Гражданское почитание царицы Сююмбике
Подобно тому, как для башкир центральным символом в советский и постсоветский период является историческая фигура Салавата Юлаева, для татарской национальной проектности центральной символической нагрузкой обладали образы поэтов Габдуллы Тукая и Мусы Джалиля, а также царицы Сююмбике. В постсоветский период на первый план выдвинулся именно образ Сююмбике, последней казанской царицы.
Интерпретации сюжета с Сююмбике имеет обширную литературу, праздновался 500-летний юбилей со дня ее рождения, включая представительную международную научно-практическую конференцию, освещался и процесс постсоветской виктимизации. Однако в научной литературе не обращалось достаточного внимания на контраст с образом Салавата Юлаева для башкир, аналогичным по своей структурообразующей для этнонационального мифа роли. Между тем, это сопоставление, положенное в основу данного текста, как нам представляется, дает немало для понимания структуры, динамики и взаимоотношений этнонациональной проектности как татар, так и башкир. Ранее в рамках той же методологии социокультурного подхода и концепции традиционализма нами рассматривались примеры «Хранительницы» работы Даши Намдакова, гражданского почитания Габдуллы Тукая, Ахмет-Заки Валиди, Миннигали Шаймуратова.
В советские годы символом Казани наряду с башней Сююмбике являлся возведенный рядом с ней монумент Мусе Джалилю – советскому татарскому поэту и военному корреспонденту, Герою Советского Союза (награжден в 1956 г. посмертно, за организацию коммунистического подполья в коллаборационистском легионе «Идель-Урал»). И Муса Джалиль, и Салават Юлаев воплощали в себе образы поэта, воина и мученика, монументальные памятники им в столицах соответствующих республик были открыты почти в одно время: 1966 и 1967 гг. соответственно. Памятник в 1994 г. обогащался новыми барельефами, а в 2012 г. на средства РТ был открыт еще один памятник М. Джалилю – в г. Москве, в 2021 – в г. Екатеринбурге и бюст в г. Серове. Однако центральный в мемориальном плане для советской Казани памятник Мусе Джалилю, оставаясь поныне безусловным объектом гражданского почитания, для этномобилизующей роли с точки зрения националистической доктрины татаризма не годился, поскольку не отсылает к этническому мифу и является местной разновидностью общего советского пантеона (примерно, как Александр Матросов и Минигали Губайдуллин для Башкортостана).
В этом его отличие от образа Салавата Юлаева, который был потенциально более полисемантичен, и сочетал отсылки и к идее дружбы народов, и борьбы за свободу и справедливость, и одновременно к стержневому для башкир феномену башкирских восстаний, воплощая обобщенный образ башкирского воина. Поэтому символической доминантой в постсоветском татарском национальном дискурсе стал не Джалиль, а образы Тукая и Сююмбике.
Однако эти образы несут различную смысловую нагрузку, выполняя различные символические функции. Если образ Тукая символизирует Просвещение, – т. е. действительно не просто характерный, но этно- и нациеобразующий исторический процесс для татарского народа, и, таким образом, полностью соответствует его традиции, то образ Сююмбике в распространенной символической интерпретации – фиксирует именно виктимность в качестве доминанты национального символического позиционирования. Наиболее распространенная городская легенда Казани гласила, якобы царица сбросилась с башни, позже названной ее именем, предпочтя смерть браку с ненавистным служилым царем Шах-Али (в более фантастической интерпретации – с самим Иваном Грозным). Как замечает уже в 2016 г. один из главных идеологов Татарстана периода «суверенитета» и актуализации образа легендарной царицы, экс-советник президента РТ М. Ш. Шаймиева, главный научный сотрудник и директор Института истории им. Ш. Марджани Р. С. Хакимов: «Народу с травматическим историческим сознанием нужны жертвенные фигуры, которые погибают ради нации. Кстати, эта легенда нравится всем туристам и гостям. Видимо, многие нуждаются в героических образцах» [1].
Для 1990-х гг. были характерны и более эмоциональные интерпретации этой городской легенды, избранной казанской интеллигенцией татарским национальным символом. Одна из таких интерпретаций несколько гротескно, но характерно отражена в совместной книге доктора исторических наук профессора Ф. Г. Ислаева и имама казанской Закабанной мечети (ныне покойного) И. М. Лотфуллина «Джихад татарского народа» как якобы исторический факт: по утверждению авторов, царица Сююмбика, «превосходившая своим благородством всех московских правителей вместе взятых...», была замучена воинами Ивана Грозного, причем «палачи надругались, и добили, искромсав еще живое тело на куски» [2].
В результате тиражирования подобных легенд русская сторожевая башня начала XVIII века, возведенная, по предположению Н. Х. Халитова, для защиты от «всесокрушающего башкирского бунта 1704–1709 гг. [3] (повстанцы тогда взяли Елабугу и Заинск, подошли к Казани на 30 км.)», окончательно превратилась в «башню Сююмбике», символ Казани и татарского национального движения. Башня олицетворяет собой Казанское ханство, которому в период «суверенитета» приписывалась роль уничтоженного Иваном Грозным очага татарской государственности. (Классическая датировка этого башкирского восстания – 1704–11 гг. Однако появились сообщения, доказывающие существование башни уже в 1703 г.) [4]. Впрочем, это не опровергает саму интерпретацию: башня была построена наспех, основным вероятным противником были башкирские повстанцы: в предшествующее башкирское восстание 1681–1984 гг. они также «без всякого себе отмщения», по выражению акад. П. И. Рычкова, действовали на территории под Казанью.
