Уроки словесности

Начало сентября 1947 года в Первоуральске было солнечным и тихим. Мы пришли в восьмой класс и обменивались впечатлениями о прошедшем лете. Я немного задавался, чувствовал себя слегка повзрослевшим, так как три летних месяца отработал в топографическом отряде «Свердоблпроекта», занимавшегося съемкой нашего поселка Динас. Я заработал 1500 рублей и, главное, поддержал семью рабочей продовольственной карточкой. Отец болел силикозом и этим летом уезжал на курорт в Крым. Возвращаясь, он привез нам чемодан фруктов.

В школе нас ждала приятная весть: уроки литературы нам будет давать Иван Михайлович Гладильщиков. Пошедший год он сильно болел. В 1946 году, к сорокалетию учительской деятельности, ему было присвоено звание «Народный учитель РСФСР». Он был для нас человеком-легендой. Закончив мореходку, дослужился до штурмана на одном из кораблей Балтийского флота. Но политическая обстановка в России круто изменила его судьбу. Кто-то из кружковцев убедил его, человека образованного, послужить народу на ниве просвещения. В 1904 году жандармы обложили кружок смутьянов и начали отслеживать его связи. Однако Ивану Михайловичу удалось пробраться в Кронштадт, где старые товарищи спрятали его на корабле и увезли во Владивосток. Затем он перебрался на Камчатку и до 1918 года работал там учителем…

У нас при школе были лошадь, летняя пролетка и зимняя кошевка. Завхоз привозил Ивана Михайловича к нам на уроки и отвозил обратно домой.

Иван Михайлович к этому времени был сухоньким невысоким старичком с седой головой, прокуренными усами, добрыми голубыми глазами и, к сожалению, уже потухшим голосом. Но интеллект и чувства его были на высоте. Иногда он взрывался, сердился на нас, но как-то весело поблескивая глазами.

«Ну, что ж, ребятки, давайте заниматься русской словесностью», – сказал он на первом уроке и стал рассказывать нам о тайнах летописи «Слово о полку Игореве».

Потом прочитал в подлинном звучании отрывок: «Не лепо ли ны бяшет братие начати старыми словесы трудных повестей о плку Игореве…». Мы, затаив дыхание, слушали.

На перемене мальчишки заговорили, что вдруг почувствовали себя воинами в доспехах, которые едут отомстить за сожженные села, за угнанных в плен матерей и сестер. А девочки представили себя женами и подругами воинов, с болью и надеждой ждущих их возвращения, конечно, с победой.

Класс у нас был сильный, было и несколько отличников…

На втором уроке Иван Михайлович устроил нам проверочный диктант.

«Давайте, ребятки, посмотрим на вашу грамотность», – и начал диктовать «Подъем на Гуд-гору» из лермонтовского «Героя нашего времени». Читал он монотонно, не выделяя голосом знаки препинания, как мы привыкли слышать в исполнении прежней нашей учительницы.

На следующий урок Иван Михайлович пришел расстроенный, положил пачку наших тетрадей и сказал: «Что же вы, ребятки, мне написали? Ну, ладно, будем работать!». Нам всем было стыдно, как Валерию Чкалову после упрека Сталина, и мы принялись за учебу уже не по-детски.

Иван Михайлович не ограничивался программой и делал нам иногда обзоры развития русской литературы, интересовался кругом нашего чтения, давал советы. После Нового года он раздал нам темы сочинений – каждому свою. Мне достался «Витязь в тигровой шкуре». Я сделал попытку написать сочинение в стихах, и это вызвало его одобрение. Кто-то из девочек насмешил нас, написав в сочинении по «Евгению Онегину» фразу: «Татьяна любила природу и часто ходила на двор». Она потом вошла в сборник анекдотов по школьным сочинениям. Мы стали много читать и как-то быстро взрослеть. Появились вопросы о том, почему был «золотой век» русской литературы, как пришел «серебряный век» с плеядой громких имен поэтов и прозаиков? Почему в наше время мало выдающихся писателей? Иван Михайлович объяснял нам неразрывную связь литературы с развитием общества, но, увы, и он не мог говорить все. Так, книгу Есенина я впервые держал в руках после окончания института, когда уже работал в Ивделе, а Гумилева, Пастернака, Мандельштама – в конце 70-х годов.

Однажды наш соученик Юра Левченко, смущаясь, рассказал нам, что случайно оказался с Иваном Михайловичем в общественной бане и увидел у него на груди татуировку – Христос, распятый на кресте. Видимо, это было пожизненное наследие юности, связанное с морской службой.

Мы все успешно сдали экзамены, а летом Ивана Михайловича не стало. Изредка кто-либо из нас забегал к его безутешной вдове Екатерине Дмитриевне. На редких встречах с соучениками всегда было приятно вспомнить своих наставников. Нам повезло: у нас еще было много интересных самоотверженных учителей, старых и молодых.

В 9-м классе литературу нам стала преподавать Фаина Петровна Хазанова – выпускница Свердловского педагогического института. Сразу почувствовалась тяжелая нагрузка программы: Гоголь, Белинский, Добролюбов, Чернышевский, Некрасов, Толстой, Чехов, Горький... К каждому уроку надо было прочитывать до двухсот страниц. Класс у нас был маленький – 17 человек, то есть опрос был почти на каждом уроке. И все-таки мы притерпелись, выдержали, не согнулись. А после Нового года Фаина Петровна даже занялась с нами драматургией – мы стали репетировать 4-е действие пьесы Горького «На дне». Весной устроили большой концерт в Доме техники Динасового завода для рабочих и интеллигенции. Кроме пьесы, ученики нашего класса читали «Девушку и смерть», «Город Желтого дьявола», «Песню о Соколе», «Песню о Буревестнике». И нам приятно было слушать долгие аплодисменты за свой труд. Я помню также, что школа всегда вела шефство над каждой предвыборной кампанией.

В юности нам привили активную жизненную позицию, и мы благодарны за это нашим учителям-словесникам.

В наше время, когда нет жесткой всеобщей цензуры, учителю-словеснику стало работать легче, и от его умения и самоотдачи зависит не только грамотность будущего поколения, но и его мировоззрение.

Сам же учитель вправе рассчитывать на бережное отношение общества и государства и соответствующую оценку своего труда.