Дневник ИХТИКА. Часть четырнадцатая

01 октября 2002 г.

Я насоздавал кучу клубов в интернете и в реале. Стихотворный, уфимский, философский, литературный, о грусти. Мне уже трудно со всем этим справляться. Нужно отстраняться. Это становится похоже на то бесполезное общение с бесполезными людьми, когда начинаешь слишком много общаться.

Раньше я никак не мог понять, почему правители не прислушивались к своей интеллигенции. Теперь я их прекрасно понимаю. Я как модератор руковожу всеми этими клубами, в которых очень много более достойных меня людей и старших. Всё так серьёзно, а вот сам основатель и реализатор совсем юн и не опытен. В моих руках немыслимые полномочия. Находится множество умников, которые начинают советовать всё подряд, о том, что нужно улучшить и т. д. Советы бесспорно полезные, но их так много. Причём идёт безостановочное обсуждение моих действий и вообще меня, это мучительно. Лучше бы я этого совсем ничего не затевал и не слышал, был бы спокоен, а так хожу всё время расстроенный и ничего не хочется делать, ужас. Скоро я перестал прислушиваться к "писку" моих подписчиков и мне это понравилось, т. к. я почувствовал, как они от этого нервничают и беспокоятся. Я почувствовал власть. И считаю сейчас, что это абсолютная утопия надеяться, что правители когда-н. будут прислушиваться к философам.

4.10.02 04:57

У меня в семье все работают кроме меня. Сестра устроилась юристом в какую-то контору по недвижимости, один я – нахлебник и радикальный лентяй. Но хорошо-то как! Целый день никого дома нет, как это хорошо.

Я вот всё думаю над словами матери о том, что, если я рассчитываю так всю жизнь с книжками и с компьютером просидеть, то я глубоко заблуждаюсь, что у меня это не получится. Она часто так говорит, заглядывая в мою комнату. Мы в семье уже привыкли к ней и специально стараемся сделать так, чтобы она не думала, что кому-то из нас хорошо, потому что ей-то от этого становится очень плохо.

На самом деле, дело не в том, что я кому-то в тягость. Мне кажется, что тут, всё-таки, присутствует что-то из области садизма. Есть потребность такая у человека, чтобы хоть кто-то от него зависел. Помню, когда я был маленький, в нашем городском парке, куда меня часто водили родители, была моя любимая карусель. В виде разных животных, на которых нужно было залезать. И билетёром на этой карусели работал старик, я его ненавидел вот за что. Он всегда задерживал нас, детей, не пускал за ограду, тогда как на соседних каруселях тётя пускала. Это было так здорово – стоять за оградой и с завистью смотреть на других детишек, которые, счастливые, проносились мимо и, смотря на тебя свысока, были горды этим и всё это было здорово. Но мерзкий старик специально не давал нам, хотя это было совершенно безопасно и неизлишне. Потом он рассаживал каждого ребёнка на карусели по очереди и не давал, чтобы кто-то сам выбирал себе животное и сам залезал на него. Мы же очень боялись дедушку и были так взволнованы, что не могли вымолвить и слова против, мы были дети, а он был взрослый. Это так портило всё, я часто вспоминаю теперь, когда брожу в этом парке, того дедушку, которого уже наверняка нет в живых. И мне становится немного грустно.

У этого человека была потребность властвовать и единственное место на планете, где бы он мог его удовлетворить, была детская карусель. Вот так. Кстати, у Чехова есть рассказ «Унтер Пришебеев» – тоже о таких же людях. В своём детстве я всегда боялся взрослых и не мог понять, зачем им я, зачем они меня растят, держат рядом с собой.

Говорят, я в детстве говорил «не в том деле́».

«– Это ненормальность устройства нашей семьи, – горячо заговорил Чехов.

Он повернулся и стал ходить по комнате.

– Если бы я женился, – задумчиво заговорил Чехов, – я бы предложил жене... Вообразите, я бы предложил ей не жить вместе. Чтобы не было ни халатов, ни этой российской распущенности... и возмутительной бесцеремонности».

