Спасибо, что дослушал до конца

Об изначальной заброшенности любой человеческой экзистенции в этом изменчивом мире писал ещё Хайдеггер. Проблема молодого, начинающего поэта – состоит в том же самом. Оказавшись вдруг волею судеб в нежданном и негаданном, непонятном и чуждом для себя окружении, которое сам он не выбирал, молодой поэт, особенно поначалу, да и потом, повзрослев, временами чувствует смертную тоску. Мир со своими часто непонятно как действующими, кажущимися зловещими законами почти закрыт для него как существа чуткого и непрестанно формирующегося. Мир только требует от него чего-то, порой вовсе не считаясь с его собственной индивидуальностью. Отчего ещё острее ощущается вся полнота невостребованности и одиночества в этом лучшем, по словам Лейбница, из миров. Мир не любит тебя и лишь норовит использовать, не давая взамен ничего гарантированного и надёжного. Того и гляди, ты превратишься в придаток, слепую кишку, аппендикс…

В настоящей алхимии этот уровень существования считался вполне законным. Неизбежная стадия, или форма, материи – в бесконечном ряде преобразования вещества, к которому причастен и поэт как существо, к тому же творческое. Чернота (nigredo) нужна для дальнейших метаморфоз субстанции, её осветления. И для соответственного этому параллельного преобразования индивидуальности, всегда причастной веществу, из которого сотворён или состоит мир. Преобразуя бытие, мы преобразуемся вместе с ним сами. Этот длительный, но захватывающий процесс и называется поэзией – в том числе и в узкоспециальном смысле слова. Изящная словесность, в форме выразительных (выражающих истину) стихов и есть – элементарное движение такого творческого процесса. Сам стих – тот же элемент, которых с седой древности насчитывали всего четыре или пять. Куда этот процесс вечно движется, и движется ли вообще – едва ли не главный вопрос для познающего и творящего субъекта. На него, если хватает силы не зарыть свой талант в землю, поэт отвечает своими стихами, в которых постепенно, преодолевая время, отображается вся его жизнь, или Космос в целом. То есть жизнь его беспокойного, томящегося, мечущегося, страждущего, созидающего и, наконец, рождённого в вечность духа. Открытие субатомного мира, антиматерии, пустого пространства современной физикой ещё больше приблизило нас к области Абсолютного, которым от века занималось Искусство с его трансцендентной ориентацией и предчувствием великого Другого.

Искусство постмодерна этот глубоко внутренний, интимный творческий процесс, единый в самом воем различии, пытается порой представить в виде откровенно коммерческого проекта – нескончаемого потока регулярных массовых сериалов, в разной степени удачных, часто высоко мастеровитых. Над их созданием неустанно трудится целый коллектив серьёзных (по крайней мере, в смысле расчета на прибыль) профессионалов, знающих своё ремесло и современную технику этого делопроизводства. Но слишком часто куратор, делец от искусства, пытается откровенно использовать свободного художника, подчинив его своим коммерческим целям и выгодам. И за серийностью, массовостью и регулярностью, за товарностью и продажной стоимостью артефакта в современном поп-арте далеко не всегда проглядывает феномен неподдельного, подлинного Искусства. Искусства как едва ли не единственного залога полноценного или просто нормального существования человеческого вида на нашей планете, Искусства, не оборвавшего глубинной связи ни с наукой, ни с истиной верой.

Лора Базилёва – молодой и замечательно начинающий поэт. Читатель уже слышит в её стихах только им присущую музыкальность, некий пробующий себя внутренний голос, обращенный, тем не менее, к миру.

Читатель почувствует неподдельность и свежесть её стихов. Как она сама пишет:

Это не просто пейзаж: слишком близко,

Где-то внутри, в отраженье зрачка…

В её видении – переплетаются явь и сон:

Над головой – фиолетово-чёрный,

Виденный в пятницу в розовых снах…

В образе, как в ленте Мёбиуса, переходят друг в друга сон и явь.

