Косяки Жюля Верна и можно ли их исправить? Окончание

Нет ничего удивительного в том, что когда англичане уже колонизовали Индию, на части ее территории продолжали существовать свои собственные завоеватели. Колумб уже высадился на Антильские острова, а государство ацтеков только в этот момент достигло пика своих завоеваний. Англо-саксонское государство короля Эдуарда-Исповедника пало под ударом норманнов буквально тут же после его самой ярчайшей победы.

И нет ничего удивительного, что владыка Пенджаба, прозорливый и дальновидный, реформировавший свою армию по европейскому образцу, отправил своего сына учиться в Европу. Несомненно, махараджа обладал баснословными богатствами. Очевидно, что после смерти отца у его сына в руках оказались огромные средства, позволившие ему осуществить свой грандиозный подводный проект (как мы знаем через сто с небольшим лет такой проект действительно осуществил земляк Ж. Верна Жак-Ив Кусто, который, кстати, тоже являлся наследником баснословного состояния).

Без всякого сомнения, предполагаемый сын махараджи сикхов, после его смерти в 1839 г. продолжил борьбу, но оказался предан своими же военачальниками, подкупленными англичанами. История завоевания Пенджаба включает в себя две англо-сикхские войны (1845–1846; 1848–49). С полной аннексией этого последнего независимого индийского государства, на п-ове Индостан полностью установилось английское колониальное владычество.

Следует признать, что Сайрус Смит преувеличил срок пребывания капитана Немо под водой, сказав своим товарищам о тридцати годах его добровольного изгнания. Речь идет всего лишь о двадцати годах, поскольку годом ухода Даккара на Наутилусе следует признать не 1838, а 1849 или 1850 г. Это вполне согласовывается со сведениями Ж. Верна из «20 тыс. лье…» о том, что с начала 50-х гг. Европу взбудоражило появление в океанах «железного кита». Весьма возможно, что к этому времени «капитан Немо-принц Дакар» уже находился в возрасте около 50 лет, что также согласуется с реальной исторической хронологией Пенджабского государства. Его предполагаемый отец родился в 1780 г., таким образом, наш герой был приблизительно ровесником Пушкина. Скорую смерть его единомышленников на «Наутилусе» следует объяснить тем, что, скорее всего команду составляли опережавшие его по возрасту наперсники, служившие еще его могущественному отцу.

Кроме того, передвижка даты ухода Даккара-Немо в океан с конца 30-х на конец 40-х гг, гораздо больше сообразуется с техническими реалиями той эпохи.

Мой товарищ Рустам Нуриев, имеющий высшее инженерное образование, с которым я поделился своими мыслями, все-таки подверг сомнению тезис о возможности существования полностью автономной подводной лодки на электрическом ходу в середине XIX столетия:

«Рустам:

Но вот мне как раз и нравится эта последняя оговорка Рустика про водородный двигатель. Допустим, что капитану Немо удалось его создать! Все-таки мы знаем, что в первую очередь Жюль Верн был писателем-фантастом, а не историческим автором. Притом, что он был фантастом, чья фантазия и удивительная прозорливость надолго перешагнули через реалии той эпохи, в которой ему довелось жить. За это мы его любим и читаем до сих пор. И, конечно, мы не будем вносить коррективы в его замечательные романы. Его промахи с датами отнесем в область увлеченности и рассеянности, столь свойственной великим гениям – как науки, так и литературы. Ведь недаром наиболее симпатичный его персонаж – это великий путаник (и земляк писателя!) Жак Паганель…

Комментарий культуролога и литературоведа

В эпоху постмодерна, пресыщенного и переполненного цинизмом, нам порой тяжело читать про чистых и светлых героев Жюля Верна, не имеющих ни единого изъяна, кроме желания хорошо поесть. Но мы не должны забывать, что основные свои произведения автор написал в самый расцвет викторианской эпохи в Англии, которая отчасти совпала с засильем на родине писателя режима Третьей Империи. Филистерство, свойственное буржуазному обществу Европы того времени, не могло не отразиться на прозе. Часто создается впечатление, что персонажи Верна – некие бесполые, благовоспитанные и начиненные по макушку всевозможными знаниями и умениями, непомерно трудолюбивые и титанически сильные существа. Порой это действительно раздражает, особенно когда это передано в слащавых советских кинематографических образах Герберта или Роберта Гранта – писклявому светлокудрому мальчику хочется пнуть под зад. Ежу понятно, что из подобных чистеньких херувимчиков никогда не выйдет настоящих мужчин. Но не будем забывать, что это был все-таки XIX в. со своими правилами приличия и цензурой, которая была жестче, чем при тоталитарных режимах последующего столетия.

