Вадим Леванов: одинокий русский драматург. Часть вторая

Наступило лето. Всё это время мы практически не расставались – все наши скромные средства уходили на междугородние звонки. Не имея возможности видеться и сходя с ума от тоски, мы ежедневно говорили по нескольку часов – и не могли наговориться, насытиться, надышаться друг другом.

В июне произошло знаменательное событие для Вадика – его как молодого драматурга с пьесой «Парк имени Горького» пригласили в качестве участника на семинар драматургов «Авторская сцена», который проводился в родовом имении Александра Николаевича Островского Щелыково (музей-заповедник), что под Костромой. У «Авторской сцены» богатая история. Она начиналась в 1988 году в Щелыково в сотрудничестве Союза театральных деятелей с американским Театральным центром Ю. О’Нила, затем продолжилась в знаменитой Тарусе, старинном Боровске и т.д. Семинар преследовал две цели: первая – профессиональная помощь драматургам (для кого-то из них это была первая встреча с театром в качестве автора), вторая – привлечение внимания широкого круга театральной общественности к новым авторам и пьесам и помощь современному отечественному драматургу.

Вадим загорелся мечтой поехать на семинар вместе со мной. Он лихорадочно искал возможность осуществить задуманное – и ему это удалось. Было принято решение: поскольку Вадим инвалид, ему разрешалось ехать на семинар с помощником – что-то вроде сиделки или медсестры. И Вадим включил мои данные в анкету. Мы с ним долго совещались и остановились на том, что я поеду инкогнито. То есть на этом семинаре я была просто «девушка Вадима Леванова» – информацию о том, что я тоже студентка Литинститута, поэт и творческий человек, мы на всякий случай утаили ото всех.

В чём суть этого семинара? Центр Юджина О’Нила в США, основанный Джорджем Уайтом, открыт миру, сотрудничает со многими странами, в том числе и с Россией, являясь родным домом для драматургов, композиторов, поэтов, артистов, критиков, студентов. В Щелыково за две недели параллельно ставили несколько пьес молодых драматургов со всей страны, для чего туда были приглашены московские театральные актёры и режиссёры. Затем разученные и отрепетированные пьесы открыто показывали прямо на натуре среди живописной щелыковской природы. Помимо этого, участникам и гостям предоставлялись уникальные экскурсии по этим красивейшим местам. Незабываемые моменты! Вот именно о таких вещах Вадим любил с улыбкой говорить: «Будет о чём вспомнить на свалке…»

Не было бы ни малейшим преувеличением сказать, что Вадик стал неоспоримым лидером семинара, звездой его и открытием. Конечно, его пьеса выглядела на особицу. Она была живой, страстной, глубокой, ироничной, мудрой. Актёры учили роли на большом подъёме, все нюансы пьесы жарко обсуждались, вопросы, замечания и восторги тут же высказывались автору – для драматурга это, конечно, необыкновенно полезная и познавательная школа работы над собственной пьесой в процессе её постановки, где можно было всё время что-то улучшать и переписывать, если вдруг становилось понятно, что сцены «не работают» или монологи звучат натянуто-искусственно. Сразу оговорюсь, что Вадиму не пришлось ничего менять – вся пьеса была безоговорочно принята на ура и актёрской труппой, и постановщиком пьесы – известным театральным и кинорежиссёром Петром Кротенко.

Эти две недели были, наверное, самыми счастливыми в жизни. Дивная красота российских пейзажей, ежедневные интереснейшие репетиции, «внеуставные» отношения с актёрами и драматургами окрыляли душу и поднимали её на неведомую доселе высоту. К Вадиму и ко мне относились трепетно: к нему – с невероятным уважением и пиететом как к несомненному таланту, ко мне – с нежностью и любовью как к милой 28-летней женщине, которая плавно и гармонично вписалась в творческие будни участников семинара. И когда наступил мой день рождения, вся творческая группа подготовила мне сюрприз с подарками и шумным поздравлением. Более того, на чтениях в том году присутствовал сам Джордж Уайт. Услышав, что я именинница, он подошёл ко мне и через переводчика поздравил с моим маленьким событием, подарив мне эксклюзивную позолоченную закладку для книг авторской работы. Она по сей день хранится у меня в картонной коробке с дорогими сердцу вещами и письмами.

Но так получилось, что именно этот сумасшедший праздник любви и счастья, творчества и надежд стал поворотной точкой в наших отношениях. Если сказать коротко, то наша «любовная лодка разбилась о быт». Первой – и в большей степени! – невозможность нам быть вместе осознала я. Мы были с Вадиком в те годы слишком слабы физически, слишком беззащитны в этом прагматичном мире и не смогли бы оказать друг другу ни материальной поддержки, ни должной помощи. Оба мы были весьма стеснёнными в средствах, у обоих остро стоял «квартирный вопрос», к тому же мы оба были очень ярко выраженными личностями, со своими творческими амбициями и большими устремлениями, что на бытовом уровне совместить практически невозможно. Через полгода я предложила расстаться. Решение далось нелегко, но я была тверда.

Вадим принял мои слова тяжело. Однако по прошествии времени понял меня, простил и отпустил. Мы остались друзьями, духовно близкими до самого его ухода.

О нашем расставании он написал позже четыре горьких строчки:

* * *

Впереди были ещё несколько лет учёбы в институте, встреч, общения, годы переписки и многочасовых телефонных разговоров. Когда, получив дипломы, мы все разъезжались по домам в июле 98-го года, мы с Вадиком осознали всю трагичность происходящего. Мы поняли, что больше не увидимся НИКОГДА. Слишком далеко друг от друга мы жили, слишком сложны были для него любые переезды, слишком увязла я в своих не очень удачных семейных отношениях. Все эти годы он звал меня, мечтал о встрече, писал чудесные, мудрые, сложные, бесконечно талантливые письма. То он надеялся, что я смогу приехать на Грушинский фестиваль – и мы наконец встретимся, то придумывал театральные чтения, куда можно было бы пригласить меня в качестве члена жюри, то искал возможности издать совместную книгу. Всем этим планам не суждено было сбыться.

Все годы нашего знакомства мы активно обменивались письмами. Письма – это особая отдушина для писателей, и надо сказать, что левановские письма умны и хороши так же, как и его проза. Они полны иронии и свежести, метафоричны и умны, неординарны, глубоки и невероятно самобытны. Заканчивать их он любил так: «Одинокий русский драматург (и вообще – писатель) ЛеваноВадим».

Как-то в одном из больших писем он написал мне: «Хорошо, что ты была в моей жизни, спасибо, что ты вообще есть! Теперь я точно знаю и верю в это: мы – что бы там ни случалось в наших частных жизнях – не потеряемся, не забудем друг друга. И будем помогать друг другу жить дальше! И Бог даст – обязательно увидимся…»