И это – признаки подлинности, если хотите, авторской отваги. Так устанавливается контакт с Универсумом.

Поэт – величина неизменная. И вместе с тем, он – суть понятие всеохватывающее, расширяющееся, включающее в себя всё – и грамматику пола в том числе. Для свободного художника слова не существует проблемы феминности или маскулинности – он прозревает сам творческий принцип, лежащий в основе всего, в том числе, обоих полов. И являет это в своих стихах как произведение истины в мир – то есть, не в разделении, а в единстве самого различия. Такое единство называется, не зависимо от времени и от века – любовью, которая, по словам творца «Божественной комедии» Данте, «движет Солнцем и всеми светилами».

Только любовью преодолевается и заброшенность в этот чуждый мир бесконечных спекуляций, и сама этого мира чуждость. Только при участии всепроницающего эроса образуется изящное искусство. Такова природа стихотворчества. Любовь – самая важная, искусная наука, овладевать которой у нас не всегда хватает силы, знания, опыта. Но даже приобщение к ней – уже есть счастье.

Алексей Кривошеев

Не просто пейзаж

Бледное небо над брошенным краем,

Краем моим — то есть краем земли.

Красный закат свежей кровью стекает,

Крася далекое русло реки.

Я этот мир обошла с удаленки,

Я эту жизнь прожила десять раз,

Наполовину в глубокой, зеленой

Сказке. И это не просто пейзаж!

Над головой – фиолетово-черный,

Виденный в пятницу в розовых снах,

Всеми забыт на пустой остановке,

Ставший рисунком на ржавых дверях.

Серые стены и надпись без смысла,

Кадры из хроники — вид из окна.

Это не просто пейзаж: слишком близко,

Где-то внутри, в отраженье зрачка.

Вези меня в Нарнию!

Сквозь облака, где раскатами грома

Небо кричит, зарождая грозу.

Тесная и необъятно-огромная

Плачет земля, что ей страшно внизу.

Неумолимые, черные, страшные

Снова с луны прилетели за мной.

Не захлебнуться б горячим отчаяньем.

Черные птицы, возьмите с собой!

Где-то глаза на вокзале измучивши,

Взять в неизвестность, не глядя, билет,

А, если поезд придет, место лучшее

Выбрать, где льется полуденный свет.

И попросить: «Отвези меня в Нарнию,

Вместе, я знаю, дорогу найдем.

Я здесь чужая, вези хоть куда-нибудь,

Только подальше: хоть в ад, хоть на дно».

Что происходит?

Солнце пригреет, смотрю из тени

Через стекло, как земля пустеет.

Странной, незваной весной похмельной

Воздух наполнил тревоги яд.

Недостижимой, промокшей, светлой,

Запертой с нами весной запретной

Вижу свободу в просторах неба,

Ту, что, при жизни, достичь нельзя.

Перебираю, как четки, даты.

Клякса неровная вместо завтра,

Там, где виднелся просвет когда-то.

Что происходит? Ответа нет.

Черной весной с одиноких улиц

Все разошлись, когда мир проснулся,

Объединился и обезумел,

Словно готовясь встречать конец.

Белое безмолвие

В белом безмолвии звонко хрустят под ногой

Бедные дети собой заслонившей небо

Тучи, плывущей в безвременье, снеговой, –

Молча лежат, навечно зарывшись в небыль.

Белой дорогой за тучей, в страну чудес –

Вброд по глубокому морю погибших снежинок.

Там, в утешенье, соврите, что смерть — не конец

И уготовано только то, что заслужили.

Холодно в слишком суровой уральской зиме,

Тесно в закрытом, для всех непонятном, мире.

Над головой горько плачет о нас обо всех

Туча, пойти за которой мы не решились.

Знаю, как просто бывает себя потерять

В море бескрайнем невинно погибших снежинок, –

В белом безмолвии радостно мне прохрустят,

Что они жили-кружили, в конце приземлившись.

* * *

Сколько мне жить, кукушка?

Любит ли он, ромашка?

Кофе в любимой кружке

Скажет, что будет дальше.

