На этот раз было опубликовано несколько подборок стихов Айдара Хусаинова и пародий Владимира Буева.
Если посмотреть на стихи Айдара Хусаинова в сравнении с теми же номинантами премии Поэзия-2021, которым Владимир Буев посвятил много пародий, он выглядит каким-то реликтом прошлого: классический размер, деление на строфы, рифма. На своих местах стоят прописные буквы и знаки препинания. Лирические герои Хусаинова не могут поразить читателя чем-то невероятным, увы, зачастую высосанным из пальца. Они не играют в «подводное танго», где в ответ на протянутую руку следует протянуть ногу. Их не интересует, занимательный вопрос: «о чем ты ползешь терпеливый инсект» (со строчной буквы, несмотря на начало стихотворения). Хусаинов прост и старомоден, и женщины волнуют его лирического героя куда больше, чем насекомые.
Вот простой пример:
Я шёл домой усталый и разбитый,
Осенний день. Болела голова.
И я сказал с волнением – finita!
И огляделся. И земля укрыта
Была листвой. Пожухла вся листва.
«Ну вот и осень, – думал я, – и скоро
Войдёт зима и станет на привал».
И что сказать? Напрасны все укоры,
Непререкаемы у смерти приговоры,
Как Маарри мне некогда сказал.
«Зачем искать какие-то примеры, –
Так думал я склоненной головой, –
Достоинства, спасения и веры,
Все это, как доказано, химеры».
Но вспомнил я, идя по мостовой,
Что снег летит, назойлив, как цитаты,
И звезды спят под тяжестью числа.
И я опять, как мастер бородатый,
С моим изделием встаю из-за стола,
Ещё живой, ни в чем не виноватый.
Недаром говорится, что мастерство проверяется классикой: и достоинства, и изъяны стихов Хусаинова, действительно оказываются на виду, чем успешно пользуется пародист. Это видно из приведённой ниже пародии.
Особо отметить надо, видимо, строчку оригинального стихотворения: «Как Маарри мне некогда сказал». Она, безусловно, вышла из пушкинского: «Как Сади некогда сказал». Увы, в данном случае автор чуть поправляет предшественника: лично Александру Сергеевичу Пушкину Саади Ширази не говорил ничего, один классик просто ссылается на другого. Айдар Хусаинов пишет: «Маарри мне некогда сказал».
Увы, Абуль-Ала аль-Маарри (973 – 1057), арабский поэт, философ и филолог, классик аскетической поэзии (в четыре года после оспы потерял зрение), ничего не мог лично сказать нашему современнику. Точно также, как автор «Бустана» и «Гулистана» ничего не мог сказать лично Пушкину.
Владимир Буев с удовольствием пользуется в пародии на это стихотворение данным обстоятельством:
Я шёл домой, и образ необычный
В моей созрел толковой голове:
Усталый и разбитый я. Привычно
Я записал находку. Фантастично
Она смотрелась бы в любой строфе.
О том я размышлял, о чём на свете
Никто не мог подумать до сих пор:
Что осень вот сейчас в приоритете,
Потом зима придёт, и я в куплете
Смогу отобразить её узор.
И тут я вспомнил одного араба:
Он десять сотен помер лет назад,
Но мысль сказал вселенского масштаба
На у́шко мне. Я был безмерно рад.
Мы все умрём, открыл араб мне тайну.
Я долго сей секрет в себе хранил.
Держать в себе такое чрезвычайно
Опасно, тяжело. И больше сил
На это нет… Я подвиг нереальный,
Открыв секрет, сегодня совершил.
Скажем честно, Айдар Хусаинов не стремится в своих стихах в заоблачные выси – он поэт нашего мира и нашего дня. Ему не нужны ни планетарные катаклизмы, ни всемирные радости. Его лирический герой – один из нас: с сиюминутными проблемами, тревогами и маленькими радостями. И сами стихи получаются лёгкими:
Тёмной ночью ходит кто?
Одиноко ходит кто?
Человек по свету ходит,
Запахнув своё пальто.
Всё что было, всё не то.