С другой стороны, если сделать проекцию на чисто философское содержание романов Верна (а особенно на Таинственный остров как на кульминацию и вершину его творчества), то становится понятным, что по сути своей Жюль Верн – утопист и идеалист, наследник идей Платона и утопистов-социалистов, которые практически являлись его современниками. Фурье, Кабе, Оуэн – именно их идеи построения идеального общества в отдельно взятом месте и отражены в романе.

Платонизм тоже безусловно есть. Общество Верна, строящееся на острове из пяти человек и двух животных, все равно иерархично по своей сути и в полной мере отражает строение идеального государства древнего философа и его последователей-утопистов. Иерархия жесткая и безоговорочная. Инженер Смит и журналист Спиллет – это представители расы господ, мыслители, жестко определяющие политику и развитие мини-государства (безусловно не без влияния масонских идей); матрос Пенкроф – силовая структура, обеспечивающая их власть и безоговорочно поддерживающая все проекты господ. Наб – низшее сословие колонистов, их повар и трудяга, также беззаветно преданный своему господину Смиту. Жюль Верн относил себя к прогрессивным людям и потому не мог делать негра рабом, но все-таки разделял расовые предрассудки своей эпохи и потому отвел чернокожему колонисту самое низшее место в социальной пирамиде острова Линкольна. Герберт вроде бы вне игры, но понятно, что это – будущий господин, и Верн не скрывает этого. «Когда я умру, он заменит меня, – думал инженер».

В этом якобы идеальном, а на самом деле тоталитарном обществе, где все без исключения его члены подвергаются жесточайшей дисциплине и эксплуатации, где практически нет места индивидуальности и самовыражению, тем не менее есть и рабы и преступники. Рабы колонистов – это прирученные ими животные, над которыми довлеют Наб и надсмотрщики-рабы Топ и обезьяна Юп. Прочие населяющие остров существа – вне закона и рассматриваются лишь как объект охоты и нещадной эксплуатации. Ягуары и лисы подлежат уничтожению, и покорные воле Смита и Спиллета колонисты приводят свой план в осуществление. Тюленей убивают в огромных количествах ради их жира, прочих животных – ради мяса, которое потребляется колонистами в пантагрюэлевских количествах. Алчность пятерых людей воистину не имеет границ – каждая охота сопровождается гекатомбами убитых животных и птиц, при том, что кладовые Гранитного дворца и без того ломятся от еды, а птичий двор и свинарник надо постоянно перестраивать из-за увеличения поголовья домашних животных. По сути Жюль Верн (возможно сам того не осознавая) описал мечту XIX в. об идеале потребительского общества. Животные имеют ценность лишь с точки зрения описательной или кулинарной. К сожалению, общество эпохи Верна еще не дозрело до воззрений Альберта Швейцера о ценности любой жизни, а до написания замечательной притчи Оруэлла о восстании угнетенных животных оставался почти век.

Понятно, что в таком обществе должно быть месту и преступникам. И они находятся. Вначале это преступник раскаявшийся – уголовник Айртон, которого специально ради этого привозят с другого острова. Пенитенциарные методы Смита имеют действие, но исправившийся каторжник и пират все–таки не находит себе место в идеальном обществе как его полноценный член, и, подверженный унижениям со стороны силовых структур (Пенкрофа, который не церемонится с ним), занимает место ниже слуги-Наба и вынужден прозябать на скотном дворе. Безусловно – это образ раскаявшегося врага народа, который будет в полной мере раскрыт в замечательной антиутопии Оруэлла «1984». Айртон полюбил Старшего брата и полюбил безоговорочно.

Автору самому надоедает сусальность повествования, и он, ничтоже сумняшеся, прибегает к хрестоматийным заимствованиям из своих предшественникам по робинзонаде. Дефо не смог обойтись в своих произведениях без пиратов, и Верн тоже вводит их в повествование. Идеальному государству грозит гибель, но тут вмешивается введенный заботливой рукой автора Deux et machina (лат. – «Бог из машины». – прим. ред.) в образе капитана Немо. Это опять таки вызывает аллюзии с античной традицией. Эта традиция в произведении Верна неистребима и отчетливо прослеживается в полутрагическом финале когда в один прекрасный день и бедственную ночь остров Линкольна, как и платоновская Атлантида, погружается в океанские пучины… Видимо фантаст интуитивно понимал, что описанное им общество не столь идеально и хорошо. За безудержным потреблением и непомерной гордыней (а колонисты обуяны им в той же степени как и их полубожественный покровитель Немо) неизбежно следует расплата…

Ренарт ШАРИПОВ