Все новости
МЕМУАРЫ
3 Сентября , 13:00

Уфа не сразу строилась

Изображение сгенерировано нейросетью
Фото:Изображение сгенерировано нейросетью

Я родился, невзирая на отсутствие условий для нормального развития. Дело было в Максимовке, в страшном бараке с земляным полом. Мать объяснила причину моего рождения так: одного ребенка иметь неприлично, обязательно надо два; три это уже перебор, а насчёт отсутствия нормальных условий – так детей же И НА ВОЙНЕ РОЖАЛИ! (Мать с отцом оба были военные дети). Родился – так живи и не парься. А прилично жить – так у нас всегда была, есть и будет человеконенавистническая система.

Будучи маленьким, пока сидел дома и не ходил в садик, я и не парился, а вопросы такие задавать маме я начал уже подростком, поскольку жизнь сама стала давать повод для подобных бесед. Что ж поделаешь – переходный возраст.

Меня назвали Уралом в честь эпического Урала-батыра, и это мне кажется очень дисциплинировало формирование всех лучших качеств моего характера: щедрость, дружелюбие, незлобивость и знание себе цены, от которого зависит всё твоё жизненное благополучие. (Хотя старшему брату Артуру я всё-таки завидовал, что он назван в честь английского короля). Бабушка с дедушкой (с их рекомендаций я получил имя) строго говорили: «Родные корни надо уважать».

В садик я не ходил, и свой поход в первый класс Максимовской школы ждал как из печки пирога. Правда, школа оказалась не совсем такой, какой я представлял себе в собственных дошкольных фантазиях, но жить было можно. За плохие отметки меня не наказывали, а сам я и так очень стыдился, если у меня чего-то в школе не получалось, а старший брат Артур говорил: «Не получается что-то – ерунда; у меня тоже не всё получается, но я же не ною, в отличие от некоторых, не будь нытиком, как Паспарту из мультика «80 дней вокруг света», а будь находчивым, как месье Фогг. Не дай бог я тебя в классе ревущим увижу – прибью!»

Впрочем, меня утешало то, что в классе у нас учился один мальчик не от мира сего, Митрофанушкой его звали. Это так его нерусская мамка, высокообразованная, но весьма недалёкая, назвала в честь Недоросля. Вернее, он не учился, а приходил в школу, «чтобы в партизаны играть», как выражалась учительница Жанна Геннадьевна (по паспорту Жанавия Гиньятулловна). Этот Митрофанушка-дурачок так чудил, что не соскучишься с ним. Забывал всегда ручку, а голову свою, лохматую, как у попа-толоконного лба, почему-то никогда не забывал. Наш класс был сильный, когда нам в первом классе поставили первый раз отметки, Митрофанушка оказался единственным в нашем классе, кто получил двойку. «Я думал, что в школе мне будут только пятёрки ставить», – заплакал дурачок, а Жанна Геннадьевна его успокоила: не плачь, Митрофанушка, двойку же можно исправить. «Правда?» – дурачок сразу перестал плакать, просиял и ИСПРАВИЛ двойку: взял ручку, зачеркнул и написал пятёрку. Весь наш класс негодующе ахнул, а Жанна Геннадьевна покачала головой: «Нет, Митрофанушка, – сказала она, – учителем работать ты у нас всё равно не сможешь». И снова переправила ему пятёрку на двойку, ещё более жирную. А староста класса, очкастая Настька Жирная Бочка его потом после школы ловила, чтобы собакам скормить за всё хорошее, да не смогла. Митрофанушка уж больно быстро бегал. Хорошим бегуном он был не от хорошей жизни: ему после школы часто от кого-нибудь доставалось из нас, за то, что он вечно чем-нибудь подводит класс. Этого тюфяка не то что мальчишка – любая девчонка могла побить, и как вообще рождаются такие уроды, ума не приложу. Все над ним потешались. Кроме меня. Моя мама-педагог строго на это говорила: «Лучше сам на себя бы посмотрел со стороны». А Жанна Геннадьевна говорила Митрофанушке: «Тебя и на завод УМПО не возьмут». А сама потом туда и ушла: не смогла работать в школе, педсовет признал её работу непедагогичной. «Дай дневник, двойку счас поставлю!» – «За что, Жанна Геннадьевна? Я же ничего не делаю?» – «Вот именно-за то, что НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЕШЬ, тебе и двойка!» – куда это дело годится?