Окна зашторит стужа.

Надо спрашивать чаще,

Пусть приметы послужат:

С ними не так уж страшно

Пулею в неизвестность –

Сбитой птицей над морем.

Слишком много сомнений.

Крикну: «Судьба, поспорим!

В будущем мы на равных,

Не заблужусь в тумане!»

И, загадав желанье,

Пальцы скрещу в кармане.

Тень

Притаившись на стене,

Слушает мое дыханье

Странный силуэт из тьмы,

Тень – основа мирозданья.

Мягкий, теплый лунный свет

Разбавляет мрак и тает,

Позволяя видеть мне

То, что молча наблюдает –

Как досматриваю сны,

Тихо, чтоб не потревожить.

Кто ты, силуэт из тьмы?

Отвечай же, если можешь.

В черно-синей тишине,

С гостем мы скрестили взгляды.

Словно ток прошел по мне,

Словно приоткрыли правду,

Дали мельком посмотреть

В скважину закрытой двери.

Мало видела, но впредь,

Видимо, не стану прежней.

Страх в невидимых глазах,

Тьма не отступившей ночи,

Плещет, и нельзя сказать

Кто из нас боится больше.

Вечернее

Все яростней ветер в спину,

Не помню о чем, но плачу.

Так мало еще увидел

И жить, вроде, только начал.

Но вижу, как смерть и старость,

Смеясь, семенят за мною:

«Гуляй, пока разрешаем.

Ха-ха! Все равно догоним!».

Все яростней треплет время

Изорванные страницы,

Где кляксы и сны под снегом –

Ненужная книга жизни.

Прошедший день был тяжелым,

Пусть тонет в стакане с красным.

Смотрю сквозь стекло на город –

Нелепый, ненастоящий.

А мир — он такой огромный

И красочный. Но не точно.

Считаю прохожих в черном

И жду наступленья ночи.

* * *

Безвозвратной дорогой,

Против воли – вперед.

А казалось, недолго

И в конце кто-то ждет.

Но петляем без цели

Столько лет, а пока

Ничего, только стелет

По земле облака,

Увести и запутать

Хочет хитрый туман,

Силуэты рисует.

Опусти вниз глаза.

Иногда воют волки

В непроглядной ночи,

Леденит ужас колкий.

Не зови их – молчи.

Расставанья и встречи –

На отрезке пути.

Время бьет, время лечит,

Утечет – не найти.

Невозможно вернуться

Лишь вперед, по прямой,

А решишь оглянуться –

Никого за спиной.

Безвозвратной дорогой –

В горизонт без конца.

Мир постелен под ноги

И ни шагу назад.

* * *

Видишь, облака тонут в грязных лужах?

Выжми и развесь в чистых небесах.

Лбом прильни к стеклу, там рассмотришь стужу

В северном окне, где издалека –

Поспешит зима, оседлает ветер,

В полудреме ждем липкий первый снег,

Им припудрит нос. Не без песен встретим

Ледяной туман, что разбудит всех.

Однотонный мир, монохромный город

Не заметил, как утонул в тоске.

Прежде золотых, серых листьев ворох –

Мог бы быть ковром на сухой траве.

Каплями воды с чернолапых кленов

Приземлился позавчерашний дождь.

Видишь, мир озяб? Все замерзнем скоро.

Пусть внутри огонь, а по телу дрожь.

* * *

С одним оледеневшим фонарём,

Составившим компанию намедни,

Беззвучно говорю. Он слышит всё.

Привет растущим порознь деревьям!

Не нужен лес, когда ты сам бревно,

А захлестнёт бездонною тоскою

От холода, в окно шепну вопрос:

«Куда бежать, когда опять накроет?».

Не важно, что у пропасти, без сна,

Не страшно, что наедине с толпою.

Спасибо, что дослушал до конца,

Печально, что немногие так могут.

Утреннее

Солнце забирает время, жизнь

Катится к финалу под откос.

Кто-то мне из сна сказал: «Держись».

