Некто в красном и остальные

2. Поясню почему — на примере рецензируемой книги. Это, конечно, ни разу не роман. Жанровое обозначение «эссе» слишком аморфно, им у нас обозначаются и заметки путешествующих домохозяек в стиле «как я провела лето», и велеречивые рассуждения «о том, чего не понимаю» (особенно о литературе). Попытки написания «больших эссе» (как раз а-ля Барнс и прочие в его традиции) оборачиваются какой-то хлестаковщиной - «я и остальные великие». Яркий пример — попавшее в шорт-лист «Большой книги» сочинение Алексея Макушинского «Предместья мысли».

3. У Барнса крайне дисциплинированный текст, в котором все рассчитано по дюймам. Есть нерв. Есть лирика. Есть верный расчет. Эпоха дана через биографии ее ярчайших представителей, известных и малоизвестных широкой публике. В том числе и заглавного героя — знаменитого французского врача (по женским болезням преимущественно) и «человека тусовки» Самуэля Поцци. Кто не знает Поцци, почти наверняка видел его портрет в красном, работы знаменитого Джона Сарджента (тоже героя того времени). Много скандальных фактов и о Поцци, и о легендарном "декаденте" графе де Монтескью, и о, например, Оскаре Уайльде. При этом франкофил Барнс больше пишет о французах, чем об англичанах — впрочем, регулярно проводя сравнения двух великих держав того времени по самым разным параметрам.

4. Конечно, здесь полно интереснейшей информации о времени рубежа девятнадцатого-двадцатого. Мы привыкли относиться к нему несколько иронично, считать образцом пошлости, кича (главная ассоциация и олицетворение времени для отечественного читателя - Мопассан). Барнс деликатно спорит с этим, находя и показывая много такого, что и занимательно, и актуально сегодня. Вот ведь я о чем: книга Барнса — это не разлюли-малина обо всем на свете, а особо о себе любимом, нет, это ИССЛЕДОВАНИЕ, имеющее и цели, и задачи. А что они не изложены прямо (хотя отчасти и изложены) — так это еще и лучше в плане привлечения внимания читателей. (Хорошо, что издательство снабдило книгу примечаниями). Ну и конечно, интересной широкому читателю эту книгу делает не только и не столько познавательный элемент, сколько фирменная, джентльменская ирония Барнса, которую не украдешь и не воспитаешь в себе.

5. При мер текста (отмечу хорошую работу переводчика — Е.Петровой). Одна из многих деталей эпохи. «Трудно вообразить Оскара Уайльда на дуэли: он бы, несомненно, назвал дуэль «вульгарным» занятием. Да и Суинберн тоже; и Томас Гарди; даже журналист-агитатор У. Т. Стед сказал бы то же самое. В Англии дуэли вышли из моды еще в тридцатых годах XIX века. А вот во Франции – невзирая на презрительное отношение к ним Мопассана – ничуть не бывало. Складывается такое впечатление, что, будь вы автором веселых рассказов или декадентских стихотворений, вам бы не верилось, что можно обойтись одними лишь словами, что они способны и, более того, должны решать все противоречия. Как заявлял Уистлер, дружба – это только этап на пути к ссоре; тогда язвительный газетный абзац мог быть этапом на пути к загородной встрече с участием квартета из секундантов, стоящего наготове врача и затаившегося где-нибудь под мостом – на самый крайний случай – священника».

РЕЗЮМЕ: Книга Барнса не только не роман, но и вообще не проза в русском понимании. Я бы отнес ее к исторической публицистике. Мне интереснее читать все же барнсовскую прозу, с вымышленными героями и сконструированными ситуациями. Да и то - вершиной для меня все же является необычный для автора роман (ну, не то, чтобы роман…) «История мира в 10 ½ главах». А новую книгу я бы порекомендовал тем, кто ценит старые в том же ключе — например, «Попугая Флобера», который составляет с этим трудом своеобразную дилогию.