Человек и земля: наше будущее

Современный человек не имеет права ошибиться в выборе дальнейшего пути, ибо именно от этого выбора зависит, на наш взгляд, будущее нашей планеты, как ни пафосно это звучит в данный момент.

При этом стержень всех проблем, с которыми столкнулось человечество, заключается во внутреннем разладе с реальным миром – миром, который человек в значительной степени создал сам и который развивается так стремительно, что человек уже не поспевает за своим творением. Подчинить себе мир и пытаться им управлять при отсутствии умения управлять собой – слишком смелая задача, опрометчиво возложенная человеком на свои плечи. В этом и заключаются причины всевозможных кризисов, обрушившихся на род земной в последнее время. Поэтому выход из глубокого кризиса необходимо искать в самом человеке, в коренной трансформации внутреннего мира, своего рода ценностной революции.

В чем же предыстория этого самого кризиса, приобретшего сегодня очевидно массовый характер? Ясно, что всякий такого рода культурный декаданс связан с распадом устоявшейся картины мира и отсутствием новой, адекватной меняющимся биосферным и социальным реалиям. Что является в наши дни такой распадающейся парадигмой и каковы исторические обстоятельства ее распада – вопросы, на которые мы пытаемся ответить ниже.

Центральной идеей, формирующей мировоззрение человека европейской цивилизации, на протяжении последних примерно ста пятидесяти лет являлась идея прогресса. При этом в устоявшемся понимании «прогресс» отождествляется с бесконечным ростом и удовлетворением потребностей человеческого индивида как существа материалистического. Иначе говоря, прогресс есть прежде всего социально-экономический процесс, постоянно повышающий комфорт эмпирического бытия человека. Действительность окружает его искусственной средой, сводящей к минимуму физические усилия: человек пребывает в оптимальных температурных условиях, его питание становится все более разнообразным и калорийным, организм ограждается от болезней, совершенствующиеся технические приспособления выполняют за него все большую и большую часть рутинных действий…

Очень характерно, что данная концепция прогресса действовала одинаково во враждующих идеологических системах. Одна из них говорила о «демократии, процветании и свободном рынке», другая о «всемерном росте благосостояния советского народа» – что являло собой разные вариации одного управленческого приема. Действительно, прогресс оказался для власть имущих очень эффективной стратегией социального менеджмента, настолько эффективной, что из средства превратился в цель. Изначально творцами теории прогресса подразумевалось, что развитие прежде всего науки и техники, освободив человека от рабства тяжелого вынужденного труда, откроет перед ним простор для творческого, духовного совершенствования. Собственно, подобные заявления слышны и сегодня: дайте человеку вдоволь хлеба и зрелищ, и он будет созидать справедливый, счастливый мир; но ясно, что сейчас эти сентенции либо неискренни, либо, мягко говоря, наивны. В действительности, потребляя хлеб и зрелища, общество хочет хлеба больше, а зрелищ веселее, потом еще больше и еще веселее… и так бесконечно.

Бесконечный бег за суррогатами счастья используется как рецепт социальной стабильности: если власть окружает рядового гражданина все более изысканным материальным комфортом, то это является наилучшей гарантией лояльности со стороны большинства граждан. В результате исторического развития человек пришел к выводу, что оптимальным вектором роста его возможностей и потенций, а следовательно, и материального комфорта является развитие науки и техники, – примерно к середине XIX века это стало общепризнанной аксиомой.

Однако государства, взявшие на вооружение данную модель стабильности, сделались ее заложниками: однажды включившись, эта система оказалась способной работать исключительно «на повышение». Стабильность обеспечивается только ростом потребления и телесных удовольствий, который не безграничен. Но массам до того дела нет: они привыкли, что социально-экономическая среда постоянно делает их быт приятнее, комфортнее; к этому все привыкают мгновенно, а отвыкать не хочет никто. И власть прекрасно понимает, что снижение уровня материальной жизни чревато не просто неприятностями – это может означать конец ее самой. Поэтому она вынуждена стимулировать пресловутый прогресс, стараясь не представлять себе то, чем это может кончиться.