Этот широко распространенный нарратив емко сформулировал автор одобренного президентом Татарстана Рустемом Минихановым проекта 18-метрового памятника Сююмбике в Казани, скульптор Камиль Муллашев: «Сююмбике – это наша легендарная царица, символ Казанского ханства».
Если гротескная (однако, совершенно серьезная в оптике современной идеологии Татарстана) претензия на наследие Золотой Орды когда-то разделяла татаристов с булгаристами, то претензия на наследие Казанского ханства изначально является в контексте татарской национальной проектности безусловным консенсусом, хотя в действительности также совершенно неочевидным с точки зрения академической истории.
Так, оппоненты этой позиции справедливо указывают на отрицательное отношение к самому термину “татар”, зафиксированное у казанской элиты того времени в источниках, а также отсутствие в этих источниках самопрезентации местного населения как “татар” и хорошо прослеженное принятие этого этнонима в форме “ясачных татар” вместо “ясачной чуваши” только в последней трети XVII века. Последняя аргументация вызвала настоящий когнитивный диссонанс у националистически настроенной части татарской интеллигенции.
Подлинная история Сююмбике противоречила национальному мифу не в интерпретациях, а именно векторно, почти диаметрально противоположным образом: вопреки легендам, Сююмбика была выдана самой казанской элитой вместе со своим сыном царю Ивану IV Грозному почти за год до штурма Казани, выдана замуж в соответствии со своим царственным рангом за служилого царя Шах-Али, активно воевавшего, вместе со своим воинством из служилых татар, на стороне Москвы при взятии Казани, и жила в положенном ей почете в вассальном Москве Касимовском ханстве. Соответственно, при ознакомлении масс с этими фактами, в объекте почитания, без того заряженного виктимными нарративами, оставалось все меньше места героике и больше виктимности.
Примечательно также, что при столь очевидном историческом противоречии, и развитой башкиро-татарской статусно-ролевой конкуренции, миф о ней ни разу не подвергся с башкирской стороны попыткам демонтажа – в то время как образ Салавата Юлаева попыткам дискредитации, поддержанной идеологами Казани, подвергался регулярно. Причем, в отличие от образа А.-З. Валиди, ненавидимого татарскими националистами демонстративно, за отказ от утопического проекта «Идель-Урал», нападки на образ Салавата носили непрямой характер, через привлечение оппозиционных правительству РБ уфимских блогеров (осужденных судом за разжигание межнациональной розни), так как вызывали недовольство и татар Башкортостана, поскольку Салават традиционно воспринимается как герой и для них, как и в целом для многонационального населения Башкирии.
С другой стороны, ногайская царевна, ставшая казанской царицей, хорошо вписывалась в исторический дискурс националистической доктрины пантатаризма (начиная с проф. М. З. Закиева, получившего название татаризма) в версиях Рафаэля Хакимова и Дамира Исхакова, претендовавших на включение в состав татар ногайцев, башкир и прочих тюркских народов России (и даже, по экстравагантному заявлению Хакимова, узбеков, казахов, каракалпаков и др.).
Естественно, подобные претензии вызывали недоумение, а зачастую и более негативную реакцию среди общественности данных народов, поскольку полностью противоречили науке, историческому опыту и памяти, и воспринимались как покушение на их национальное наследие и идентичность. Впрочем, если не считать реакции ногайцев, не обладавшей в 1990-х гг. широким резонансом в Урало-Поволжье, образ собственно Сююмбике не входил в конфликтный перечень исторических персонажей, спор о национальной принадлежности которых инициировался постсоветскими деятелями татарской национальной проектности (в отличие, например, от «духовного короля башкирского народа» Зайнуллы Расулева, поэтов Кул Гали и Шайхзады Бабича и др.), и достаточно прочно закрепился как бесспорный символ татарского национализма, например, в официальной символике Всемирного Конгресса татар.
_____________
[1] Хакимов Р.С. Каково быть татарином? - Казань: Институт истории им. Ш.Марджани АН РТ, 2016. С.17. URL.: http://xn--80aimpg.xn--80aagie6cnnb.xn--p1ai/uploads/libraries/original/f1a6b8fadb4 8a57ffae1be27c37e6d0cdc2ffff2.pdf?1484134737 Дата обращения: 25 декабря 2024 г.
[2] Лотфуллин И. М., Ислаев Ф. Г. Джихад татарского народа. – Казань, 1998. С. 25. В 2008 году книга была признана экстремистской. Дата обращения: 25 декабря 2024 г.
[3] Историко-архитектурный анализ изображения города Казани голландским мастером Корнелисом де Брейном. URL.: http://vestnik.spbu.ru/html20/s02/s02v2/14.pdf. Дата обращения: 25 декабря 2024 г.
[4] Нияз Халит (Халитов Н. Х.) Башня Сююмбике в Казанском Кремле. Размещение в библиотеке «РусАрх»: 2006 г. URL.: http://rusarch.ru/halitov1.htm Дата обращения: 25 декабря 2024 г.
Продолжение следует…