Я – графоман! Графоман – я!

На мониторе компьютера тут же выстраивались рядком «оловянные солдатики» – буквы, что маршем шагали слева направо. Что поделаешь – их дело правое! Что-то из себя представлять, типа «датского королевства», некоторого царство, некоторого государства… А там историю рассказать, да сказку приврать. Пегас же, он такой: то вдохновляет, то издевается надо мною, над графоманом. Строчу теперь как… умалишенный, и успокоиться нет желания и сил.

А что? Я и есть тот самый графоман, которых пруд пруди. И расстрелять подобных мне – не жалко! Ишь загадили совсем литературку, которая вроде есть сейчас, а вроде и нет. И волю им, борзописцам, дали: издают теперь свои книжки пачками. И в книжных магазинах, библиотеках их «труды» обличьем своим мозолят глаза. И настолько их невероятно много (меня), что имя им – легион, наверное! Бедные Пушкин, Чехов, Карамзин, Тургенев и прочие классики вынуждены потесниться, ибо натиск щелкопёров настолько агрессивен и скор, что тем и деваться некуда. Так, в тенёчек, в уголочек… в чуланчик.

На самом деле, если призадуматься вширь и глубину, – а кто такие есть графоманы? Наличествуют ли они вообще в природе? Может обычная наигранная мистификация. И унификация, доведённая до простой числительной системы: либо графоман, либо талант. В целом, если идти от самого слова, его суховатого звучания, то он больше тянет на обычное бранное выражение. Ничто так сильно не оскорбляет писателя, поэта, если вдруг его кто-то называет-обзывает графоманом. «Уж лучше бы козлом назвали» – как-то отшутился один из пишущих.

Если обратиться за помощью к историческим сведениям… а я обожаю заглядывать куда-нибудь туда, то выяснится, что буквально в позапрошлом веке значение слова «графомания» имело совсем иной оттенок. Да, почти всех писателей так называли с ласкающими нотками в звучании. И потом, истинный творец не может не писать без маниакальной страсти, иначе писательство превратиться в адские муки. Отсюда, врут психологи, гонят свою научную пургу, якобы один из явных признаков болезни графомании – это постоянная нужда строчить и строчить буковки. Лев Толстой и вовсе обожал это словечко, посему часто так себя называл. А что?.. Оттого, что он гнал «объём»? Многие писатели гнали и гонят этот самый пресловутый «объём». Станочники ещё те! К этому списку, без обиняков, можно причислить моего обожаемого Фёдора Михайловича Достоевского, Александра Солженицына, Александра Дюма, Айзека Азимова… А уж Дарье Донцовой сам Бог велел стать графоманкой в любом значении этого слова. Да мало ли кого ещё – их целые полки.

Однако же и бездарей, бумагомарателей, хватало, творивших чёрт знает что. В пушкинские времена был известен такой типчик как Дмитрий Иванович Хвостов. В истории русской литературы граф Хвостов приобрёл репутацию бездарнейшего поэта, убеждённого в собственном великом таланте. Между тем А.В. Западов (советский литературовед) отмечал, что написанные в конце XVIII века пьесы и стихи Хвостова «стоят вполне на уровне тогдашней литературы». И Виктор Евстафиевич Колоссовский. Он же – Виктор Колоссовский-Пушкин, он же – Виктор Пушкин. Русский поэт, живший в Болгарии, имевший устойчивую репутацию графомана, худшего поэта русской эмиграции и «абсолютного гения „с другой стороны“» (В.Ф. Ходасевич). Именовал себя перевоплощением Александра Сергеевича Пушкина. Психически вполне нормальный человек, однако, что называется, «с чудинкой». И такие легли в память человеческую, хотя они, казалось бы, должны кануть в лету.

И что любопытно, Кир Булычёв (Игорь Можейко), к примеру, по образованию историк-востоковед, доктор исторических наук хотел, чтобы его больше ценили как учёного, а не как писателя-фантаста. Ибо свою фантастическую писанину считал чистой воды графоманией.

Мал писака, но дорог!