Но есть еще одно обстоятельство. Научно-технический прогресс в сложившейся во второй половине XIX века геополитической ситуации стал совершенно необходимым фактором выживания государства. Прогрессируй, или будешь уничтожен, – эта жесткая дилемма во весь рост встала перед руководством разных стран мира после австро-прусской войны 1866 года и франко-прусской войны 1870–71 годов, где Австрия и Франция, чьи солдаты и офицеры были не хуже пруссаков, оказались бессильны перед превосходным техническим оснащением прусской армии. Именно тогда и началась колоссальная гонка вооружений, продолжающаяся и по сей день. Существует точка зрения, согласно которой вообще весь научно-технический прогресс последних столетий продиктован сугубо военными целями; данное мнение является не бесспорным, но и не беспочвенным.

Итак, обстоятельства внешней и внутренней политики вынуждали и вынуждают властные элиты двигаться по пути, в конце концов ведущему в тупик. Правда, этот путь не осознается как тупиковый, и, соответственно, не предлагаются какие-либо пути выхода из тупика. Вообще цивилизационное перенапряжение, вызванное прогрессом, оказывается возможным «снять» двумя способами: сознательным снижением уровня материального потребления и комфорта масс (но очевидно, что никакая власть никогда на это не решится, так как в сложившихся условиях это для нее равносильно самоубийству) либо посредством катастрофы, физически уничтожающей большую часть потребителей комфорта либо претендующих на это. Конечно, эти строки могут показаться циничными. Но это не цинизм, это в некотором роде отсутствие лицемерия. Именно такое несчастье постигло человечество в начале XX века, когда ни власть имущие, ни тем более рядовые граждане, по-видимому, не имели никакого представления о «цивилизационном перегреве» – следствии прогресса – и оказались совершенно не готовы к этому.

Справедливости ради нужно заметить, что отдельные проницательные мыслители предупреждали о страшных последствиях такого «перегрева» задолго до него – но толком услышаны не были. И практически вся первая половина XX столетия (конкретно: годы 1914–1945) стала единой суперкатастрофой человечества. Но и после того как в 1945 году катастрофа вроде бы завершилась, человечество вернулось на порочный круг, не сумев выйти из ситуации геополитической вражды, – что, в свою очередь, потребовало оперативного решения проблемы социальной стабильности внутри враждующих блоков. Таким решением, естественно, стало увеличение материального потребления. Западный блок с этой задачей справился успешно, Восточный не справился и, признав свое банкротство, постарался воспринять западную социально-экономическую систему, также, по сути, тупиковую.

Невиданный «цивилизационый сброс» 1914–1945 годов оставил человечеству объемный резерв для дальнейшего экстенсивного развития, но пределы его – экологические, демографические – видны сегодня отчетливо. Этот резерв еще может какое-то время сохраняться, однако  ешить проблему, конечно, не в состоянии. Принципиально и в XXI столетии все остается по-прежнему: общество, привыкшее к прогрессу, требует роста доходов, благ и удобств, а правительства вынуждены удовлетворять эти требования.

Современная международная политика продолжает сохранять худшие архаичные черты. Государства не доверяют одно другому, интригуют, лгут и продолжают вооружаться – примерно так же, как в XIX веке, после которого человечество пережило чудовищный коллапс. Но тогда о том не ведали и, соответственно, не думали; сейчас не думать невозможно. Трудно избавиться от мысли, что идеи «управляемой катастрофы» или перманентной нищеты «третьего мира», ограничивающей доступ большинства землян к царству достатка, не муссируются в различных властных кругах. В сложившихся условиях данные сценарии могут представляться единственно действенным методом «перезагрузки» человечества.

