Андрей КУЛЮКИН, г. Североморск
Отцветает закат, поплакавши
В речку тихую алым туманом.
Стало сердце моё хлебным мякишем,
А душа – толокном овсяным.
Нет, поётся внутри не у всякого.
Не поёт – кто не ведал разлуку.
Мне всё слышатся шелестом злаковым
За рекой деревянными свечками
Понагнулись кресты возле храма.
Там в покое молчит берег вечности,
Там покоится вечная память.
Колокольня – до Господа лестница.
На другом берегу – чем не краше?
Там и конь напахался, наездился,
Воду тёплую пьёт уставший.
Крест на храме и домик под деревом –
Всё как прежде от века до века.
Жизнь и смерть – два обрывистых берега,
Друг на друга глядят через реку.
Я помню тот вечер в моём городке,
И голос настигнувшей мести:
"Мужчина в чёрном пуховике,
прошу оставаться на месте!"
Снег падал неспешно, а я предвкушал
И праздник, и дальние дали,
застолья и встречи. И я побежал.
И вслед за мной побежали.
Бежал мимо тёмных, потухших витрин,
А сзади стреляли не целясь,
А кто это был и чего надо им,
Не очень-то знать и хотелось.
Петляя бежал, и бежал напролом,
И в сумраке зимнем, колючем, ночном,
Я скрылся, уйдя от погони.
Покинув черту городскую, идя
ходить одному, между прочим,
я думал о том, о чём думал всегда,
и правда нещадно колола глаза –
"Кто я, в этом мире огромном?"
...я тот, кого сам я спасти не смогу,
я чёрная точка на белом снегу,
я ворон подбитый в смертельном пике,
я чёрная наледь на Белой реке,
я тот, кто оставил всю жизнь на потом,
я ложечка дёгтя в бочонке с медком,
я тот, кто бежит от себя налегке –
мужчина в чёрном пуховике.
над пыльной и пепельной глиной,
где нет ни примет, ни следов
ушедшего в полночь Ашшура,
где степь, словно львиная шкура,
сквозь мертвую пыльную твердь
жестокий полёт колесницы,
над прахом погибших империй
в кровавых просветах зари.
И нет ни ракет-минаретов,
ни черных, ни пестрых знамен,
не смотрит с казённых портретов
на нас воплощённый закон,
и нет ни европ, ни америк,
не пляшут ни доллар, ни brent,
и некому рейтинг измерить
и вычислить нужный процент.
Но есть непосильная слава,
и львиная кровь, словно лава,
так близко, что дух опалён,
в бессмертную бездну времён.
Денис БАЛИН, поселок Мга, Ленинградская область
Когда темно душе, как электричке,
скользящей в ночь по кривизне земной,
что к родине, в которой все отлично,
прижмусь к стеклу оконному щекой
и посмотрю, как мир вокруг прекрасен,
там столько есть беспомощных людей,
там флаг опять когда-то перекрасят,
не раз съедят за ужином детей.
Там электричка над ничейной сушей
летит, как жизнь к последнему врачу,
а мир всегда прекрасен и воздушен,
и каждому как будто по плечу.
Вагон несёт в березовые дали,
где холодно и страшно в городах,
а мне другой не надо ни в печали,
ни в радости, ни в жизни, ни в стихах.
Юрий САЙФУЛЛИН, пос. Алкино, г. Уфа
Сегодня день прозрачно-светел,
Бросает листья старый вяз...
Шурша листвой, играет ветер
Кому-то свой прощальный вальс...
Иду домой и сердцу чудно,
Как осень в красках хороша!
Иль в чувствах чистится душа...
И мне не грустно и не тяжко,
Ведь до зимы так много дней...
И лишь последний цвет ромашек
Напоминают первый снег...
А впереди мой сад любимый
Там в красной кофточке рябина,
Я знаю, ждет меня давно...
Как будто с ней вернулось лето,
Как будто осень не про нас...
А ветер... он играет где-то
Листвой сантиментальный вальс...
Где-то вдали, на краю земли – ну, вы б не дошли (тут бы про корабли, да воду не провели) жило поле конопли… Что, слюнки потекли? Не прячьте взгляды смущенные. Есть среди вас приобщенные.
А может, там росли маки, очень почтенные злаки. Ранее – знаки богини, хранившей браки. Примерно в районе Итаки, в веке, так, 3-ем до н. э. Нету мне веры? – спросите у Цереры. Вообще-то, у Деметры. Но здесь и так хрени километры. Вот я б не спрашивал ни ту, ни другую. Сейчас растолкую: разгневаются, что ваш Везувий да кааак нашлют безумие! Впрочем, если вы плебеи, вас пощадят обеи.*
А чего я вас мучу, да мозги пучу? Скажу до кучи. Все было куда круче. На мусорной куче, на самой её круче, жили кусты белены, длинны да стройны… Очи то ли дьявола, а то ль сатаны. (Не к ночи сказано) от порчи да сглаза. Но дурная, зараза! Вот, не вру вам ни разу!**
А через мусорную глушь, мимо помойных луж, неслась Чушь полная такая, обтекаемая, (вот вам кре… истина непререкаемая!) во все лопатки, и только пятки сверкали у девицы, что те зарницы, да шлепали по ягодицам. Неслась она, как конница, будто собаки за нею гонятся да брешут, сучий азарт тешат. (да не было никаких собак. это я так. утверждение ложно. ну мне-то побрехать можно?)