(Из воспоминаний Л.А. Авиловой о А.П. Чехове)

4.10.02

Вчера как всегда сидели с сестрой на кухне, разговаривали. Осталось вино и торт – обмывали её первую зарплату. Я спрашивал, нравится ли ей её новая работа и вообще. Она была не весела, вялая и уставшая, отвечала с неохотой. «Ничего особенного, обычная работа, – говорила она, ковыряя чайной ложкой в вареньице. – Сегодня составляли договор... Перебирать бумажки... если б платили больше...»

Сейчас утро, все уже ушли на работу, кроме сестры. Я пошёл посидеть на кухне в позе лотоса, чтобы не заснуть (не спал всю ночь). Сестра умоляла меня не свистеть в квартире; она то и дело быстрыми шагами ходила туда и сюда по коридору, распространяя запах своей косметики. У неё вообще очень много времени занимает подготовка к уходу куда-либо. Потом я слышу из её комнаты звук встряхиваемой фарфоровой копилки в виде королевского дога, это значит сестра бедствует и сейчас зайдёт ко мне попросить денег. Сегодня ещё выпал первый снег. Я подумал, что и я не знаю, что мне надеть из тёплой одежды. Я всё ещё маленький мальчик, о котором забыли, и никто не думает заботиться. Слышу звук захлопывающейся двери. Я медленно встаю, засунув руки в трусы из-за холода, захожу в зал. От недосыпания руки мои сильно трясутся, и сердце стучит с перебоями. На кресле спит наш оцелот, Тимонин. Смотрю в окно – мы живём на втором этаже. Необычный вид: крыши автомобильных кузовов в снегу и непривычно светло. Сестра спешит по двору бодрой, немного покачивающейся походкой. Мне становится нестерпимо грустно от всего этого.

4.10.02

Сегодня, когда шёл учиться, проходил мимо торгового киоска. Хорошо одетый мужчина, с красивым и добрым лицом, смешно просунулся в окошко ларька и до меня донеслись отрывки слов: мамзель... папиросочки... знаете ли... будьте так добры.

Я улыбнулся про себя. Это похоже на неожиданный звонок незнакомой девушки, которая хотела бы с тобой познакомиться и вот, наконец, решилась позвонить.

Я уже стою на остановке, какая-то авария на линии, трамваи не ходят, я присаживаюсь на скамеечку автобусной остановки и вижу: всё тот же мужчина. Ему лет 40, может, чуть больше. Я вижу, как он задумчиво смотрит на лужу и глубоко затягивается сигаретой. Потом как бы приходит в себя, делает резкое порывистое движение, оглядывается по сторонам, находит взглядом мусорный контейнер, идёт к нему, незаметно вынимает из кармана своей кожаной куртки пачку купленных тогда при мне дорогих сигарет и выбрасывает её туда вместе с недокуренной сигаретой. Подъезжает автобус и он, не смотря на номер маршрута, быстро впрыгивает в него, двери за ним закрываются. «Старый романтик», – думаю я и продолжаю своё любимое занятие – заглядывать в сосредоточенные лица водителей проезжающих мимо автомобилей. Но всё-таки: такие добрые глаза у романтика...

4.10.02

Единственное, чего я хочу в этом мире – это чтобы люди не были так похожи друг на друга. Чтобы люди были максимально разнообразнее. Я даже знаю, что для этого нужно делать.

5.10.02

Писать стихи кому-то по почте или по интернету сродни разговору с глупым человеком: и там и там твои слова уходят в небытие...

Ночь с 5 на 6 октября 2002 г.