Но ведь нравственные законы действуют в нашем мире столь же неотвратимо, хотя и не столь очевидно, как законы физической природы. Каким бы ни было творимое человеком зло – прямым, косвенным, вынужденным, завуалированным ложно-моралистическими оправданиями, оно остается злом, и за него неизбежно следует расплата. Желание решить свои проблемы за счет других рано или поздно обернется против самих желающих, и грянет День гнева – даже если они считают, что каким-то хитроумным образом сумеют избежать его.

Сложившаяся на базе идеологемы прогресса картина мира неадекватна современным биосферным и социальным реалиям. Мир ждет ценностной революции, поскольку разного рода кризисы, скачки и перемены в дальнейшем могут лишь набирать скорость, наращивать способность к дальнейшим мутациям. И идеи подвержены кризисам! Этой участи не избежала и идея прогресса.

Разрушение ценностной структуры влияет на все без исключения стороны жизни. Однако современную ситуацию все же нельзя охарактеризовать как полное разрушение ценностной системы; в настоящее время точнее вести речь о некоем образовании, которое, в значительной мере утратив структуру, все же сохраняет определенную целостность. Постмодернистская философия для характеристики подобных полуаморфных образований употребляет понятие «ризома». Отсутствие единого центра, ценностного ядра, равновесия, но при этом наличие определенного организационного порядка и креативной подвижности – вот ее существенные черты… Сегодня, однако, еще остались время и ресурсы, необходимые для того, чтобы поддержать пошатнувшийся ценностный иммунитет, причем сделать это следует безотлагательно, иначе общество окажется бессильной жертвой ценностного хаоса. Именно сегодня люди нуждаются в надежном аксиологическом иммунитете. Ценности сами собой не восстанавливаются – как и во всем культурном строительстве, здесь не обойтись без сознательной творческой воли определенных членов общества. Дальнейшая же деструкция грозит окончательно нивелировать и разрушить нас как уникальное культурное сообщество. Общество, как и отдельный человек, жизненно нуждается в целенаправленном воспитании. Необходимы более эффективные правила социальной игры, иные формы социального общежития, иная этика, иная онтология.

Возможно ли, по гегелевскому закону отрицания отрицания, возвращение к философскому геоцентризму, к осознанию того, что Земля не одно из рядовых космических тел, на котором в силу стечения каких-то обстоятельств возникла и удержалась жизнь, – но уникальный пространственно-временной объект? Да, возможно, если перейти к восприятию биосферы как пространства-времени особого качества. Планета Земля столь разительно отличается от всего космоса именно потому, что феномен, именуемый «жизнь», есть пространство-время радикально более сложной структуры, обладающее большим количеством и, вероятно, качеством измерений (правда, значительная часть этих измерений пребывает для современного человека в скрытом состоянии). При таком подходе биосферу Земли следует рассматривать как поверхность многомерного пространства-времени, потенциальный выход в «живой космос», суперойкумену. Но открытие этих возможностей в биосфере и в самом человеке зависит от переосмысления биосферы и ноосферы, приводящего к осознанию Земли метафизическим полюсом мироздания, и от принятия людьми этических императивов, распространяющих правила морали на биосферу.

Итак, ключевая фраза – необходима иная этика, иная онтология! Ясно, что идеология прогресса, потребления изжила себя, стала губительной для человечества – хотя это вовсе не значит, что она изначально была негативной. Она, очевидно, соответствовала своему времени, в котором отвечала оптимальному характеру развития человечества. Но сейчас она стала анахронизмом – а человечество все еще живет в ее парадигме. Главная задача для современного человека – определить эту новую этику, ценностную картину мироздания. Основой такой обновленной ценностной парадигмы должна служить идея нового «геоцентризма», суть которой заключается в том, что человек и Земля как единый пространственно-временной континуум должны стать ценностным ядром обновленного мировоззрения. Наши основные усилия необходимо сконцентрировать на развитии в человеке душевных способностей и желания управлять миром, прежде всего собой. Если человек найдет в себе силы совершить кардинальную переоценку ценностей, то перед ним откроется широкое поле возможностей для решения тех проблем, которые проявились в современном нам обществе.