Я сдружился с вновь поступившим в училище юношей – Лешей Шиленком, небольшого роста пареньком, ладно сложенным из крепких мышц. Постукивая палочкой о ступеньки крыльца, мы собирали муравьев в бутылку для изготовления мази – муравьиной кислоты. Леша учил меня плавать брассом, но я оказался никудышным учеником. Меня более привлекала ловля рыбок «колючек». Как-то старшие ребята Веня Зимин, Гена Шрейбер и Салих Хайруллин в ветреную погоду погрузили нас в шлюпку и отплыли далеко от берега. Соорудив из простыней парус, мы стремглав неслись вдоль берега.
Вечерами, когда громадное солнце садилось за Финским заливом, на смену ему выплывал большой золотой диск луны, мы устраивали песни под гитару, знакомились с городским фольклором: «Про Домового и Хаима», про Олю, которая «лежит на столе, Оли уже больше не будет. Надпись была на груди: Олю любовь погубила», «Журавли» Петра Лещенко.
Мы обследовали всю близлежащую территорию. Обнаружили небольшую черную речушку и обитающих рыбок в ней – форель. Открыли поляны с созревшей черникой и голубикой. Наткнулись на оборудованный дот с громадной гаубицей, оставшейся от Великой Отечественной войны.
Несколько раз я с полной баночкой черники посещал летний лагерь для больных детей, где лежал мой друг Эльбрус Гиоев, поранившийся при игре в футбол о ржавый край железного листа. Не забывал я угощать и пожилую медсестру, к которой обращался в училище с жалобами на усталость и боли в области сердца. В такие дни школьный врач помещал меня на несколько дней в изолятор, сообщая Кумысникову: «Пусть выспится, отдохнет».
С началом очередного учебного года меня, как отстающего, определили в дополнительную группу по общеобразовательным предметам, куда входили осетины Созер Токаев, Светлана Адырхаева, Белла Ревезова; молдаване Клавдия Осадчау, Вера Селкуцан, Настя Лысса и несколько девочек-киргизок. Классным руководителем назначили вновь принятую в училище Тамару Алексеевну Чиркову – молодую, красивую блондинку, жену морского офицера. Все были влюблены в доброжелательную учительницу. С ее появлением в классе поселялось ощущение доброты и умиротворения. Когда Чиркова входила в столовую, артисты, толпившиеся у буфета, наперебой уступали ей очередь.
Очередной учебный год был завершен успешно, и нас отправили в свои группы. К сожалению, Чиркова, внезапно появившаяся в училище, так же неожиданно исчезла. Думаю, она пришлась «не ко двору».
На заключительном этапе пятилетнего обучения по предмету «фортепиано» предстояло сдать экзамен. Учился я у Ильи Яковлевича Кацельника, грузного, добрейшего человека. По программе я должен был, кроме гамм, сдать девять фортепианных пьес. С первой по третью четверть учебного года мы только выбирали пьесы. В последней четверти мы, наконец, определяли программу. На уроке я медленно разбирал ноты на фортепиано, стараясь извлекать звуки как можно тише, чтобы не заглушить сопение дремлющего педагога. Но как только я брал фальшивую ноту, Кацельник, встрепенувшись, тыкал моим пальцем в верную клавишу. В итоге для государственного экзамена мне удалось подготовить только три вещи. Это были этюд Черни, бывший, как мне показалось, несложным для изучения, «Жаворонок» Балакирева и «Ноктюрн» Шопена. Перед экзаменом Кацельник, не выпуская меня из рук, обегал свободные классы, чтобы лишний раз проиграть программу. И вот настал роковой день. Я очутился в классе, заполненном преподавателями по фортепиано, во главе комиссии восседал, выделяясь круглой лысой блестящей головой, Исаак Меликовский, как нам сообщили – первый муж Г. С. Улановой. Сев за инструмент, я почувствовал, что у меня вспотели даже пальцы рук. Судорожно вытерев пальцы о брюки, я без памяти отбарабанил программу. К клавишам я больше никогда в жизни не прикасался. Чтобы хорошо играть на фортепиано, необходимо иметь желание и талант, а эти качества у меня отсутствовали.
Параллельный класс мальчиков вела Фея Ивановна Балабина, она обучала будущих звезд Кировского театра: Сергея Викулова, Геннадия Селюцкого, Игоря Чернышова, Константина Рассадина, Анатолия Нисневича. Уроки Балабиной были насыщены сложными техническими па и большими физическими нагрузками, которые, к сожалению, отрицательно влияли на здоровье учащихся.