Приехал к ней. Мы с ней почему-то совсем не можем общаться по телефону. Только в интернете, где, кстати, мы с ней и познакомились. Она намного старше меня. Очень интересная девушка. Красивая, с добрыми глазами. Чего только она не знает, чем только не увлекалась. У ней в комнате так уютно. Была ночь, много часов. Пили пиво. Она не хотела курить при мне, смешная. Дала мне фильмов. У неё есть крыс, который спит в подвешенном к потолку клетке-капюшоне и ест вьетнамскую лапшу быстрого приготовления в незаваренном виде. Этот грызун один раз, когда хозяйки не было дома, отгрыз самые нужные резиновые кнопочки на пульте управления от телевизора. Называла меня своим малышом, мне кажется, она в меня немножко влюблена. Может, в этом виноват мой сайт, на котором она много чего обо мне узнала, прежде чем увидеть меня вживую. Рассказывала про свои туристические походы, про магию, про психологию и своих знакомых мужчин. Я уговаривал её уезжать из дрянного города, она смеялась, целуя меня. Как бы не были различны наши с ней взгляды на жизнь, чем больше я узнавал о ней, тем она мне становилась дороже. Обнимая меня, она говорила, что мы так похожи, что ей кажется, что она обнимается сама с собой и что это очень необычно. Раньше была панком, кажется: рваные джинсы, рюкзачки, вечные наушники, длинные волосы... О самых что ни на есть важных вещах она толковала с несколько пренебрежительным тоном, как говорят гениальные творцы о своих вещах: «Да так, романишку или книженцию ещё одну накатал». Я тоже такой.

Крыса декоративна, выведена искусственным способом, такие долго не живут. И в тот день, когда твой зверёк умрёт, ты будешь грустная-грустная.

7.10.02

Мне пришло письмо, мне пришло письмо!

За последние 3 года я ни разу не получал бумажных писем с почтовыми штемпелями и всё такое... Я был преприятнейшим образом удивлён, кто бы это мог быть, – думалось мне. Не без некоторой сакральности вскрываю конверт и начинаю читать одну из извлеченных оттуда бумаг: «Уважаемый налогоплательщик, уведомляем вас о постановке на учёт и включении Ваших персональных данных в Единый государственный реестр налогоплательщиков...»

8.10.02

Неотложных и срочных дел целый ворох. Ни на что не хватает времени. Вот её предложение погулять в городском саду, попинать листья.

Это так старомодно, так размеренно... В какие допотопные времена время текло не спеша, а сейчас заботы, тревоги. Ведь настоящая жизнь – это вот так идти по лесу по осенним листьям, разговаривая с дорогим человеком, даже просто с человеком. Притормози, притормози...

Идёт серьёзная лекция. Слышно даже шуршание ручек по тетрадям. Лекционный зал, 2-й этаж. Во всём Институте права БашГУ идёт ремонт. Из окна видны строительные леса, на которых стоят двое рабочих. Немного поодаль на голой ветке дерева зацепилась алая ленточка, завязанная бантиком, видимо, от чьего-то подарка. Рабочие, кажется, штукатурят. У обоих явная южная внешность. Один уже поседел, другой же – довольно молод. Вот пожилой узбек положил свой инструмент на доски, закурил. Я перевожу взгляд поверх голов пишущего зала, и вижу, что одна голова не пишет. Это девушка, она о чём-то задумалась, глядя в окно. Я останавливаюсь на ней, и замечаю, как её глаза невольно скользнули в соседнее окно, где сидит курящий. Сидящий тоже любопытно начинает оглядывать студентов. Их глаза встречаются. Они некоторое время смотрят друг на друга, потом он как-то торопливо вдруг улыбается и тут же подмигивает ей. Девушка тоже как-то неловко улыбается, осторожно убирает свой взгляд с него, так же осторожно оглядывает своих соседей. Потом она снова, возвращаясь к нему, взглядом зацепляет фигуру лектора и в эту же секунду лектор перестаёт говорить. Она понимает, что он всё видел, когда диктовал предложение. Профессор продолжает молчать, опустив глаза в свои бумаги. По рядам проносится шелест выпрямляющихся туловищ. Когда, через некоторое время, ей опять удаётся посмотреть в окно, там уже никого нет. Она не может сдержать улыбки, думая о смешной шапочке, как у лыжников, и рваном свитере рабочего.

Женщина ловит спешащего куда-то молодого парня-консультанта и просит подсказать, чем лучше закрепить, может быть, приклеить? Он, усмехнувшись, отвечает ей, что нужно сверлить стену, так будет надежнее. Она растерянно говорит, что не может сверлить. «Так попросите кого-нибудь!» – и убегает дальше. Женщина растерянно смотрит на стену с разными шурупчиками и саморезиками в пакетиках и грустно начинает думать, кого бы можно было, в самом деле, попросить...

 (Лексика, синтаксис и орфография авторские).

 Продолжение следует…