А за ней – Бред полный, тяжелый да сильный, верхом на кобыле сивой. Бедняжка в бессилье, вся в мыле да в пыли… Нет чтоб мерина оседлать холощеного***, да куда ему, сивому, лощеному: околел, повез кабы… Вот опять: чуть что – бабы.. (да не было мерина: отсутствие наличия у него проверено.) а чего сивые оба? уточнить чтобы: говорят, виной – сивуха. но то по слухам. автор же – ни сном, ни духом!)
Догнал молодец девицу. Хочу, говорит, жениться. А сложится – будем множиться. А она: ну, что, мол, за проза? А где грезы да слезы? В общем – в позу. (миссионерскую. ну, раз в попе – зорька пионерская.)****
А Бред доволен: в движениях волен. Почуял себя доминантой. (почти по Канту… материя – над духовным. ну, хватит о греховном!)
Но какой пассаж! Вошла девица в раж – взбеленилась аж… Не хотят, говорит, низы… прямо Ленинские азы. (да где ей знать про Ленина… тупое поколение!) Оседлала Бред, что ту кобылу. Он – давить. Да не тут-то было! Чушь верхом скачет-гонится... (было уже про конницу?) Я, говорит, эмансипе!.. ну прямо ЧП!
Тут тебе и мыслей брожение, и броуновское движение – ан, не выходит размножения. И по моральным соображениям предложила Чушь множиться делением. Бред не скрывал удивления.
Вот, кабы им на основе равенства делиться, глядишь, и вышла бы какая значимая единица.
А поскольку оба полные, что нолики, толку – ни тОлики. Это у закона – дышло. А тут не вышло.
Вот такая резолюция. И ни к чему тут 2 признака революции. (но это все словесные поллюции.)
А что кобыла? Та про все забыла. Объелась белены да видит сны. А спала пока, надоил автор молока. Молоко ему в организм попало. Вот и пишет он чего попало.
Вообще-то у кобылы – кумыс. Но автор – не киргиз, а очень даже интернациональный. Хоть и чуток ненормальный.
Описал вам бред сивой кобылы…
* Церера – богиня, соответствовавшая у римлян греческой Деметре и отождествляемая с ней, насылавшая на людей безумие, а также богиня материнства и брака. Есть мнение, что Церера всегда была богиней плебса. На статуях Церера изображалась всегда с маком в руках. Мак являлся символом снотворного действия и олицетворял собой сон, а иногда даже и смерть.
** Белена – ядовитое растение, одно из наименований – "око дьявола". Растет на улицах, пустырях, мусорных кучах. В древнерусских травниках от сглазу рекомендовали носить при себе веточки белены.
*** Холощеный – подвергнутый холощению; кастрированный.
**** Пионерская зорька в попе играет (шутл.) – так говорят о человеке, который никак не повзрослеет.
Город тянет железобетонные лапы.
Щурит стёкла витринные подслеповато.
Дребезжит разболтавшейся в хлам арматурой.
Пожирает историю архитектурой.
Поскорее пройти город хочется мимо,
Но бывает другим он: цветущий жасмином,
В тихих двориках память о прошлом хранящий,
Проступающий в дымке ночной, настоящий.
Подвесными прохожим моргнув фонарями,
Город с ветром качает асфальт под ногами.
Увлекая мелодией улиц застывшей,
Город шепчет истории тем, кто услышит.
То как сказочный сон, то кошмар. Город разный –
Улыбнётся, смолчит, подмигнёт, выдаст фразу –
Вдохновляющий, страшный, родной и любимый.
И когда-нибудь каждый пройдёт город мимо.
Виталий ШЛАБОВИЧ, Беларусь, г. Браслав
Дождем хмельного неба клок
Полощет вечер в грязной луже.
И дать просохнуть хоть часок.
На кронах голых, вдоль аллеи,
Развесить вечер поскорее.
И в небе ярких ждать гостей.
Прохладе в чашке протянуть.
Чтоб согревая, пар бродячий
Взлетел над парка мокрой клячей,
Рождая новый млечный путь.
Дмитрий БОБЫЛЕВ, г. Санкт-Петербург
Однажды будет серый тусклый день
Под занавес веселий и открытий.
Швырнут платаны, будто нечем крыть им,
Листвы ненужной скомканную сень.
По набережной тихо прошуршит
Старик с гармошкой, оставляя ветру
Дожеванный огарок сигареты
И лавочки бессмысленную ширь.
И будет твой последний чай разбит,
И лужица потянется к балкону,
Откуда вдруг войдет твоя Мадонна,
И ты ее не сможешь полюбить.
Подготовила Елена Луновская