Меня же в классе очень любили, хотя я был не отличником, и даже не ударником (математика, физика и химия были моим слабым местом). Наверное, за мою открытость и любознательность. Я и рыболов, и грибник, и начитанный человек. С моими друзьями, одноклассниками Ильгизкой-Редиской, Юрбаном-Баклажаном, Вовкой-Морковкой и Анасом-Ананасом мы и в футбол играли, и в хоккей за сборную школы. В восьмом классе мы пробовали как-то курить на крыше школы. Там нас поймал директор, отлупил как следует эбонитовой указкой и у меня на всю жизнь пропала тяга к курению после этого.

К старшим классам я брал уроки по гитаре у Кима, корейца. Ким – это его фамилия, а звали его Василий Иваныч. У него были внуки, близнецы-двойняшки: Машенька и Боренька. Они с рождения умели вызывать у окружающих умиление. Оба толстенькие, как поросятки: видимо, очень хорошо кушали. Они потешно вперевалку выходили на сцену максимовского клуба в оранжевых комбинезончиках с помпончиками и мило шепелявили под звуки раздолбанного пианино:

 

«Мы-ы милаСки,куклы неваляСки

Куклы-неваляСки, яЛкие ЛуБаски!»

– и срывали всегда гром аплодисментов.

 

Я завидовал им, что они так могут, а я нет, но не злился. Злиться мне было некогда, потому что жизнь кругом по-своему кипела. Рядом были река Уфимка и озеро Максимовское, где можно купаться и ловить рыбу, и Липовый лес, где собирали грибы. Но больше грибов всегда было в «запретке», где ворота с КПП и охранник с карабином.

Одевался я лучше всех в классе, и это благодаря нашему другу семьи, директору роскультторга Бонапарту Багаутдиновичу Буранбаеву. С его лёгкой руки я лакомился глазированным сырком, который в семидесятые был дефицитом и носил шикарный румынский свитер, такого в классе ни у кого не было. И книжка «Приключения капитана Врунгеля», которой в семидесятые тоже ни у кого из моих друзей не было – я тоже единственный был, кто её имел. И всё благодаря Бонапарту Багаутдиновичу Буранбаеву. «Он мне прямо как родной сынок», – говорила картинней. «А мне как родной братишка, – добавляла мама: – Такой милый, добрый, душевный, компанейский, ну всё в нём есть, но БОНАПАРТ… это, я извиняюсь… ведь столько же прекрасных имён есть: Инсар, Инсаф, Хамит, Ханиф… И вообще, Бонапарт – это фамилия, а не имя. О чём его деревенские родители думали, не понимаю!»

Изображение сгенерировано нейросетью
Фото:Изображение сгенерировано нейросетью

Но никто, кроме мамы, не парился по поводу его имени. Для друзей он был просто «Боня», а для детей друзей «дядя Боня». Кроме меня. Мне он строго сказал: «Я тебе не Боня, и не дядя, а Бонапарт Багаутдинович, потому что ты умнее и вежливее своих ровесников». Дружить мне с ним это всё равно не мешало: мы с ним и на рыбалку, и за грибами на великах ездили.

Боня-агай был какой-то большой ребёнок – открытый и простодушный. К сожалению, он вскоре ушёл из жизни. Скоропостижно от инфаркта. Слишком много было у него «друзей», которым он вечно доставал всякие дефицитные вещи. А это всё – нервы. Хоронили его пышно и многолюдно, под играемую духовым оркестром вторую сонату Шопена. Словно умер какой-то большой артист. Бабушка с мамой даже спорили потом – кто из них горьче его оплакивал, долго о нём с теплотой вспоминали. И в моём сердце Бонапарт Багаутдинович тоже всегда живой.