Наш поток составлял основную группу учеников, принимавших участие в спектаклях Кировского театра. Для перевозки ребят использовался длинный старый автобус, как мы его называли, «драндулет». Среди нас мастерством в исполнении большого количества пируэтов отличался Сергей Викулов – дальний родственник хореографа А. А. Горского. На выпускном спектакле Викулов исполнял партию Юноши в «Шопениане», а Игорь Чернышов, вместе с Галиной Покрышкиной, воздыхателем которой был мой приятель, Эльбрус Гиоев, исполнили главные партии в балете «Станционный смотритель» в хореографии М. М. Михайлова.
Вспомню тех, кого еще я знал по школе. Часто общался с младшим по группе Юрием Соловьевым, много позже, при последней встрече с ним в Москве, на гастролях уфимского театра, он показался мне очень мрачным и чем-то расстроенным. Никита Долгушин, на вид болезненный юноша, обладал способностями к рисованию: так, администрация училища поручила ему однажды представить эскиз герба училища. Герман Замуэль – хитрый парнишка, при дележе бутылки лимонада, чей вкус я до сих пор помню, старался недоливать напиток в мой стакан. Кирилл Ласкари – помню, как я был удивлен количеству фарфоровых статуэток, установленных на крышке рояля в квартире его родителей. Молиан Таубе, нередко дававший покататься на велосипеде, а впоследствии приглашавший меня на работу в Свердловский театр. Илья Гафт, приносивший и поедавший в больших количествах клюкву с сахаром для роста. Герман Янсон, постоянный победитель неофициальных соревнований по количеству исполняемых пируэтов среди учащихся.
Уже в средних и старших классах моя сценическая практика не ограничивалась выступлениями в балетах текущего репертуара Кировского театра. Я исполнял вариации Актеона из балета«Эсмеральда», Базиля из «Дон Кихота», вставное раз бе беих из «Жизели», а на выпускном концерте танцевал раз бе беих из балета «Пламя Парижа».
В предвыпускном классе я отказался от предложения Кумысникова исполнить танец Золотого божка из «Баядерки». Уже позже он объяснил мне, что с этим танцем рассчитывал на мое выступление в спектакле на сцене Кировского театра, так как исполнители этой партии – Николай Зубковский и Владимир Фидлер покидали сцену. Педагог хотел, чтобы меня заметили и пригласили после окончания училища в труппу. Партию Божка я исполнил много позже, работая в казанском Театре им. М. Джалиля.
Вспоминая огорчения, которые я доставлял своим педагогам, особенно Кацельнику и Кумысникову, я до сих пор ощущаю чувство вины. Нередко вечерами я отправлялся к дому на Невском, 27, где проживал Абдурахман Летфуллович, но зайти и повиниться не хватало смелости и духа.
Я часто пропускал уроки по дуэтному танцу, занятия вел Александр Иванович Пушкин. Но к предстоящему государственному экзамену я договорился с высокой Илоной Корецкой подготовить адажио Китри и Базиля, так как она тоже хотела успешно сдать экзамен. Я был небольшого роста, она высокая. На экзамене, к удивлению комиссии, я успешно выполнил технические трудности: пируэты в паре, подъем в третий агаЬезцие с выходом в «рыбку». Нам поставили высшие оценки. Обычно же моей партнершей в дуэтном танце была худенькая, легкая румынка Габриэла Ионице.
В старших классах, ближе к концу наших занятий по классическому танцу, на театральный урок собирались артисты Кировского, их класс вел Пушкин.
Кумысников давал знак концертмейстеру В. Полякову, и я на высоком прыжке демонстрировал заи1 йе Ьаздие – первую часть вариации из «Дон Кихота». Я часто оставался в зале, приютившись возле Полякова, наблюдал за занятиями артистов. Константин Сергеев, углубившись в себя, раздумывая, долго ходил по залу и вдруг выполнял сочиненную комбинацию. Редко посещала уроки Нина Анисимова, всегда в широкой юбке, с неизменной улыбкой на лице, в окружении партнеров по танцам – Игорем Бельским, Тахиром Балтачеевым, Юрием Дружининым, Борисом Брускиным. С их появлением урок наполнялся веселым смехом, шутками, но вскоре эта компания покидала класс.
________
Примечание. Названия прыжков сохранены с исходника текста.
Продолжение следует…