Не могу согласиться (и не хочу) с утверждением, что якобы современная литература по большому счёту запружена всякими мелкими рыбёшками: гуппиями, пецилиями, меценосцами, мраморными гурами. Попросту говоря, бездарностью. И Интернет им в помощь, вроде как. Но простите, все, кто только начинает свою литературную тернистую стезю, как правило, лишены какого-либо «видимого» таланта». Их старт начинается с чистого листа. Техника – слаба, как первый полёт птенца. Сюжеты в первых произведениях страдают «ляпами», нестыковками. Их поэзия «гремит» больше про солнышко, зелёную травку и… о, родной край! Словарный запас почти близок к словарному запасу племени Мумба-Юмба. И прочие нехорошие нарушения в родном языке. И большинство состоявшихся литераторов почему-то торопится эту младую поросль «скосить» и как можно скорее, как сорняковую грязь. А нет бы устроить им, начинающим писателям и поэтам, мастер-классы, научить уму-разуму, присоветовать что-то дельное. А не жужжать сразу этим непотребным словечком, которое у всех в языцех. В прошествии времени недаровитые всё равно поймут, уразумеют, что это не их тропа, и нечего её пачкать своими пропечатанными мыслями. А уж с задатками «юнцы» всю жизнь будут постигать науку свободного творчества, и обязательно чему-нибудь и как-нибудь научатся – поди, не брёвна. Разумеется, случаются клинические случаи, когда он «гений с пелёнок». Вернее, он себя таковым считает и кричит об этом на каждом углу. Он не хочет и слышать в свой адрес уничтожительную критику, критику объективную – ни под каким соусом. В обществе себе подобных он – гений, чувствует себя как рыба в морозильнике. Но таких ингредиентов сложно найти. Я не встречал! А вы? Редкий вид, который, к моему всеобщему удивлению, в «Красную книгу» не внесли.

А подождите, а разве нынешние, тутошние состоявшиеся писатели и поэты «приятно» переносят на свой счёт обструкцию мыслей других творческих деятелей, оппонентов? Ведь тоже встают в позу, если вдруг кто-то их… а этот кто-то да пониже рангом будет, начнёт покалывать их немножко… хотя бы безобидным зонтиком. Ага! Чувствуется тождественность.

Огласите весь список, пожалуйста!

Психологи вывели цельную формулу, как более точно определить, что перед тобою именно графоман, бумагомаратель, борзописец:

После прочтения списка сразу чешу затылок. Пытаюсь сообразить нечто умное, недвусмысленное для себя самого. Что ж, участи графомана точно не избежал. Виновен я в графомании, как пить дать. Симптомы видны невооруженным глазом. Прошу назначить мне соответствующие лекарства. А со мною за компанию также не мешает принять горстку пилюлей: Валентину Катаеву, использовавшему знаменитую строчку «Белеет парус одинокий»; Велимиру Хлебникову за целый букет новых слов, а впрочем, и другим литературным деятелям, что насочинили и напридумывали с десяток неологизмов; за «простые диалоги» не мешает выпить ведро микстуры Чарльзу Буковски, Кафке, Ремарку, Хемингуэю, Антону Чехову, Сергею Довлатову и многим-многим, что не любили утяжелять свои диалоги, сдвигая их более к житейской реальности. Ну, про мат и ругательства вообще детский сад. Если автор хочет использовать нецензурную лексику, он будет её использовать в любом случае, никого не стесняясь. Юз Алешковский, Сергей Есенин (ну, с ним всё понятно), Венедикт Ерофеев, Александр Афанасьев с его «Заветными сказками». И кто-то ещё… У Андрея Платонова имеются персонажи, что разговаривают ртом – а, значит синенькая, красненькая таблеточка ему обеспечена. Джеймсу Джойсу за отсутствие логики в «Улиссе» светит стационарное лечение. А уж ошибки грамматические и прочие языковые несуразности, то прошу позвать Николая Гоголя, Ганса Христиана Андерсена, Владимира Маяковского, Агату Кристи, Эрнеста Хемингуэя. И Александра Пушкина, создателя современного русского языка.

