Гримасы постмодерна

Постмодерн неминуемо зацепит и нас, и, думается, чем позже он это сделает, тем хуже для нас: страна, позже других овладевшая новыми технологиями, неминуемо окажется в числе отстающих, а то и настолько слабой, что с ней вообще никто считаться не будет. В случае же с Россией, обладающей значительной частью мировых ресурсов, это чревато тотальной политической катастрофой.

Обычно постмодерн связывают с развитием инновационных технологий, нанотехники и так далее. Но мы остановимся на «темных» сторонах наступающей эпохи.

Ученые-оптимисты исходят из того, что постмодерн – проявление прогресса, луч света в темном царстве нынешнего застоя. Однако исторический опыт показывает, что судьба подобных надежд обычно подобна судьбе благих намерений, которыми, как известно, вымощена некая дорога.

Наиболее ярким проявлением постмодерна считается общество Японии и США. Действительно, львиная доля населения этих стран занята в сфере обслуживания и информационных технологий. Добывающая, перерабатывающая и производящая промышленность вынесены из этих стран на территорию тех, которые в советское время принято было называть «развивающимися», – по причине дешевизны тамошней рабочей силы и оптимальных климатических условий, не требующих больших затрат на содержание и отопление зданий.

Однако система выноса производства в страны, где рабочая сила дешевле, а население не жалко (поскольку оно не такое, как в метрополии, а значит, как бы и не совсем люди), очень уж напоминает колониальную систему. Особенно это заметно на примере одной ТНК, производящей бытовую электронику. В сборочных цехах китайских филиалов работают только нагие женщины – одежда накапливает статическое электричество, которое может повлиять на собираемые схемы. Сборка производится вручную, что роднит этот «постмодерн» с подневольным трудом негров на плантациях Виргинии XIX века.

В капиталистическом (или, как сейчас принято обтекаемо выражаться, «рыночном») обществе постмодерн может привести не к процветанию, а только к еще большей дифференциации населения страны (а в совокупности с неизбежной глобализацией – и всей планеты). Ибо западная модель постмодерна предполагает господство так называемого «золотого миллиарда», который просто не будет иметь отечества, зато станет в высшей степени мобилен и будет пользоваться всеми предоставляемыми постмодернистским общество благами. Эта модель предполагает существование некоего слоя людей, занятых в информационных процессах и службах сервиса, причем считается, что этих людей в данной стране будет большинство. Производство же предполагается вынести в третьи страны. Именно население третьих стран и будет платить за процветание «золотого миллиарда» и постмодернистского общества. Как именно оно будет за это платить, неоднократно отражено в фантастических книгах и фильмах жанра «киберпанк», где высочайшие технологии, с нынешних позиций подобные магии, соседствуют с крайней нищетой тех, кто в этих высоких технологиях не задействован. Причем для героев подобная картина мира является нормальным явлением, зачастую они и не замечают не только этой самой нищеты, но и непосредственных ее носителей.

И подобную картину в первом приближении уже можно наблюдать в нашей повседневной жизни. Человек традиционного сознания, будучи ввергнут в нищету, на добытые деньги в первую очередь покупает еду. Человек с расщепленным постмодерном сознанием – алкоголь или мобильный телефон. Нищие деревенские семьи вместо того, чтобы лишний раз накормить детей, покупают в кредит DVD-плееры или навороченные компьютеры. Дети, не умеющие грамотно писать и не обладающие достаточными практическими и теоретическими знаниями ни в одной области, свободно общаются в Интернете. В чем причина? В преобладании гедонических (наслажденческих) целей над витальными (жизнеобеспечивающими), характерном для рыночного общества.

Еще одна примета наступающего постмодерна – ослабление и утрата страха смерти, причем не только чужой смерти, но и своей. Особенно это характерно для молодежи, которая воспитывается на компьютерных играх, где смерть неокончательна. Перезагрузка – и ты продолжаешь крушить монстров или вражеских солдат, лица которых неотчетливы, а значит, они и нереальны. В свете этого страшным лицом оборачивается прогноз братьев Стругацких о приходе новой человеческой формации – homo ludens, людей играющих, тех, для кого любое событие в их жизни – всего лишь элемент какой-то тотальной игры. А поэтому нет и не может быть места для каких-то душевных привязанностей и морально-этических ценностей, важных для обычного человека. В этом плане показателен пример замечательного фильма «Новая полицейская история» о банде юных отморозков, воспитанных на компьютерных играх и не щадящих ни чужой, ни своей жизни, но страшащихся наказания со стороны родителей. Жестокость и антиэтичность homo ludens здесь сочетаются с их четко выраженным социальным инфантилизмом.

Смерть – необходимый элемент постмодерна, отсюда и неизбежный культ смерти, и рост суицидов, и популярность движений готов и эмо, где находят свое прибежище те, кто не видит своей реализации в окружающей действительности. Их вкусы и запросы воспитаны телевидением и красивой светской жизнью, а реальность бьет их по голове железным кулаком безработицы, коррупции, платного образования, нищеты и неустроенности.

Огромную роль в обществе постмодерна играют СМИ. Человек постмодернистского общества часто с большим доверием воспринимает информацию, полученную с телеэкрана или из Интернета, нежели из окружающей действительности, заменяя себе реальную информацию яркой картинкой чужой красивой жизни. Суждения в таких случаях просты: «Почему ты мне не веришь? Это по телевизору сказали! Телевизор не врет!» Ох, ребятки, еще как врет-то…

Опять же, приметы этого можно видеть на каждом шагу. В 90-е годы миллионы людей стали жертвами «МММ». Рекламную кампанию этой пирамиды легально раскручивало ТВ. И тем не менее все те же миллионы одураченных продолжают свято верить, что «телевизор не врет». Видим вокруг себя тотальный развал хозяйства в государственном масштабе – но верим бодрым заверениям телеведущих во главе с телепрезидентом о том, что экономика на подъеме. В бюджетной сфере – сокращения под сладкие слова о новой системе оплаты труда, которая даст возможность плодотворно и высокооплачиваемо трудиться. Сокращаемые же бюджетники свято верят именно этим заверениям, а в том, что их сократили, обвиняют некие неосязаемые силы: «Во чего творят!» А спросишь, кто творит, – теряются. И продолжают верить в то, что «это временно» и «их не коснется».

Огромную опасность подобная ситуация представляет для традиционных обществ, к которым принадлежит и Россия. В них очень сильно доверие к власти и СМИ, которые выражают в основном именно мнение этой власти. И для традиционного общества постмодерн с огромной степенью вероятности может обернуться тоталитаризмом. Причем не тем тоталитаризмом, под которым советские диссиденты подразумевали сталинский режим, а стократ более страшным – тем, которым пугали нас Замятин, Хаксли, Оруэлл и Стругацкие. Причем запреты и предписания мы с вами, читатель, будем соблюдать добровольно, по предписанным нам с телеэкрана рецептам.

Статьи такого рода принято заканчивать оптимистическим поучением «как надо» противостоять разного рода напастям. Я этого не сделаю. Потому что не знаю лекарства от «чумы постмодерна», которую считаю неизбежной. Честно говоря, мне страшно, – и все же хочется верить в лучшее…