Неглубок карман пальто.
Это кто идёт навстречу?
Несомненно, дед Пихто.
– Вы не против грамм по сто…
Как, нормально Вам? А то!
И не так уж одиноко
Верст на триста или сто.
Что сподвигло Владимира Буева из проблемы сиюминутного одиночества, разрешающейся быстро и ко всеобщему удовольствию, сделать мелкую, но драму, сказать трудно. Тем не менее в пародии на это стихотворение происходит именно это: лирический герой, страдающий от одиночества, превращается в пьяницу, которому нужен круглосуточный магазин, торгующий алкоголем. Вместо волшебного Деда Пихто, с помощью всего-то ста граммов возвращающего лирического героя к нормальной жизни, появляются ещё два алкаша. А главной проблемой вместо одиночества становится отсутствие денег на бутылку.
Нет, недаром о пародии говорят, что она – кривое зеркало поэзии: глядишь в него печальными глазами, а оно в ответ показывает красный нос:
Ходит пьяница один.
Ночью ищет магазин,
Где купить спиртное можно,
И двоих ещё мужчин.
Мужиков нашёл. Теперь
Трое их. Но где же дверь,
В магазин ночной открытый,
Алкоголями забитый?
Не нашли… Но вариант
Предлагает «коммерсант».
Денег требует в ответ.
…Трое дядек – денег нет.
Одиночество лирического героя – один из основных мотивов лирики
Айдара Хусаинова. «Ни семьи, ни детей, только лишь упоительный труд», - пишет автор, характеризуя его. Более того, сравнение с шестернёй в машине (не знаю, ставил ли автор такую задачу, или нет) снижает образ героя. Его одиночество становится механическим, отделяясь от человеческого бытия, а труд явно теряет свою заявленную упоительность. В неизменном, словно притёртой пробкой закрытом мире человека не ждёт ничего хорошего, и мучают его лишь желания чьих-то сострадания и любви:
Ни семьи, ни детей, только лишь упоительный труд,
Ты живёшь, как в машине с восторгом живёт шестерня.
Никого ты не ждёшь и тебя никуда не зовут,
И не вспомнит никто о тебе в протяжении дня.
Этот мир словно пробкой притёртой навечно закрыт,
Ты глядишь вечерами в стекло уходящего дня,
И ничто не заставит тебя разрыдаться навзрыд,
Лишь один только радостный визг приводного ремня.
Только время летит словно год – это восемь минут,
Что опять набежит неприятный прилив новогодней тоски,
Что вчерашние дети которые мимо идут,
На глазах твоих стали уже много лет старики.
Пусть с тобой говорить словно воду таскать решетом,
Словно биться в стекло неприличных и глупых скорбей,
Кто-то должен любить тебя несмотря ни на что,
Кто-то должен ночами всю жизнь тосковать о тебе.
Владимир Буев в пародии на это стихотворение делает по сути всего одно допущение: лирический герой страдает не только о любви и понимании, но о ласке и уходе за собою. Фактически он изымается из романтического отстранённого бытия и погружается в реальный мир повседневного человеческого быта. Именно это вызывает комический эффект, необходимый для пародии:
Посыпаю я голову пеплом, жалею себя.
Если сам не пожалишься, некому больше жалеть.
Как же дальше мне жить, столько адовых мук претерпя!
Нет же! Только не это! Совсем не хочу умереть!
То и это туманит мой пристальный взор целый год.
Может, даже не год, а полжизни прошедшей моей.
Я, признаюсь открыто и честно, плохой счетовод,
Что использовал часто бесстыжий дурной прохиндей.
Кто-то должен меня полюбить, полелеять меня.
Приготовить мне пищу, дать денег и спать уложить.
И ещё постирать и погладить бельё, уясня,
Что такие деянья не могут его тяготить.
Кто обязан по мне пострадать, все идите сюда!
Я ведь тоже страдаю по вам, ибо тоже хочу.
Я ночами для вас стану словно дневная звезда.
Так тоскуйте, страдайте по мне, если вам по плечу.