И как бы получается, куда ни кинь – всюду клин, то есть графоман. От дерзостной вольности даже страшно становится. Уф-ф! Между прочим, и сейчас чересчур деятельные люди обвиняют в графомании, шельмуют труды Иосифа Бродского, Бориса Пастернака, Сергея Есенина, Владимира Маяковского. Из современников – Игоря Губермана. Ощущение будто у таких прытких людей шило в одном месте, играются нелюбимыми классиками, как жонглёр играется горящими факелами в цирке.

Один из важных критериев, чтоб не слыть борзописцем, это постоянная амплитуда роста. Писатель начинающий вынужден всегда расти творчески, иначе «стоячие воды» его превратят в графомана в глазах читателя. И писатель, вкусивший славу, тоже не должен брезговать наукой, иначе творческие кризисы, что неизбежны, увеличатся в размерах. Казалось бы, утверждение верно, но всю жизнь развиваться: учишься и пишешь, пишешь и учишься – звучит малость «толстовато». Рост в начале пути логичен, но когда автор добирается до своей верхней планки, то он уже продолжает потоком штамповать свои произведения. Но что не есть обязательно скверно, плохо. Вспоминается сэр Артур Конан Дойл с его огромной серией о Шерлоке Холмсе. Или Жюль Верн с приключенческими романами и повестями. Валентин Пикуль, превративший историю России в увлекательное чтиво. И список можно продолжать без конца. Они дошли до своего «золотого стандарта», за который их обожают читатели. И шаг влево, вправо, возможно, грозил бы им частичным угасанием популярности.

У Конана Дойля есть, к примеру, историческая дилогия – «Сэр Найджел» и «Белый отряд», которая не очень известна в наше время, хотя в викторианскую эпоху дилогия имела должный успех. Всё-таки английский писатель больше автор детективных рассказов, а остальное, наверное, не трогает, не щиплет глаз от радости чтения. Его историко-рыцарскую дилогию я читал в свои юные годы – не впечатлила. Казалось бы, это небольшой виток в другую сторону литературного развития, а нет. Спасибо, но не цепляет! И его вечный «Шерлок Холмс» можно сказать, что сделал его графоманом, а можно и не сказать. Возможно, и вовсе звучит как святотатство. Жюль Верн «исколесил» весь мир, сидя за письменным столом, но выдал в должной мере исключительные шедевры для юных читателей.

А взять Владимира Набокова, у которого одно произведение не похоже на другое. Можно без стеснений утверждать, что писатель страдал неистребимым желанием совершенствовать свой стиль, где каждую свою строчку выкручивал так, что литеры стонали. Пожалуйста, обратный эффект! Растёшь всю жизнь – превосходно! Не растёшь, а укрепляешь, «облуживаешь» уже состоявшийся литпроцесс – тоже молодца! И простите, где тут прячется графоман? В какую норку он забрался! Вилка с ложкой, получается, какая-то! И графоман, и не графоман одновременно. И при наличии у всякого автора простого текста – не есть грубое с буреломами непаханое поле, и потом его лучше воспринимает большинство читателей. И да, пусть это будут кухарки, литейщики, трубочисты, ямщики, но всё-таки читатели. Хотя и академик филологических наук не прочь полистать, скажем, книжку Дарьи Донцовой (графоманка, кажется) для выветривания лишних роящихся мыслей.

Графоман – выдумка самого графомана!

Отсюда вывод. Или не вывод? Но графомания, по сути, медицинский термин, где его и надлежит оставить. Графомана, если он на самом деле существует, несложно представить таким:

И всё-таки они не существуют! Имеется молодняк «с грудничком на шее»; им ещё листать и листать тонны текстов: своих и чужих. Станочники со своим золотым стандартом: если уж они допрыгнули до двух метров в высоту, то чуда более не случится – выше уже не прыгнуть. Природа умеет сдерживать человеческие порывы. И толпа исписавшихся трудяг, а их особенно жалко. Их лучшие годы позади, но при этом стараются доказать и показать, что их искусство созидания ещё «стоит». Когорта лентяев, пишущих всю жизнь одну страницу рассказа. Ни на тех, ни на других рука не поднимается навесить этот дрянной ярлык, который больше уродует, унижает и уничтожает творческого человека. И как я уже говорил ранее, слово графоман – скорее просто оскорбительное слово, которое часто применятся в кулуарах культуры и искусства, сходное с пинком в одно мягкое место.