Смотря телевизор, особенно передачу «Клуб путешественников», я был в курсе, что на свете живут разные дети, которые ещё такие маленькие, а уже на разных нерусских языках говорят. Дома мне бабушка с дедушкой особо не разрешали говорить по-русски, только по-башкирски: «Родной язык, он домашний, – говорила моя картинней: – И дома его надо беречь, а русский – уличный, и ты его всегда успеешь выучить».

За русский же язык я был горд, когда увидел по телевизору хор африканских негритят. Посверкивая белоснежными зубками на чёрной как уголь коже, каждый старательно выводил:

 

ВИЧИТАЙТ Ы УМНОЖАЙТ,

МАЛИШЕЙ НЭ ОБЫЖАЙТ

УЧА ЧКОЛИ, УЧА ЧКОЛИ, УЧА ЧКОЛИ!

 

Интересно отметить, что специалиста по русской стилистике звали Дитмар Эльяшевич Розенталь, а лучшего автора скороговорок, формирующих развитие речи – Гайда Рейнгольдовна Лагдзынь. Мустай Карим же гордился в своих стихах тем, что он хоть и не русский, но россиянин. Его первая повесть «Радость нашего дома» как раз посвящена теме, как можно дружбой и любовью к разным народам стойко переносить все жизненные невзгоды.

А за английский язык я горд тем, что на нём поют люди разных народов: и шведы, и греки, и югославы. На примере АББЫ, Демиса Руссоса (который в марте 2001 года приезжал с концертом в Уфу, и я на этот концерт ходил) и Ивицы Шерфези (в Уфу тот тоже приезжал с концертом, в мае1983 года, на котором мы с папой были) я это понял раз и навсегда. Старшеклассником я ездил в Инорс заниматься английским к Ричарду Рахматулловичу, знакомому молодому учителю английского, воспитаннику маминой подруги, преподававшей на инфаке Башгосуниверситета.

Ричард Рахматуллович очень любил свой английский и мне любовь привил. Мы часами слушали с ним радио би-би-си, и пели под гитару песни на английском – к русскому и башкирскому языкам это было весьма неплохое дополнение. Говорят, его родители в честь Ричарда Ричардовича Диксона, составителя учебника, так назвали, и, думаю, не ошиблись. Как судно назовёшь, так оно и поплывёт – кажется, так было написано в «Капитане Врунгеле»…

А уж в Уфе, где я родился и вырос, можно без конца наблюдать слияния разных культур. И я посвятил свою жизнь культуре и искусству – стал музыкантом. Скромным, правда, но зато мне от этого самого факта очень приятно.

В 2016 году Книга Рекордов Гиннеса утвердила город Уфу крайним пунктом Европы на Востоке. С этого момента все пересечения Европы будут начинаться или заканчиваться в нашем городе. Крайней западной точкой Уфы является мыс Рокка в Португалии. И от этого факта мне тоже очень-очень приятно.

Не поэтому ли город Уфа является оплотом содружества культур? Всё может быть. Мне, как посвятившему свою жизнь культуре и искусству, это особенно радостно.

В этом же 2016 году был объявлен городской конкурс на лучшую песню об Уфе, и один поэт написал вот такие слова:

 

На карту взгляни – там жемчужина в сердце Евразии,

Пятью океанами мира намытая щедро она

На стыке, в котором раскинулись горы Уральские.

Жемчужина эта зовётся красиво – Уфа!

Здесь небо с землёю живут лишь вселенской гармонией

Здесь красочный яркий узор самобытных народных культур,

Тут стебли травы рвутся в небо за яркой мелодией,

Что сердце пронзило б стрелою как дерзкий Амур!

 

Так приятно после этого гордиться за свой родной город.

 

__________

Справка: Илья Александрович Метлин – поэт, музыкант, родился в 1972 году.

Автор:Илья МЕТЛИН
Читайте нас: