Приоткрою жизнь свою. Часть семнадцатая

А коммунистический Китай вообще маяк – разумно соединив учение о социализме с рынком, показывает, как из отсталой страны удаётся за довольно короткий срок войти в ряд ведущих держав мира.

Мы часто по телефону с Сан Санычем (к сожалению, стали редко видеться) обмениваемся новостями, своими комментариями по ним, нередко расходимся и спорим, спорим до хрипоты и сухости во рту. Порой эмоции так захлёстывают, что разговор принимает непозволительный тон нравоучений и принимает оскорбительную форму. Недовольные разговором, на высоких нотах прерываем связь. Несколько дней перевариваем случившееся и оба приходим к заключению, что растоптать многолетнюю дружбу так, походя, – глупо. Вот главное, на мой взгляд, в чём расходимся:

1. Роль И. Сталина. Великие заслуги его общеизвестны, но и ошибки весьма трагичны. Слишком много жертв понесла страна из-за его культа личности, стиля единоличного диктаторского правления. В мирное время (голодоморы, массовые репрессии – почти полностью истребил командный состав Красной Армии). В годы войны (поверил Гитлеру и неправильно оценил добытые кровью донесения наших разведчиков касательно даты нападения Германии; массовые потери войск в начале войны из-за нехватки опытного командного состава; затем потери под Харьковом, Киевом, Ржевом). Сан Саныч, как и некоторые известные политические эксперты, нашёл оправдательные аргументы массовым репрессиям. Нет, друг, столь многочисленное количество врагов в стране быть не могло. Я назвать Иосифа Виссарионовича Великим не могу, память о погибших предках не даёт. Хотя Александр может быть всё-таки и здесь прав. Особо патриотичные граждане уверены – «победителей не судят». Зачем копаться и пытаться определить цену побед, зачем очернять победы и подсчитывать жертвы, они хорошо знают, «когда лес рубят, щепки летят». Но для меня и моих детей – отец и дед, как и другие невинные люди, не щепки.
2. Сан Саныч не признаёт запущенный Сталиным геноцид российских немцев, особенно в 1942 – 1943 гг., когда он реализовывался в открытой форме. И ныне он будто не замечает исчезновение некогда, хотя и малого, но (из них) наиболее многочисленного народа – РН. Моя жизнь рельефно показывает этот процесс.
3. Не всё однозначно воспринимаем и в работе настоящей власти.

Но не это тема основного изложения, так что возвращаюсь в свою колею.

Несколько предваряя последующее повествование, хочу изложить некие свои новые наблюдения. Они личные и скорее всего весьма субъективные. Я уже выше отмечал, что летние каникулы во время учёбы в техникуме, как правило, проводил с сокурсниками в различных районах Башкирии на сельхоз. работах и общался не только с товарищами, но и местными жителями. И вынес впечатление, что башкирское население открытые, бесхитростные, доброжелательные люди, но зачастую некоторые выбившиеся во властные структуры проявляли впоследствии к окружающим чрезмерное высокомерие. Оказавшись в Чечено-Ингушской республике (в те времена эти два народа жили в одной республике). А впоследствии на службе пришлось общаться и с представителями других народов СССР.

С самых первых дней службы обратил внимание, что старшины, под непосредственное командование и обслуживание которых мы сразу попали, были в основном выходцами с Украины. Их рвение иногда походило на выслуживание. Я стал понимать расхожую в народе поговорку: хохол без лычки, что справка без печати. Лычка это самое низкое воинское звание, помеченное на погонах узкой поперечной полоской: для солдата – ефрейтор, для моряка – старший матрос. Впрочем, сказанное не относилось к выходцам из западных областей, оттуда ребята отличались конфликтностью. У выходцев с Кавказа и Средней Азии была заметна повышенная склонность к нарушениям дисциплины. А вот прибалтийские парни излучали одни симпатии. Высокие стройные, развитые, спокойные и дисциплинированные ребята. Но слегка настораживала их аполитичность, например, среди наших сослуживцев, комсомольцев не было. На моё предложение, как комсорга, вступить в организацию вежливо отнекивались.

По окончании учебного отряда нас почти всех в июне 1960 года отправили, за исключением небольшой группы, поездом из Таллина на Северный флот. Так что узнать, каково лето в Эстонии, не привелось. Не привелось пообщаться и с коренным населением. А осень пережил – много сырости и холодных, пронизывающих всё тело, ветров; зима – мягкая, многоснежная, но тоже с достаточно частыми буранами. Ну а о весенней поре сохранилось самое приятное воспоминание: яркое ласковое солнце, изумрудная зелень леса, разнотравье полей и море ландышей.

О столице Эстонии – Таллине (Ревеле) сохранилось малое, но яркое воспоминание, лишь раз нам во главе с командиром взвода устроили на целый день экскурсию в город. Город меня просто очаровал своей древней европейской готической архитектурой, своими узкими каменными улочками, где с трудом могли разъехаться тевтонские рыцари в доспехах, средневековыми домами купеческих гильдий с остроконечными крышами, многочисленными храмами. Особенно привлекли внимание Ратушная площадь с высокой Ратушной башней, круглой формы оборонительная башня «Старая Маргарита», самая старая в Европе аптека и, конечно же, с высоченной башней величественная церковь Овелисте. Гуляя по узким тихим улочкам города, будто слышал лошадиное ржание, топот копыт и звон рыцарских доспехов. Эстония со столицей Ревель, как и другие прибалтийские страны, была присоединена к Российской империи после Северной войны 1700 – 1721 гг. По договору с РСФСР, Эстония в 1918 году провозгласила независимость и вышла из состава советской России, а Ревель с 1919 года стал называться Таллином. В состав СССР Эстония, вновь ставшая в июле 1940 года советской, добровольно вернулась 6 августа 1940.

До этой познавательной экскурсии, как было: привезут, отвезут – ну, что тут увидишь и узнаешь. Даже участие в параде мало что дало: промаршировал строевым шагом по центральной площади, да боковым взглядом смотрел на правительственные здания и всё, садись в электричку, езжай в Палдиски.

СЕВЕРНЫЙ ФЛОТ. ЛЕДОВЫЙ ПОХОД

Итак, отправились на Север, по пути сделали пересадку в Ленинграде. Здесь впервые, шагая в маршевой колонне от Финского вокзала до Ладожского, вдоль реки Мойки, любовался прекрасной архитектурой самого красивого города страны, вздохнул его особенный воздух. Вновь, нарушая последовательность изложения, хочу сразу здесь отметить, что впоследствии посчастливилось не раз бывать по командировочным делам в славной северной столице России, поближе познакомиться с её историей, посетить театры, музеи. А однажды даже вместе с Тамарой провели весь отпуск во время белых ночей, поселившись недалеко от ленинского шалаша, где Ленин скрывался от ареста в 1917 году. Романтическим оказался тогда отпуск.

Но далее о пути на Север. С Ладожского вокзала последовали в Мурманск на Северный флот, в североморский экипаж. Он мало чем отличался от таллинского и владивостокского, с которым познакомился под конец службы. В северном экипаже недолго отлёживался. Сюда ежедневно с утра до вечера приходили так называемые «покупатели» и выкрикивали фамилии новобранцев – «салаг» – для их построения и сопровождения к месту дальнейшей службы, на тот или иной корабль. Вскоре наступил и мой черёд, в казарму вошёл гвардейский старшина с щегольскими усиками, в бескозырке набекрень, на ленточке которой золотыми буквами красовалась надпись – «Тихоокеанский флот» – и выкрикнул мою странную фамилию. Старшину с океана, конечно, немедленно окружили ребята и закидали просьбой – «а можно и меня». «Ну, нет, парни, нужен только один». Ещё бы, ведь это так заманчиво: в североморском экипаже получить путёвку аж на Тихий океан. Разве это не везение? Таким образом, мне единственному из сотен курсантов, ожидавших свою дальнейшую воинскую судьбу, выпал жребий отправиться на Тихоокеанский флот.

В том году на севере формировалась мощная эскадра из новых кораблей, спущенных на воду на судоверфях г. Ленинграда и г. Николаева, что у Чёрного моря на Украине для Тихоокеанского флота. Ставилась задача за летнюю навигацию 1960 года северным арктическим путём корабли доставить по назначению. Ещё никогда ранее столь крупной экспедиции не приходилось за одну навигацию совершить арктический переход. Важность задания обозначалась самим названием – «Экспедиция особого назначения». Командовал экспедицией контр-адмирал с красивой фамилией – как у моей подружки, ставшей впоследствии женой – Балякин. К выполнению задачи привлекли весь существовавший в то время на Севере ледокольный флот во главе с недавно спущенным на воду, первым в мире атомным ледоколом «Ленин» – гордостью советского судостроения.

В отряд кораблей было включено и транспортное судно «Бурея», где мне предстояло далее служить. Но сполна понял, какая улыбнулась удача, только когда вошёл в каюту и указали место, где следует устраиваться и с какими ребятами меня связала судьба. После сурового спартанского казарменного быта эстонской школы, жизни на гражданке в бараках и общежитии в Чечне, поселиться в комфортабельной каюте океанского транспорта на три персоны, пусть даже и отечественной постройки – это же просто сказка. Да и сослуживцы по каюте оказались очень дружелюбными ребятами: оба электрики с гражданки, профессионалы, славные русские парни.

«Бурея» был транспорт среднего водоизмещения, по своей конструкции не имел ограничений по акватории плавания. Корабль построили на украинской судостроительной верфи в городе Николаеве как гражданское транспортное океанское судно. Оно стало военным только на период арктического перехода. После его завершения корабль спустил военный флаг и вернулся в свой гражданский статус. Отсюда и бытовая комфортабельность. Экипаж корабля сформировали из моряков, включая командира, с военных судов Камчатской флотилии.

"Бурея" стояла недалеко от Североморска, в бухте Тюва-губа. Город Североморск очень сильно напоминал мне излюбленное место прогулок нашей черниковской молодёжи, улицу Первомайскую. Время года было летнее на крайнем севере, солнце светило сутками. Эскадра готовилась к арктическому переходу северным путём по Ледовитому океану для пополнения новыми судами «Тихоокеанского флота». Готовились очень серьёзно.

Продолжение следует…