Битва с языком

Так вот, согласно Бродскому, «С одинаковым успехом можно сказать, что он заводит русский язык в смысловой тупик или – что точнее – обнаруживает тупиковую философию в самом языке». И далее: «Платонов говорит о нации, ставшей в некотором роде жертвой своего языка, а точнее -- о самом языке, оказавшемся способным породить фиктивный мир и впавшем от него в грамматическую зависимость». Речь, по мнению Бродского, идет «о зависимости писателя от самой синтетической (точнее: не-аналитической) сущности русского языка, обусловившей -- зачастую за счет чисто фонетических аллюзий – возникновение понятий, лишенных какого бы то ни было реального содержания».

Инвективы Бродского, разумеется, абсурдны. Нет языка изначально «хорошего» или «плохого», «красивого» или «некрасивого» - как и полностью аналитического или полностью синтетического. Напомню вкратце суть этого разделения – в синтетических языках грамматическое значение образуется в слове (склонение, спряжение – с помощью окончаний). В аналитических – за пределами слова (с помощью предлогов, например). Скажем, в русском языке мы существительные склоняем, а в английском можно понять смысл предложения из употребляемых предлогов ну и, например, из порядка слов.

В каждом из типов языков есть черты, роднящие его с другой группой. Ну и кстати - самый низкий индекс синтетичности по индексу Дж.Гринберга имеет вьетнамский язык. Английскому до него далеко!

Собственно, из условного отнесения языка к той или иной группе по чисто лингвистическим признакам делать выводы о его смысловых свойствах – крайне сомнительная затея. Все равно как из расовых признаков человека делать выводы о его интеллекте и свойствах характера…. Поэтому вывод о том, что синтетичность русского языка прямо связана с «возникновением понятий, лишенных содержания» недоказуем в принципе.

Но важна сама точка зрения: по Бродскому, Платонов доводит все существующие черты и складки нашего языка до верхних пределов, до абсурда. Язык его прозы – это концентрированный, «сгущенный» русский язык; платоновские языковые изыски есть лабораторная работа, по «выпариванию» нашей языковой эссенции. И эссенция это, по Бродскому, ужасна. От этого и поражающий нас, читателей, эффект.

Платонов якобы демонстрирует злокозненность русского языка, его изначальную манипулятивность. Подчеркну: речь идет именно о русском, прочие языки, очевидно, такой болезнью не болеют.

Сорок пять лет спустя нападки Бродского на русский язык получили поддержку от американского филолога Михаила Эпштейна. Он предлагает, ни много ни мало, радикально изменить нашу грамматику – будучи недовольным тем, же, чем и Бродский. «Русский язык и так избыточно синтетичен, т.е. передает грамматические значения морфологическим средствами, меняя форму слова (склонение, спряжение), тогда как основные европейские языки давно уже движутся по пути аналитизма, перекладывая решение формальных вопросов на грамматику. Например, используя предлоги вместо падежных окончаний. Увы, российский подход идентичен в политике и в языке: ручное управление вместо выстраивания системы, которая работает сама по себе».

Понятно, что отстали мы от просвещенной Европы, вот и с демократией проблемы – а все из-за языка. Эпштейн далее предлагает избавиться от тоталитарных склонений и спряжений, приводя в пример, разумеется, английский: «слово "chair" обозначает и собственно стул, и председателя, кем бы он ни был: мужчиной или женщиной. И никто не путает этих значений, поскольку они четко проясняются из контекста. Никто не воспримет "chair" в подписи или резюме как обозначение стула, а половая принадлежность выясняется из имени».

В итоге фраза «Платонов был автором романов» будет звучать примерно так «Платонов делал роман-авт». Пожалуй, это куда радикальнее опытов самого Платонова.

Слава Богу, что к такому «языковому расизму» автор «Чевенгура» точно не имеет ни малейшего отношения.

Михаил ГУНДАРИН