Утро, почерневшее от слез.

Ветер в липкой паутине крон

Плачет, он запутался, застрял.

И сквозь сон похожую на стон

Слышу песню. Тянет подпевать.

Жизнь так мимолетна и сложна,

Прибыль иллюзорна, ночь нежна,

Скорбь фантомна, вера не нужна…

Что еще с утра могу сказать?

Так хотелось сделать вывод и

Сверху откровенье донести,

Но слова как бабочки в горсти,

Сломаны, теперь их не спасти.

* * *

Пока я сплю за завтраком, работаю, как велено

И думаю о будущем, умрет миров немерено.

Лениво солнце выползло и дарит свет в который раз.

Бесперебойно счет ведет наш огненный искристый глаз.

Всем тем, кто заявился в мир, недолго рефлексировать.

Живем лишь миг, но успеваем невообразимое.

И гаснут в океане миллионы вспышек маленьких,

Все уникальны, каждого рассматривать не стали бы.

Заявим о себе сейчас — письмом, словами, знаками.

Да, мыслим все по-разному, но чувства одинаковы.

Истории оставлены потомкам на съедение.

Мои миры в чужих умах покорно ждут забвения.

* * *

В самый темный час отступает мрак,

А в сухих глазах только отчужденье

И усталость. Просто забыть сказать,

Подождать, чтоб в полдень исчезли тени.

Под глазами след от бессонных лет,

В голове друг друга жрут тараканы,

Причиняя вред. Объясню, что бред

Тоже нужен, просто вот так и надо.

Дайте мне дожить — я забуду все,

Растеряю злость и утрачу разум.

В самый темный час я увижу то,

Что не получалось увидеть раньше.

Мотивация

Доживи до утра,

Потерпи до назначенной даты.

Вспоминай, как прохладой клубника и мята

Подарили блаженство. Вокруг лютовала жара.

Обещай сделать шаг.

Без табличек закрытые двери,

Жить под ними упорно неделю,

Ждать, ночуя на коврике, рядом погасший очаг.

Открывая глаза,

Проклиная безумие утра,

Вырываясь из сна, с вязким мутным уютом

Просто выстоять день, расслабляться, сдаваться нельзя.

Дай себе отдохнуть

Допусти ту минутную слабость.

Не убудет, окупится. После расскажешь

Что из мелочи вынес и выстроил самую суть.

В моем бумажном мире

Оно казалось важным.

По беспокойной Земле

Бежать, в метели и мгле,

К моим делам бумажным.

Поставлю подпись, точку.

Торгуюсь, душу свою

Несуществующую,

Тридцатый раз, бессрочно.

Нет, не сдаю в аренду,

А продаю насовсем.

И ведь берут без проблем,

Не просят документы.

Моим словам бумажным

Цены нет, ставлю печать,

И мне за них отвечать,

Послав многоэтажным.

Ведь лучше нападенья,

На этой хищной Земле,

Надежней способа нет

Самозащиты. Тенью

Крадусь, шагов не слышно,

Чтоб обделенной не быть,

Всех обманув, ухватить

Картонных благ. И выше

Подняться по ступеням,

И там спокойно дожить

Свою бумажную жизнь,

Где ест бумагу время.

* * *

Завтра наступит нескоро.

Прячется тьма по углам, как по норам.

Тихо ждет зябкое утро,

Чтоб налететь сквозняком отовсюду.

Время – охотник в засаде.

Кожей его ледяное дыханье

Слышу, нутро холодеет.

Цепкие твердые пальцы на шее,

Только с тисками сравнимы,

Сжаться готовы с немыслимой силой,

Ждут лишь короткой команды,

Действуют быстро, не зная пощады.

Верно, смириться придется.

Щурим брезгливо на новое солнце

Глаза. А эти идеи

Сдержим до вечера, уж, как умеем,

Ведь, все равно, одолеют.

Да, обо мне никогда бы не спели

Песнь, не сложили былины.

Жизнь оказалась бессмысленно длинной.

Подготовил Алексей Кривошеев