Пожелание добра. Часть седьмая.

* * *

Хоть и важное там у них общество, да и не пристало гордому роду из красного угла к двери пересаживаться. Это я теперь, когда сам стал отцом, так думаю.

* * *

У каждой из нас – своя вера, у каждой веры – своя истина. Одной правдой мы обе жить не можем. Может, и права, да только на одну меня моей правды и хватает.

* * *

Как орешник цветет, я, конечно, так и не увидал. Но и тогда, и сейчас, когда пепел годов обсыпай мои черные прежде волосы, я верил, верю и буду верить: раз в году, в глухую полночь, темный орешник покрывается яркими цветами. А без этой веры моя жизнь утеряет что-то...

* * *

Вот придет праздник, и сразу на земле изменится. Будет как в сказке, которую рассказывала Старшая Мать: огонь с водой вместе сольются, волки с овцами перемешаются, одним стадом будут ходить, злые – добрыми, враги – друзьями станут. Я и радуюсь этому, и тревожусь. За овец боюсь. Как бы невзначай не перерезали их коварные волки. И за огонь страшусь. Как бы ненароком не залила его высокомерная вода. И за друзей душа мается. Как бы враги хитрость не замыслили, не погубили их...

* * *

В новой красивой одежде и настроение будто справным да нарядным становится.

* * *

Настоящий праздник, он только на улице и бывает. Если праздник в дому умещается, так это и не праздник, а так себе – праздничек.

* * *

В те тяжкие дни я до одной простой истины дошел: как в других смертях частичка и моей смерти была, так и в моей жизни доля жизни погибших осталась.

* * *

А я все иду, все иду. Но чем дальше ухожу, тем чаще назад оглядываюсь; к напевам, звукам, в далях заблудившимся, но в памяти сохранившимся, прислушиваюсь. Они-то порой и звучат как голос совести. Удивительно.

* * *

И сороке свое дитя – единственное, и в ней душа бьется. У всего душа есть – у деревьев, у камня, у каждой травинки, видишь, как она вверх тянется, даже самая маленькая.

* * *

Дескать, давным-давно это было, решил один старик сыну невесту хорошую приискать. Сгреб он тогда своего уже в рост вымахавшего парня, говорят, и выволок на тропинку, где девушки по воду ходят. Завидел старик, что идут девушки, и принялся сына камчой охаживать. Одна из девушек и спрашивает:

– За что сына бьешь, бабай?

– Подскажешь – понимает, прикажешь – исполняет. За то и бью, – сказал старик.

Рассмеялись девушки:

– Вот глупый старик!.. Такого хорошего парня лупит. – Сказали и дальше пошли.

Потом еще одна девушка показалась, идет, задумавшись о чем-то. Старик опять за свою камчу взялся.

– За что сына бьешь, бабай? – спросила и эта.

– Подскажешь – понимает, прикажешь – исполняет.

– Крепче, старик, бей, хлещи, чтоб до нутра прожгло. Пора уже твоему сыну без подсказки понимать, без приказу исполнять, – сказала так девушка и дальше пошла. И в тот же день старик к этой девушке сватов направил.

…Вернулись сваты и такую весть принесли: «Несуразная какая-то девица оказалась – в делах ладу, в словах аду нет. Да и вся родня подозрительна. Словом, о намерениях своих мы промолчали, так и домой пошли». Но старик все же велел старшему свату все, что видели-слышали, обстоятельно, слово в слово рассказать.

«Когда мы в дом вошли, девушка одна была... – начал старший сват. – На вопрос: «Где твой отец?» – девушка ответила: «Из друга врага делать пошел». – «А мать где?» – спросили мы. «Из одного двоих делать пошла», – говорит она. Пока мы так переговаривались, она в большую миску суп налила и перед нами поставила. Заглянули, там сумар густо плавает... Ну, попили-поели мы, ложки положили, стены оглядели. Видим, сруб-то у них из толстенных бревен срублен. «Тяжело, наверное, было такие большие бревна из лесу таскать? – спросили мы. – Сколь бревен сраз тянули?» – «Пока лошади худы да немощны были – по три, а то и по четыре. Когда чуть подправились, пришлось по два только накладывать. А уж когда совсем раздобрели кони – одно еле волокли, а то на полпути сваливали», – так нам разъяснила бестолковая девица. С тем мы и ушли. Остальное уж сам решай, – закончил старший сват. – Вот и все ее слова, нескладные да несуразные».

«Эх вы, послы, недотепы, – сказал отец того джигита. – Слово тоже, как кость, разгрызть надо и жир высосать. Вы же кость только облизали. Поучила девушка уму-разуму вас! Отец-то у нее к другу пошел просить, чтобы долг вернул, мать к роженице пошла дитя принимать. А что про бревна говорила, так это не бревна, а сумар, который вы ели. Поначалу голодные, вы набросились на сумар и, наверное, по три-четыре враз в ложку нагребали. Немного наевшись, вы уже поменьше тянули, а потом и одного осилить не могли, навар только хлебали. Так было?»

«Так и было», – вздохнули сваты и пошли восвояси.

Старик сам назавтра пошел в дом девушки, все уладил, обо всем договорился.

* * *

А ты человека не обижай. Людское проклятье коснется, и в могиле покоя не найдешь.

* * *

Нет большего несчастья, чем между отцом и сыном вражда.

* * *

Надежда разбитая не заживет, да обида от ближнего не пройдет…

* * *

Шаткому опора нужна, одинокому в друге нужда.