Стихотворение Айдара Хусаинова «Рождество» написано на одну из самых традиционных тем мировой поэзии. И в отечественной литературе она проявлялась много раз (достаточно вспомнить рождественский цикл Иосифа Бродского, с которым автор явно хорошо знаком).
Хусаинов не пытается придумать нечто новое (это – не его стиль), он идёт в русле многовековой поэтической традиции, внося лишь некоторые оригинальные детали. Картина получилась знакомой и симпатичной:
Декабрьской ночью, разгоняя мрак,
Зажглась звезда, разжался вдруг кулак,
И губы сами расплылись в улыбке.
И в этом не было ни драмы, ни ошибки,
А только жизнь, что снова началась.
Трещал огонь, неспешно речь велась,
Мотал петух кривою головою,
Дремали овцы, гордые собою,
Во сне ногами дёргал чуткий мул,
Он так устал, едва-едва заснул.
В углу вздыхала тяжкая корова,
И жизнь, запнувшись, начиналась снова.
Во всем семействии один лишь только взгляд
Был обращен ни влево, ни назад,
А в точку ту, где птицей из гнезда
Сияла в небе яркая звезда.
И Он был прав, поскольку до конца
Мы понимаем в жизни лишь Отца.
В тот самый момент, когда Владимир Буев решил написать пародию на эти стихи, случилось то, что бывает с пародистом, рискнувшим обратиться к совершенно чуждой ему теме. Пародия Владимира Буева не имеет никакого отношения ни к Рождеству Христову, ни к Рождеству Айдара Хусаинова. Это – фантазия на некую абстрактную тему, пришедшую в голову пародисту при чтении стихов выбранного им для пародирования поэта:
Под Новый год иль просто в декабре,
Когда в своей я тихой конуре
Сижу спокойно, вдруг кулак сожмётся.
Но я всегда надеюсь: обойдётся.
Увы, тут не обходится без чуда:
Звезда берётся, словно ниоткуда,
И пыжится спалить мою конурку
Что я плохого сделал Демиургу?
И тут осознаю неправоту.
Я, сжав кулак, свою зажёг звезду!
И Демиург, выходит, это я.
И каждый год такая чешуя.
Как только гаснет поутру звезда,
Так сразу возникает чехарда:
Корова вдруг припрётся в конуру,
Петух предскажет: быть, мол, январю.
А это я призвал январь, а не петух!
В моём жилье нет Демиургов двух!
Мне кажется, что пасхальное стихотворение Айдара Хусаинова «Как странен апрель» – одно из самых сильных в подборке. Поэт начинает с красочной картины ледохода и заканчивает стихотворение чётким призывом: «Надо всё пережить». Между двумя ударными частями не слишком заметны сомнительного качества строки о людях, называвшихся друзьями, которые, ослеплённые засиявшим невиданным светом, «вдруг приблизились резко, и встали, и вынули зуб». Даже Владимир Буев пропустил этот момент и не обыграл его в пародии. И, правда, чего не случается в стихах и мифах. Подумаешь, зуб вынули. Вот знаменитый герой ирландских саг Кухулин в минуты ярости вынимал глаз. И ничего. Отнюдь не на таких деталях держится поэзия.
Но обратимся к тексту Хусаинова:
Словно эта весна наступила впервые,
Словно лёд на реке, что с неё не сходил никогда,
Вдруг обмылился весь и отдав поскорей носовые,
Заскворчал и поплыл, и под ним обнажилась вода.
Вот так чёрная бездна открылась теперь перед нами!
Вот так свет засиял, вышибая замерзшую было слезу.
И какие-то люди, что прежде считались друзьями,
Вдруг приблизились резко, и встали, и вынули зуб.
Так животные скалят последнее злое орудье,
От тепла одурев и решив, что вернулась былая моща.
И грызя божество, что себя им отдало на блюде,
Порешают расцвесть за цветением вербы хвоща.
Ну так быть посему, потому-то ещё шестидневье
Будет лезть эта грязь из проулков, не зная преград,
Это чистая злая зима, как не знавшая страха деревня,
Превращаясь в весну, превращается медленно в ад.
