t be misled by what’s verily vanity.
Ричард Олдингтон
(1892 – 1962)
Richard Aldington
Могилы живых
Морозной ночью, когда пушки спокойны,
Я, прислонясь к откосу
Окопа, сочинял хокку
О луне и цветах и о снеге.
Но снующие тенью толстые крысы,
Разжиревшие на человеческом мясе,
Наполнили меня омерзительным ужасом.
Living Sepulchres
One frosty night when the guns were still
I leaned against the trench
Making for myself hokku
Of the moon and flowers and of the snow.
But the ghostly scurrying of huge rats
Swollen with feeding upon men’s flesh
Filled me with shrinking dread.
Эрнст Хемингуэй
(1899 – 1961)
Ernest Hemingway
* * *
Некоторые приходили в цепях,
Упрямые, но измотанные.
У них были силы только спотыкаться.
В них не было раздумий и ненависти,
В них не было раздумий и борьбы,
В них не было отступления и надежды.
Долгая война – это средство,
Что делает смерть лёгкой.
* * *
Some came in chains
Unrepentant but tired.
Too tired but to stumble.
Thinking and hating were finished
Thinking and fighting were finished
Retreating and hoping were finished.
Cures thus a long campaign,
Making death easy.
* * *
Когда мы думали о великих делах
И шли к ним кратчайшим путём,
Мы плясали под дудку дьявола,
Вдребезги разбивали собственный дом, молясь,
Служа одному господину ночью
И другому днём.
* * *
For we have thought the larger thoughts
And gone the shorter way.
And we have danced to devil's tunes,
Shivering home to pray;
To serve one master in the night,
Another in the day.
* * *
Век требовал от нас петь
И отрезал нам языки.
Век требовал от нас плыть
И втискивал как затычку.
Век требовал от нас плясок
И вминал в стальные штаны.
В конце концов, веку вручили
Тот кусок дерьма, что он требовал.
* * *
The age demanded that we sing
And cut away our tongue.
The age demanded that we flow
And hammered in the bung.
The age demanded that we dance
And jammed us into iron pants.
And in the end the age was handed
The sort of shit that it demanded.
(1867 – 1933)
John Galsworthy
Часы в душе моей звенят,
Плетут свой звон;
И гаснут бормотанья дней,
И всхлипы замолкают в ней –
Часы в душе моей звенят.
Звезда, сверкнув, уходит прочь –
Как дым свечи!
И пепел страсти всё бледней
В углях ещё живых огней –
Звезда, сверкнув, уходит прочь.
Past
The clocks are chiming in my heart
Their cobweb chime;
Old murmurings of days that die,
The sob of things a-drifting by.
The clocks are chiming in my heart!
The stars have twinkled, and gone out—
Fair candles blown!
The hot desires burn low, and wan
Those ashy fires, that flamed anon.
The stars have twinkled, and gone out.
(1885 – 1972)
Ezra Pound
Эпилог
О, песни, только что
Вы были семидневным чудом.
Когда вы вышли в журналах,
Вы наделали много шума в Чикаго,
А теперь вы затёрты до дыр,
Давно немодная вещица –
Кринолин или чепец –
Простая семейная древность –
Только эмоции.
Ваши эмоции?
Нет, метрдотеля.
O chansons foregoing
You were a seven days' wonder.
When you came out in the magazines
You created considerable stir in Chicago,
And now you are stale and worn out,
You're a very depleted fashion,
A hoop-skirt, a calash,
An homely, transient antiquity.
Only emotion remains.
Your emotions?
Are those of a maitre-de-cafe.
Владислав ЛЕВИТИН