Только в день на седьмой, когда кончится даже терпенье,
И когда от добра, как казалось, не будет уже и следа,
вдруг наступит оно, вдруг наступит оно – воскресенье,
И вода станет чистой, как чистой бывает вода.
И наступит оно – благодатное счастие мая,
Будут жизнь и любовь, но не стоит о том ворожить.
Надо всё пережить – понимая, скорбя, принимая,
Надо всё пережить, просто надо нам всё пережить.
И вновь Владимир Буев в пародии на это стихотворение уходит от основной его темы: не его эта тема. Там, где Хусаинов умещает всё действо в страстную седмицу, а распятие и воскресение являются единственными и абсолютно реальными событиями, пародист видит лишь годовое вращение земли, лишённое своего религиозного смысла и превращающиеся в дурную бесконечность. А чтобы с этой бесконечностью совладать, он как бы приглашает к себе в компанию Пастернака с Тютчевым, открыто педалируя их присутствие. Увы, это не приближает пародию к оригиналу, и она остаётся существовать сама по себе:
Как странен январь, словно не было этого месяца прежде.
Февраль тоже странный, как март, что пришёл вслед за ним.
Апрель – этот месяц (меня вы, друзья, хоть зарежьте!)
Странней остальных. Впрочем, позже на май поглядим.
Страшусь наступления мая – там может быть бездна.
Такая, где тьмушая тьма поглотит без остатка тебя.
А также меня, что намного ужасней и, значит, нечестно.
Ведь я – это мир богатейший и очень глубокий, а не голытьба.
В апреле чернил тоже хочется полную чашу
Набрать и рыдать, и рыдать, утопая в слезах без конца.
Друзья, согласитесь со мною, что может быть краше,
Чем странный поэт, кто в апреле предстал в странной позе юнца!
Я мая страшусь, но его во всю мощь призываю.
В начале я мая грозу, как родную, люблю.
Но, странности мая по прежним периодам зная,
Я странный апрель две недельки ещё потерплю.
Как месяцы быстро летят, будто ветер проворный.
Весна пролетела, и странное лето прошло.
Ступает сентябрь в права, тоже странный, бесспорно.
И время к зиме, очень странной, опять подползло.
О Господи Боже! Апрель подступил снова странный
Год целый прошёл. И я мая боюсь, как огня…
Ищу я шестой уж десяток лет месяц, что обетованным
В моей жизни станет, все странности прочь прогоня.
Совместная публикация полных текстов оригинальных стихотворений и пародий на них – явление странное и не совсем привычное. Русская традиция стихотворных пародий, как правило, избегала таких сопоставлений.
А.А. Измайлову в его «Кривом зеркале» хватало одного – двух четверостиший, чтобы представить публике пародируемого поэта, и то этой привилегии удостаивались не все. Александр Архангельский вообще, судя по всему, считал, что любознательный читатель, добравшийся до его пародий, точно знает популярные стихи авторов, которых он пародирует. Александр Иванов, точно знавший, что многих пародируемых им поэтов не читает никто, тем не менее ограничивался четверостишием оригинала (иногда и двумя строчками).
Пародист не анализирует стихи, он иронизирует над ними. Порою беззлобно, порою – не очень. Стихотворение становится поводом для пародии, а не обязательно полноценным материалом, на основе которого она создаётся. Выступая в дуэте с автором, пародист рискует: сравнение пародии с полным оригинальным текстом может показать их несравнимость. Но пародия ведь имеет право и на собственную жизнь. Кто сегодня скажет, на какие именно стихи каких именно поэтов-декадентов Владимир Соловьёв написал свою знаменитую пародию:
«На небесах горят паникадила,
А снизу – тьма…»?
А пародия живет уже сто с лишним лет.
Встреча полного текста стихотворения с пародией – скорее уже не дуэт поэта и пародиста, а их дуэль. Пусть бескровная, но вполне серьёзная. И совместная подборка творчества Айдара Хусаинова и Владимира Буева, по-моему, подтверждает это.